Около Большого театра майора окликнул девичий голос:
— Товарищ майор, а товарищ майор. Можно вас на минутку?
Дедковский остановился. К нему подошла несколько смущенная девушка.
— Вы меня не узнаете? Я Настя Бугрова.
— Нет, почему же. Я помню вас.
— Вы знаете, маму-то ведь освободили. Она совершенно не виновата. А тех... ну, жуликов, проходимцев, всех на чистую воду вывели, осудили.
— Очень хорошо. Я рад и за маму вашу, и за вас. Отвечать должен тот, кто виноват.
Откуда было знать Насте Бугровой, кто довел до конца дело под кодовым названием «Шевро»!
КОНЕЦ «ЗОЛОТОЙ ФИРМЫ»

В ресторане «Арагви» был в тот день выходной. Но администрация не могла отказать своим постоянным посетителям и гостеприимно открыла двери.
Свадьба была организована с купеческим размахом, устроители ее явно не поскупились на затраты. Столы ломились от дорогих вин и самых изысканных яств, целый взвод официантов шустро бегал из кухни в зал и обратно. Но самым впечатляющим был состав гостей. Всего несколько человек более или менее молодых, включая жениха и невесту, остальные — пожилые и совсем почтенного возраста. Почти все во фраках, в сверкающих белизной манишках, которые подчеркивали то худобу, то рыхлую полноту лиц, их пергаментный или лилово-склеротический цвет. Дамы были под стать супругам как по возрасту, так и по комплекции. Но туалеты на них были озорновато-смелые, соответствующие последнему крику моды: короткие юбочки, широкие декольте, голые руки, вызывающие украшения.
Однако всех перещеголяла невеста. Несмотря на теплую июльскую погоду, она была одета в парчовое платье, норковая накидка накинута на плечи. На шее несколько ниток крупного жемчуга, в ушах серьги с крупными сапфирами, все пальцы в кольцах и перстнях с бриллиантами.
Застолье было шумным. Один за другим следовали тосты, витиеватые, многозначительные пожелания и молодым и гостям. В середине торжества из-за центрального стола встал среднего роста моложавый мужчина в сером, переливающемся какими-то серебристо-фиолетовыми тонами костюме, в шелковой с кружевами рубашке, с бабочкой.
Участники трапезы притихли. Лишь один кто-то из несведущих спросил соседа:
— Кто это?
Тот зашипел:
— Вы что? Не знаете? Это же Ян. Ян Косой.
Обладатель серого с переливами костюма обвел всех прищуренным взглядом, ухмыльнулся скупо, одними уголками губ, и проговорил:
— За молодых, их счастье мы уже пили и еще выпьем. Но я хочу предложить тост за дальнейший расцвет нашей чудесной фирмы, чтобы все было и дальше о'кэй. За предстоящие наши дела...
Не очень-то понятная мысль для постороннего слуха. Но присутствующими эти слова были встречены с шумным ликованием. Ведь за ними, этими словами, крылось значительно больше, чем мог услышать любой непосвященный.
Дежурные по городскому штабу народных дружин, проходившие мимо ресторана, осведомились у администратора:
— Что так шумно сегодня?
— Свадьба.
Вышедшие в это время из зала в вестибюль двое мужчин включились в разговор. Один из них — чернявый, веселый, улыбчивый — проговорил с южным акцентом:
— Гуляем, молодые люди, гуляем. Ольга Жебалаева и Давуд Казбеков сочетаются законным браком. Вы поняли? Законным браком. А впрочем, значение этого события не всем дано знать. Не всем!
Да, факт этот ничего пока не говорил активистам городского штаба народных дружин. Откуда можно было знать, что шумное общество, собравшееся здесь, в «Арагви», — эти безобидные старички в белых манишках и декольтированные, не первой молодости дамы доставят немало хлопот и им, народным дружинникам, и оперативным работникам с Петровки, 38, и следственной группе подполковника Петренко.
Дела, за дальнейший расцвет которых поднимал бокал некто Ян Косой, начались за несколько лет до этой помпезной свадьбы.
Москва жила тогда в праздничной, приподнятой атмосфере международного фестиваля молодежи и студентов. Тысячи юношей и девушек со всех концов земли заполняли улицы и площади столицы, атаковали музеи, выставки, стадионы. С подмостков сцен клубов и парков, концертных залов и театров звучали песни, музыка. Всюду слышался многоязыкий говор молодых посланцев мира.
Москвичи радушно встречали гостей, и фестиваль с первых же дней вылился в яркую, волнующую демонстрацию дружбы и солидарности молодежи, превратился в удивительно яркий, какой-то вселенский праздник юности.
И было странно видеть, как какие-то юнцы с длинными патлами, лишь входившими тогда в моду, воровато оглядываясь, суетились около иностранных гостей, таинственно шептали им что-то, жестикулируя, отзывали в сторонку, в укромные уголки гостиничных холлов, в подъезды домов. Это были так называемые фарцовщики — мелкие спекулянты, делавшие свой бизнес на купле-продаже заморских побрякушек и тряпья.
Их было немного — два-три десятка, но они портили настроение москвичам, унижали достоинство наших юношей и девушек, и потому комсомольцы столицы решили пресечь эту торгашескую суету. Пригласили наиболее назойливых, потребовали прекратить виражи вокруг гостей. Но при этом выяснилось, что некоторые пронырливые юнцы кроме галстуков, носков и чулок скупали у иностранцев и валюту. Это насторожило дружинников.
— Зачем она вам?
Одни пускались в длинные рассуждения о многогранности интересов, об увлечении нумизматикой например, другие вообще ничего не могли придумать в объяснение. Но, как оказалось, дело было не в нумизматике. Валюту-то они не только скупали, но и продавали. Некто Владик платил им за доллары и фунты советским рублем и платил довольно щедро.
Работники с Петровки, внимательно выслушав комсомольцев, подтвердили:
— О Владике мы тоже слышали. Еще есть Косой и Сильва. Только кто они? Где обитают? Давайте общими силами решать эту загадку.
...Шофер такси Степан Шорников только что высадил пассажира у ВДНХ. И тут же в машину торопливо сел молодой иностранец. С трудом выговаривая русские слова, попросил отвезти его к Покровским воротам. Когда приехали на место, у пассажира оказался всего один рубль. Шорников требовал, что полагалось по счетчику: шесть рублей семьдесят копеек.
— Платить надо, понимаешь? Платить. Нехорошо получается. У вас же бесплатно на такси тоже не возят.
Пассажир полез куда-то во внутренний карман пиджака, долго рылся там и бросил на переднее сиденье... золотую монету.
На Шорникова это, однако, не произвело никакого впечатления.
— Вы мне уплатите нормальными советскими деньгами.
Машина стояла уже довольно долго, и проходивший мимо участковый уполномоченный Пашкин