«Она говорит совсем как Эльбена,— подумал Астамир.— Похоже, правда, что все женщины одинаковы»,— пришел он к неутешительному выводу и промолчал, не отвечая на слова Сони.
— Тебе от меня нужно только одно,— взволнованно продолжала Соня,— мое тело! Я сталкивалась с этим уже столько раз,— усмехнулась она.— Бы, мужчины, если перед вами не жена или рабыня, которые обязаны удовлетворять вашу похоть, чего только не придумаете, чтобы овладеть женщиной, которая свободна! Так ведь? — повернулась она к Кантенфласу, стоявшему чуть в стороне от них.
Тот только хмыкнул в ответ.
— Но я же не бросился на тебя тогда…— принялся оправдываться Астамир.
— Достать не мог! — выкрикнула девушка.— Иначе поступил бы как все!
— Ты не права,— мрачно ответил генах.
Соня внезапно умолкла, вспомнив их встречу: пожалуй, она несколько перегнула палку в своих обличениях мужского пола.
— Ладно,— смутилась она.— Будем считать, что я всего этого не говорила. Забудь, и поехали с нами на реку.
Астамир, махнув рукой, дал понять, что согласен; трое друзей вскочили на лошадей и отправились за стены города. Спустившись по дороге с холма, они очутились около реки. Здесь они сбросили одежду и купались до тех пор, пока холод не выгнал их на берег. Соня разделась чуть в стороне от мужчин, там, где на излучине реки ее прикрывал кустарник. Потом они завернулись в плащи, чтобы обсохнуть. Астамир все еще сохранял обиженный вид. Обсохнув, девушка быстро оделась и, вскочив на коня, поднялась к тому месту, где лежало тело убитого пленника. Она взглянула на рану от своей стрелы и вернулась назад к реке. Генах, стоя на коленях, держал ладони в струях воды. Когда он встал, то объяснил, что молился повелителям рек в благодарность за то, что выжил в ночном сражении.
— Харганы не благодарят реки, но для меня было бы сейчас постыдным не обратиться к ним. Эта река впадает в великую Громовую, которая забирает наши тела из лона земли, когда мы умираем, и несет их к Киммерийским горам.— Он некоторое время, не отрываясь, смотрел в воду, а потом несмело взглянул на Соню.
Его лицо было печальным, в глазах мелькало беспокойство.
— Она красивая, Соня, та, с которой я обручен… Я часто вижу ее лицо в журчащих струях ручьев. Она темноволосая, и ее глаза сверкают темным огнем. Она скачет на коне, как ветер, удача на охоте встречает ее чаще, чем многих из нас…
Соня спрыгнула с коня.
— Как ее зовут?
— Эльбена…
— И как вы обручились?
Он протянул свои запястья, и девушка увидела, что на руках у Астамира надеты два браслета, из бронзы и сплетенный из тростника; раньше она их у него не видела.
— Бронза обручает воинов, а тростник — для любви между теми, кто равны в охоте.
Соня задумчиво взглянула на генаха:
— Она в самом деле обладает сильным духом, твоя Эльбена.
— Да. И, говоря по правде, я люблю ее. Но… Мое сердце предало это обручение, я не могу скрывать это. Все, что мне нужно,— это только встречаться с тобой взглядом или ловить твою улыбку…
Девушка похлопала его по плечу, улыбнулась и направилась к Кантенфласу, который сидел, печально уставясь на запад. Астамир последовал за ней. Соня обернулась к нему:
— Самое страшное не то, что ты предаешь свое обручение, но то, что позволяешь это. Я разозлилась на тебя, потому что ты предаешь сам себя, Астамир.
— Да, похоже, это так,— отозвался генах.
Они опустились на землю рядом с Кантенфласом.
— Что ты узнала в Море Грез? — пробормотал он, подняв на нее глаза.
— Я тебе говорила, что была там, тогда…— начала девушка.
Кантенфлас безучастно глядел на нее, ожидая дальнейших слов.
— Мне рассказали о городе, где стоит Хрустальная Башня,— продолжала Соня,— в ней содержится древняя мудрость, и она, возможно, откроет нам понимание сил, что обрушились на ваши земли. Мне кажется — это Дух Полей и Дарвиль.
— Эти люди…— задумчиво обронил Астамир.— Я чувствую в них что-то звериное. Они представляют для меня загадку.
— Или что-то очень древнее.— Кантенфлас задумчиво взглянул на генаха, его светлые глаза потемнели, став почти синими, что выдавало напряжение мысли в поисках ответа на вопрос, который пока был выше его понимания.— Ты знаешь об этой башне… ты был там…
Астамир вздрогнул от порыва ветра, долетевшего с холмов.
— Да,— сказал он,— я был рожден в тени этой Башни, когда моя мать шла молить богов в те места. Мать сказала, что я должен вернуться на место своего рождения… Я вернулся туда с другими людьми и карабкался на Хрустальную Башню. Там я получил эти блестящие доспехи… Стены были такими гладкими…— Он слегка обернулся и поглядел на Соню. Она усмехнулась, вспомнив те обстоятельства, при которых она слышала об этой Башне: смертельно опасный подъем на стены скалистого Крэгга.
— Эта Башня очень древняя, древнее, чем все наши народы,— сказал Кантенфлас.— Она была построена гигантами, жившими в горах в незапамятные времена, чтобы видеть сверху весь мир и следить за приближением врага — рептилий Бомиогов, созданий, которые обитали под нашим. В конце концов Бомиоги победили гигантов, они смели их с гор и быстро овладели секретами Башни. Однако они злоупотребили этой силой и были низвергнуты богами нашего мира под землю в глубокие. Когда боссонцы, первые предки всех наших племен, пришли в эти края, тогда Башня воззвала к ним и предложила раскрыть свои секреты, но они отказались. Как наказание за отказ Башня забирает самые великие и самые грязные души и возрождает их из поколения в поколение, и по этой причине наши роды почти постоянно враждуют, и эта война не кончится до тех пор, пока последнее сражение не объединит нас окончательно. Но Башня с тех пор никому не выдает своих секретов. Говорят, если задать правильный вопрос, то можно получить ответ, но никто, по крайней мере в течение многих поколений, не нашел способа, как спросить… А ты зачем взбирался на нее? — спросил он у генаха.
— Меня просила об этом мать,— пожал плечами в ответ Астамир,— и я выполнил ее просьбу и почувствовал отклик Башни на свое присутствие. Я нашел там эти доспехи. Я приходил туда с человеком, который тоже был рожден рядом с ней. Он получил в Башне золотые глаза, которые могли видеть все вещи насквозь. Потом он погиб. На вершине Башни есть углубление, наполненное чем-то, лишающим человека как разума, так и чувств. Ветер словно говорит с тобой человеческим голосом, но эти голоса не отвечают тебе. Когда мы спускались вниз, мой товарищ сорвался… Таких было великое множество, не он один.
— Ты взял только эти доспехи? — поинтересовалась Соня.
Астамир показал темно-голубой камень, вделанный в рукоять меча. Кантенфлас поднялся и взял свой широкий меч.
— Башня поможет нам. Мы найдем там ответ, который нам нужен, и возможно, что-то еще более важное.-— Он поглядел на девушку, проведя клинком по ладони: — Иранистанская сталь, Соня. Сильный, быстрый, этот металл сохранит твою жизнь. Нет стремительнее…
— Есть,— сказала Соня, вспомнив песнь об Утхане и Мабионском мече — сверкающем, стремительном… Настолько стремительном, что она не могла даже заметить столкновение этого клинка с ее собственным мечом и впервые в жизни почувствовала себя неуклюжей…
Конечно же, именно такой меч она видела предыдущей ночью! Она поделилась этой мыслью с Кантенфласом.
— Меч человека в черном, обладающий чудовищной силой,— это и есть Мабионский меч!
— Да, это он,— ответил Кантенфлас и покачал головой,— но это больше чем просто Мабионский меч. Что-то необычное есть во всем случившемся, Соня. Что-то древнее, такое, чего я не могу даже вообразить. Когда-то я выбросил из головы все легенды, чтобы наполнить свой мозг более важными знаниями. Сейчас истории Утхана вернутся ко мне, я обязательно вспомню про их древние реликвии…— Он глубоко задумался.— Щит… копье, шлем… несколько других… и Мабионский меч, выкованный по подсказке самих
