понукания, предупреждения, сливавшиеся в неясный гул, в котором все равно ничего было не разобрать.
— Мама! — Фредди с криком пробивался через толпу.
— Сынок! — вопила Джербану. — Сыночек, что мне делать? Научи, что мне делать!
Фредди, пренебрегая опасностью, рванулся к самому огню, широко раскинул руки и крикнул:
— Прыгайте, мама! Прыгайте, я вас поймаю!
В голосе Фредди звучало отчаяние. Господи, молил он, хоть бы прыгнула! Хоть бы прыгнула, а то ведь ее сию минуту спасут!
Джербану глянула на металлически поблескивающий асфальт, на нелепую фигуру зятя, на его возбужденное запрокинутое лицо и чуть не лишилась чувств.
— Ну прыгайте же, мама! — внушал ей Фредди.
— Уберите отсюда этого свихнувшегося ублюдка! — заревел ирландец.
Полицейский ухватил Фредди за ворот и за штаны и отволок прочь.
Белая как полотно Джербану ошалело отпрянула от перил и чудом не вышибла уже затлевшую балконную дверь.
Ирландец метался, отдавая распоряжения:
— Сеть! Быстрее сеть!
— Откуда ее взять? — вопросил замордованный пожарник, которому, похоже, было суждено всю ночь лазить вверх-вниз по стремянке.
— Как это откуда! — взорвался ирландец, в ярости вскинув руки к небу. — Как это откуда! Здесь вся чертова лахорская пожарная команда, а чертовой сетки ни у кого нет?
— Я сбегаю за сетью, сэр, — вызвался другой пожарник.
— Живо! А ты давай со мной! — приказал ирландец измученному верхолазу. — Дух вышибу из этой старой дуры, а вниз стащу!
Пока ирландец, полный решимости, взбирался на балкон, пожарные растянули сеть.
Дальше все пошло очень быстро.
Непонятная возня сплетенных тел на балконе — в какой-то миг казалось, будто разъяренный ирландец танцует танго с еще более разъяренной дамой. Круто выгнутые брови Джербану поднялись чуть не до самых волос. Потом ничего нельзя было разглядеть в мелькании рук и метании тел. Два голоса звучали нелепым оперным дуэтом, в котором пронзительное сопрано Джербану явственно доминировало над красивым тенором ирландца.
Мгновение — и с точностью балетной примы Джербану блистательно взлетела над перилами, уже в корзине!
Раздался последний вопль погубленной души, летящей в пустоте, и Джербану замолкла. Она застыла, как фигура Будды на качающемся маятнике. Земля с людьми на ней приливом вздымалась ей навстречу. К ней летели и деревья, и дома. Джербану крепко зажмурилась и вцепилась в край корзины.
Корзина, еле вмещавшая в себя мягкое обилие плоти, медленно, с остановками, приближалась к земле. Пожарные туго натянули сеть и напряженно следили за спуском.
В десяти футах от земли не выдержала одна из веревок. Джербану потеряла равновесие, вывалилась из корзины и повисла, цепляясь за оставшуюся веревку. Толпа вскрикнула и стихла. Треск и рев пожара звучали в наступившем безмолвии во всем своем первородном величии.
Опрокидываясь, корзина зацепила верхним краем подол Джербану, и та теперь медленно вращалась на веревке, как акробатка, но только в широченных домотканых панталонах, стянутых тесемками на щиколотках и на поясе. Панталоны надулись и обратились в подобие тугих воздушных шаров, на которых Джербану и опустилась в сетку вместе с обломками корзины и обрывками веревок.
Пожарные перетащили сеть под дерево.
Джербану, еле дыша, неподвижно распростерлась на сетке. К ней подбежали с кувшином воды, бросились за мазью от ожогов, поднесли воду к ее запекшемуся рту. Путли положила голову матери к себе на колени, ловкими движениями обтерла ее закопченное лицо, смахнула со лба обгорелые прядки.
Быстро сгущались сумерки.
Уткнувшись в тещины ноги, Фредди неутешно рыдал.
— Ну-ну, — успокаивал его Пивовала, — она же цела, сейчас опомнится.
Веки Джербану дрогнули, и она со стоном пошевелилась. Десятки услужливых рук протянулись к горе мяса. Джербану открыла глаза, и взгляд ее упал на Фредди. Искра узнавания сверкнула в остановившихся зрачках, и она, потеряв сознание, повалилась навзничь.
Сунамаи припала ухом к ее груди.
— Живая… сердце бьется.
— Живая… Она жива? — слабо взвизгнул Фредди, сотрясаясь от нового приступа рыданий. Сердобольным друзьям пришлось увести Фредди.
— Не выдержал, бедняга! Столько всего на него свалилось! — объявил Пивовала Банквале, Чайвале и Вискивале.
К ним подошли мистер Гиббонс, заместитель начальника полиции, и начальник пожарной команды.
— Жива старуха, так какого черта он разнюнился? — спросил ирландец.
— Шоковое состояние. Потрясен обмороком леди. И дом сгорел дотла, — объяснил Банквала.
— Черт возьми! У вас так любят тещ? — изумился бесстрашный ирландец.
Месяцем позже он был награжден медалью за отвагу, проявленную при спасении Джербану.
Наступила ночь. Теперь, когда старуха была в безопасности, пожарные по-настоящему взялись за огонь. К девяти часам пожар был полностью потушен. Действительно, дальше игрушечной лавки огонь не пошел.
Толпа стала расходиться. Те, кого на всякий случай вывели из домов, начали втаскивать обратно свои пожитки, помогая друг другу. Пивовала забрал Джунглевалов в свой поместительный дом, где для погорельцев быстро освободили две комнаты, подали им горячий суп и карри из курятины.
Глава 15
Из Карачи пришло известие о прибытии Аденвалы. Погрузившись в пять экипажей, парсы всей общиной отправились встречать его на вокзал. Фредди скромно притулился за спинами единоверцев, выстроившихся на перроне с гирляндами в руках.
Аденвала спрыгнул с подножки. Мужчин он прижимал к своей щуплой любвеобильной груди, женщин приветствовал нежными улыбками. Увешанный топорщащимися гирляндами, он подбросил в воздух чьего-то малыша, взял на руки чью-то девочку и стал протискиваться к Фредди.
Фредди робко и подобострастно заключил протянутую руку Аденвалы в обе ладони, сохраняя приличествующий ситуации печальный вид. Он не вымолвил ни слова.
Зато Аденвала извергал словесный фонтан:
— Мой друг! Как я рад вас видеть, мой друг! Вы не представляете, как все за вас переживали, но все хорошо, и вы прекрасно выглядите. Очень, очень рад! У вас все в порядке? Ну конечно, все в порядке!
Обняв Фредди за плечи и тараторя без умолку, Аденвала зашагал во главе колонны парсов к экипажам, ожидавшим у вокзала.
Все пять экипажей направились к дому Пивовалы. Там детям подали шипучие напитки, взрослым — пиво. После этого мужчины проследовали в гостиную, загроможденную столиками, фарфоровыми статуэтками, вазами с вянущими розами. Поговорив о том о сем, мужчины перешли к делу, ради которого Аденвала и приехал в Лахор.
Аденвала провел рукой по гладким, набриллиантиненным волосам, ловко пригладил усики под длинным горбатым носом.
— Я счастлив, что снова вижу всех вас, хотя предпочел бы встретиться по более приятному