отнятых в этот кровавый день, но странным образом именно малое число потерь заставляло переживать их особенно тяжело. Человеческий разум способен прочувствовать и представить эти потери, а вот слишком большое число их воспринять не в состоянии. К тому же в отличие от четырехруких, которые все были для него на одно лицо, устлавших своими трупами поле боя, насколько хватало глаз, погибшие люди были частью его жизни. Это были его люди, лица которых он хорошо помнил, люди, за которых он отвечал. Они шли на битву по его приказу и погибли в бою, причем у одного из них были жена и трое детишек.
Грязь боя и страдания раненых, ужас и потери тяжелым грузом легли на плечи барона. Сэр Джордж Винкастер был суровым человеком. Солдатом, который повидал всякое и потому ненавидел бессмысленную жестокость, вне зависимости от того, кем она была проявлена. Разумеется, он испытывал законную гордость после победы над превосходящим его численностью противником, но в то же время чувствовал, что именно он виноват в гибели бесчисленного количества четырехруких, усеявших своими телами землю чужого для него мира, щедро поливших лиловую траву оранжевой кровью. Это он устроил бойню тулаа и создал союз, который учинил еще худшую резню. Это его приказы бросали людей и их союзников в самое пекло боя. Оспорить это было невозможно, и чувство вины за происшедшее здесь сражение, унесшее неведомо зачем тысячи жизней, давило не него непосильным грузом. А тут еще демонический шут, зависший над этим проклятым полем как стервятник, как злой колдун из древних преданий – целенький и чистенький, несмотря на неслыханное побоище. И он еще поздравляет его с победой! Лепечет о том, как хорошо сэр Джордж послужил его гильдии! Без тени сожаления или раскаяния в том, что именно он отдал приказ начать эту бойню. Конечно, бесстрастность голоса двоеротого была следствием перевода его речи на английский язык, но ведь смысл сказанного им переводчик наверняка передал верно. Сэр Джордж слишком часто общался с демоническим шутом, слишком много наслушался высказываний о его безграничном превосходстве над всеми, чтобы усомниться в нынешних чувствах мерзкого недомерка. Безусловно, командир искренне доволен, сколь бы бесстрастен ни был его голос, и радость эта не омрачена даже намеком на ужасное чувство вины, которое испытывал сэр Джордж. А ведь демонический шут и его гильдия тоже были ответственны за каждую каплю крови, пролитой здесь, каждую рану, каждое мертвое тело…
Задумывался ли над этим демонический шут? Приходило ли ему когда-нибудь в голову, что живые существа, люди и нелюди, которых он походя обрек на смерть, умели, как и он сам, думать и чувствовать? Должно было приходить, хотя теперь сэр Джордж начал сомневаться в этом. Быть может, лежащие на поле битвы не были в глазах демонического шута разумными существами? Быть может, он воспринимал их просто как помеху своим планам? Но «примитивные существа», кем бы они ни были и сколько бы рук ни имели, умели чувствовать и мыслить, любили жизнь, и отнимать ее у них было величайшим преступлением. Если только цель, которую преследовал в этом мире двоеротый, не оправдывала всех этих смертей. Но какая цель могла бы их оправдать? Этого сэр Джордж решительно не мог себе представить.
Он стиснул зубы, загоняя внутрь гнев и ненависть, вспыхнувшие в нем при взгляде на истинного виновника учиненной им резни. Чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, ему потребовалось все его самообладание, выработанное в течение двадцати лет войн и политических интриг. Ярость клокотала в его груди, билась о стиснутые зубы, но он не дал ей проявиться ни в слове, ни в жесте. Он сумел проглотить все оскорбления, которые ему хотелось бросить в вечно бесстрастное двоеротое лицо мерзкого недомерка. Он прожевал их, словно куски тонкого, ломкого железа, и проглотил их острые, режущие осколки, заставив себя улыбнуться твари, от которой зависели жизни всех его людей и их семей.
– Именно так, командир, – сказал он. – Люди сражались отменно, а наши союзники проявили куда больше дисциплинированности, чем я ожидал.
– Я это заметил, – ответил демонический шут. – Не думаю, чтобы лаахстаар, моутхай и их сподвижники снова воспротивились условиям, выдвигаемым моей гильдией.
«Нет, – горько подумал барон, – они не будут противиться. Противиться просто некому».
– Конечно, надо будет в этом убедиться, – продолжал демонический шут, не догадываясь, какие эмоции вызывают его слова у человека. – Поскольку вы хорошо разбираетесь в поведении этих диких примитивных существ, мне может потребоваться ваша помощь при формулировке требований, которые лягут в основу нашего торгового соглашения с четырехрукими.
– Как скажете, – ответил сэр Джордж. При мысли о том, что ему придется и дальше служить демоническому шуту, в глазах у него потемнело от ненависти, и все же он отметил, что явно вырос в глазах этой мерзкой твари.
Барон перевел взгляд с аэрокара на поле боя, где механические слуги демонического шута подбирали раненых… и некоторых мертвых. В начале беседы он спросил у двоеротого, не собирается ли он воскрешать их союзников, на что тот ответил, что не только возвращать к жизни, но даже лечить раненых четырехруких слишком накладно для его гильдии. То, что у него есть некоторые моральные обязанности перед ними, ему, судя по всему, даже в голову не пришло. Сэр Джордж смог убедить его только позволить их четырехруким союзникам напиться воды из летающих фляг и поручить механическим слугам подобрать раненых и развезти по родным поселениям, чтобы местные лекари помогли сородичам в меру своих сил и возможностей. Барон понимал, как это ничтожно мало в сравнении с тем, что мог предложить им демонический шут, но четырехрукие-то этого не знали. Для них даже доставка раненых по домам казалась чудом, и в душе его воскресло хорошо знакомое чувство отравленной победы. Все, что он сделал, было подло и несправедливо… но без него все было бы еще хуже. Однако особенно горько ему было видеть, как четырехрукие союзники выражают свою признательность демоническому шуту, который считал их чем-то вроде бездушных животных.
– Полагаю, у вас накопилось множество дел, – пропищал ему в ухо голос демонического шута, – поэтому более вас не задерживаю. Сообщите своим воинам, что я доволен ими. Передайте также, что в надлежащее время я сам выражу им свою признательность.
– Конечно, командир, – заставил себя вымолвить сэр Джордж почти нормальным голосом, провожая взглядом аэрокар двоеротого, бесшумно взмывший в небо, полное местного воронья.
Матильда и Эдуард оторвались от прекрасно иллюстрированной рукописной книги о короле Артуре, лежавшей перед ними на столе, когда сэр Джордж вошел в шатер. Почти неделя прошла со дня сражения, и за это время они редко виделись, поскольку демонический шут постоянно с ним о чем-то советовался. Сэр Джордж выказал не только лучшее, чем демонический шут, понимание четырехруких, но также служил воплощением карающего ангела. Сражавшиеся под началом барона вожди взирали на него со священным трепетом и обожанием, а недавние противники боялись как огня.
Несмотря на недавнюю победу, эта неделя не была ни легкой, ни приятной.
Эдуард вскочил на ноги и потянулся к кувшину с холодным вином, приготовленным специально для сэра Джорджа, но тот махнул рукой и тяжело опустился в походное кресло.
– Оставь, мальчик, – сказал он, поморщившись. – На сегодня мне уже хватит.
Глаза Матильды сузились, и она с подозрением посмотрела на него. Выражение ее лица заставило барона коротко хохотнуть.
– О, все не так плохо, любовь моя, – сказал он. – Просто наш командир… расщедрился и открыл для меня свои погреба. Похоже, он получил здесь то, что хотел, и потому весьма признателен мне за помощь. Хотя представитель столь высокоразвитой расы мог бы прекрасно обойтись без меня.
В синих глазах Матильды мелькнула тревога, и он успокаивающе произнес:
– Не беспокойся, если я выпью еще, меня не развезет. Я вовсе не пьян и, пока шел сюда, ни разу не споткнулся. Голова у меня ясная, язык, как видишь, не заплетается, и я говорю только то, что считаю нужным сказать.
Его жена успокоилась, услышав несколько замысловатое заверение барона в том, что, даже выпив, он не позволит себе сболтнуть лишнее.
– Значит, остальные племена согласились на его требования? – спросила она.
– Именно. Правда, выбора у них не было, – ответил он, скривившись. – Но кто-то должен был объяснить им это… доходчиво. Втолковать, что судьба тулаа, лаахстаар и моутхай постигнет всех, кто не пожелает смириться.
– Этого следовало ожидать, – проговорила Матильда. – Значит, он доволен их покорностью? – Сэр
