нет, и Энди, в свою очередь, рисковал нарваться на неприятности.
— Ты можешь уладить это дело прямо тут, в парке? — спросил серфингист.
— Да. Откинешься назад и закроешь глаза, как будто дремлешь на солнце. Значит, так. Прямо сейчас я возьму пять тысяч наличными. Как только ты выйдешь из города, я переведу на свой счет еще двенадцать тысяч. Остальные три тысячи плюс проценты выплатишь в течение года, где бы ты ни был, поквартально, переводом на мой код. Я запрограммирую все это, включая сигнал, напоминающий о приближении даты выплаты. И помни, что касается всяких там путешествий — это твоя забота. Я могу сделать отмазку от работы и транзит через стену, но я не агент по туризму. Ну что, договорились?
Серфингист откинулся на спину и закрыл глаза.
— Давай.
Ему это было раз плюнуть, короткое единоборство с системой, стандартная работа. Он ввел в Центральный компьютер идентификационные коды клиента и нашел его записи. Все выглядело в точности так, как тот и рассказывал. Ему полагалось еще десять лет отработать на стене. Энди отмазал его на первые семь лет и вручил ему пропуск через стену, в котором указывалось, что теперь он программист третьего класса. Мужик не думал как программист и не выглядел как программист, но электронного привратника такие тонкости не интересуют.
В результате Энди превратил его в одного из членов элиты, относительно небольшой горстки людей, которые были свободны входить в обнесенные стенами города и выходить из них, когда им вздумается. В уплату за эту маленькую любезность он перевел на свои счета практически все его сбережения. За душой у серфингиста не осталось ничего, зато он стал свободным человеком. Оно того стоило, разве нет?
И это была абсолютно правильно оформленная отмазка. Энди не собирался делать никаких «промахов», пока был здесь. Гильдия может требовать от своих отмазчиков время от времени допускать ошибки, но он-то сейчас никаких дел с гильдией не имел. И хотя Энди мог понять необходимость время от времени делать «ляпы», если ты собираешься работать на одном и том же участке долгое время, ему никогда не нравилась эта идея сама по себе. Да он и не хотел тут задерживаться надолго и в угоду кому-то — Пришельцам, их человеческим марионеткам или, если уж на то пошло, этой самой гильдии — пятнать свою честь, скрывая мастерство, которым владел в этом деле.
Следующей оказалась женщина-японка, в классическом стиле, хрупкая, похожая на куклу. Она так ужасно всхлипывала, буквально захлебывалась от слез, что Энди даже испугался за нее. Женщину успокаивал седовласый мужчина значительно старше нее — возможно, дед — в потертом деловом костюме. Если человек плачет в общественном месте, это добрый знак — скорее всего, Пришельцы так или иначе его «достали».
— Возможно, я смогу вам помочь,— сказал Энди, и они оба были настолько взволнованны и огорчены, что даже забыли о подозрительности.
Выяснилось, что старик ей не дед, а тесть. Муж умер, его убили бандиты год назад. Двое маленьких детей. Ей только что прислали новое назначение на работу. Она боялась, что ее посылают работать на стену, что, конечно, было очень маловероятно: людей, которых туда отправляли, нередко выбирали наобум, но все же не без учета их физического строения. А какой толк от крошечной женщины весом в девяносто фунтов, если нужно ворочать тяжелые каменные блоки?
У ее тестя, однако, были кое-какие друзья, понимающие в этом толк, и они сумели расшифровать коды, проставленные в ее назначении. Система не отправляла ее на стену, нет. Она отправляла ее в Зону Пять. Скверная новость. Но еще хуже было то, что ей присваивалась классификация ТНУ.
— Работать на стене было бы даже лучше,— сказал старик.— Они понимают, конечно, что для тяжелой работы она не годится, и нашли для нее другое место, что-то такое, что она сможет делать. Но Зона Пять? Разве кто-нибудь когда-нибудь возвращался оттуда?
— А что это за Зона Пять? — спросил Энди.
— Там занимаются медицинскими экспериментами. Вот эта пометка, ТНУ. Я знаю, что стоит за ней.
Она снова зарыдала. Энди не осуждал ее. ТНУ означало Тест На Уничтожение. Насколько он представлял себе программу ТНУ, она была связана с желанием Пришельцев выяснить, какова та мера физической работы, на которую способны люди. Единственный надежный способ определить это состоял в том, чтобы подвергнуть отобранных для пробы людей испытаниям и таким образом выяснить пределы их выносливости.
— Я умру,— причитала женщина.— Мои малыши! Мои малыши!
— Вы знаете, что существуют отмазчики? — спросил Энди ее тестя.
В ответ старика охватило возбуждение: глаза ярко вспыхнули, он тяжело задышал и усиленно закивал головой. Но возбуждение так же быстро угасло, сменившись мрачностью, беспомощностью, отчаянием.
— Все они мошенники,— сказал он.
— Не все.
— Откуда вам знать? Они отберут у вас деньги, а взамен не сделают ничего.
— Вы и сами знаете, что это не так. Иногда случаются сбои, да. Это ведь не какая-нибудь точная наука. Но все знают, что множество отмазок сработали, как надо.
— Может быть. Может быть,— сказал старик.
Рыдания женщины стали тише.
— Вы знаете кого-нибудь из них? — спросил старик.
— За три тысячи долларов я могу изъять пометку ТНУ из ее назначения. Еще за пять я могу выписать ей освобождение от работы до тех пор, пока ее дети не окончат среднюю школу.
Его самого удивило собственное мягкосердечие. Пятидесятипроцентная скидка, и ведь он даже не проверил, какими деньгами они располагают. Может, ее тесть миллионер? Но нет, если бы это было так, он бы уже давным-давно нашел для нее отмазчика, а не бы сидел тут, в Першинг-сквере, проливая слезы и причитая.
Старик вперил в Энди глубокий, долгий, оценивающий взгляд; в нем чувствовалась крестьянская сметка.
— Какая гарантия, что вы сделаете то, что обещаете? — спросил он.
Энди мог бы сказать ему, что в своем деле он король, лучший из всех отмазчиков, гениальный хакер с поистине волшебным даром. Способный проскользнуть в любую существующую информационную сеть и заставить ее плясать под свою дудку. И все это было бы чистой правдой и ничем, кроме правды. Но он сказал лишь (человек должен сам либо решаться, либо нет), что никаких гарантий или письменных обязательств он предложить не может, что он тут, у них под рукой, и что он ничего не потеряет, если она предпочтет остаться при своем назначении с пометкой ТНУ.
Они отошли в сторону и посовещались пару минут. Когда они вернулись, старик молча закатал рукав и протянул руку с имплантатом. Энди проверил его платежный баланс: тридцать тысяч, совсем неплохо. Он перевел восемь из них на свои счета, половину в Сиэтл, остальное в Гонолулу. Потом он взял женщину за запястье — толщиной оно было всего в два его пальца — подключился к ее имплантату и написал отмазку, которая должна была спасти ей жизнь.
— Вот и все,— сказал он.— Можете идти домой. Ваши детки заждались ланча.
Глаза у нее сияли.
— Если я могу как-то отблагодарить вас…
— Меня вполне устраивает то, что я заработал. Идите. Если мы когда-нибудь встретимся снова, сделайте вид, будто мы незнакомы.
— Это сработает? — спросил старик.
— Вы сказали, у вас есть друзья, понимающие в этих делах. Подождите неделю и сообщите в информационный банк, что она потеряла свое назначение. Когда получите новое, попросите своих друзей расшифровать его. Тогда и увидите. Все будет в порядке.
Старик, казалось, все еще сомневался. Он наверняка думал, что Энди просто обманом выманил у него четвертую часть его сбережений — слишком явно в его взгляде проступала ненависть. Но через неделю он узнает, что Энди и в самом спас жизнь его невестке, и будет метаться по скверу в поисках Энди, чтобы
