Ирка какое-то время беззвучно ловит ртом воздух. Наконец к ней возвращается дар речи.
– Хам! Какой же ты хам, Горелов! Настоящий мужчина должен сказать женщине, что беременность ей к лицу, живот выглядит чудесно и она ни капельки не поправилась.
– Любимая! – я подвигаюсь поближе к изголовью и проникновенно заглядываю ей в глаза. – Беременность тебе к лицу, а живот выглядит просто восхитительно… как и все остальное. Да, и еще ты совершенно не поправилась!
Само собой, наговорив такую кучу комплиментов, я собираюсь немедленно получить дивиденды по счету и склоняюсь к устам любимой женщины с абсолютно недвусмысленной целью.
Увы! Женский смех – это, конечно же, прекрасно. Но почему они всегда находят для веселья такое неподходящее время? Ирка прыскает прямо мне в лицо, поворачивается набок и начинает тихо смеяться.
Я молча смотрю на ее подрагивающие плечи. Мне ничего не остается, только ждать. Терпеливо. Сейчас любые мои слова или действия могут лишь продлить этот приступ смеха.
Выбранная мной тактика оказалось верной – не проходит и пяти минут, как Ирина снова поворачивается на спину, вытирает навернувшиеся слезинки и обнимает меня рукой за шею.
– Слава… – вполголоса говорит она.
– Да? – отвечаю я не громче.
– А ведь у меня не только фигура, у меня и характер испортится. Стану ж-жуткой стервой. Капризной и вредной.
– То есть, еще хуже, чем сейчас? – я делаю круглые испуганные глаза.
Ирка награждает меня легким подзатыльником и качает головой.
– Нет, Горелов, ты не хам.
– Рад, что ты раскаялась в своем заблуждении.
– Ты просто монстр! Бессердечный.
– Это я! – гордо киваю головой.
– Люблю монстров… – Ирка запускает руку мне под рубашку.
Напрашивающийся вопрос о множественном числе в этой фразе я оставляю на потом. Все разговоры на потом.
Пять острых как бритва (точит она их, что ли?) когтей впиваются мне в грудь. Привычка у моей благоверной такая. Боль, между прочим, очень даже нешуточная. Но я почему-то никогда об этом не говорю.
Спустя вечность, как любят выражаться поэты и авторы дешевых любовных романов, мы лежали на диване под тонким покрывалом и болтали.
Все разговоры крутились вокруг той самой темы, что стала главной в последние дни. Я выразил надежду, что супруга приложит все усилия для обеспечения родов именно мальчика, так как я все от меня зависящее уже сделал.
Ирка заявила, чтобы я выбросил из головы эти глупые мысли, потому что у нас будет девочка. Она это знает точно, она даже сон уже соответствующий видела. Это супруга преподнесла в виде решающего аргумента.
Я сказал, что во сне она может рожать хоть пять девчонок подряд, а наяву должен быть сын.
– Неужели ты хочешь, чтобы все друзья называли меня бракоделом? – воззвал я к ее разуму.
– У тебя и так все друзья – бракоделы, – резонно возразила жена.
Действительно, куда ни кинь – у всех дочки… Противопоставить что-либо этому доводу было трудно, но я все же попытался.
– Ну так должен же я чем-то отличаться от всех?
– Ты и так отличаешься, – Ирина потрепала меня по плечу.
– Что-то мне не нравится в твоих словах… – я наморщил лоб и почесал в затылке.
Ирина ненадолго задумалась, потом вздохнула и покачала головой.
– Нет.
– Что «нет»? – удивился я.
– Сил смеяться больше нет. Не буду.
– Это хорошо, – нараспев произнес я и запустил руку под покрывало.
– Перестань! – взвизгнула Ирка, – У меня сил нет вообще, понял?
– Ага, – я подкладываю руку под голову и смотрю в потолок.
Наша беседа приобретает ленивый и неспешный характер. Мы придумываем ребенку имя, заключив временное перемирие и рассматривая варианты и для сына, и для дочки. К единому мнению не приходим и оставляем пока этот вопрос.
Ирка говорит, что дети рожденные весной – самые счастливые. Не знаю, откуда она это взяла, но я с удовольствием с ней соглашаюсь.
Обыденная картина, не правда ли? Банальная…
Только нашему ребенку не суждено родиться.
Мы даже не успеем узнать, какого пола он мог бы быть.
Нам не удастся встретить ни следующую весну, ни близкую уже осень.
И мы оба об этом знаем.
Для многих молодых людей в наше время медовый месяц представляется пустым звуком. Четко заданный ритм – свадьба, похмелье, еще похмелье… и вот уже пора на работу. Какой уж тут медовый месяц.
А у нас он бывает через год. Можно было бы чаще, да имеет место некий ограничитель в виде семейного бюджета. Да и отпуск не всегда удается взять вместе. Конечно же, это шутка, мы вовсе не штампуем разводы и свадьбы с регулярностью автомата. Просто раз в два года мы вместе отправляемся в какое-нибудь путешествие, наслаждаться экзотическим окружением и обществом друг друга. Почему не назвать это медовым месяцем?
Несмотря на то, что должность главы семьи принадлежит мне и никем не оспаривается, вопрос о выборе места очередной поездки я отдал на откуп жене. Предугадать, куда нам предстоит отправиться в очередной раз не сможет ни одна вычислительная машина.
Дать толчок ходу ее мысли могут слова подруги, телевизионная реклама или услышанная где-то песня. Причем по извилистой дорожке ассоциативного ряда моей супруги я пройти ни за что не смогу. Даже пытаться не буду.
Но в тот последний раз все было проще. Непонятно как Ирке в руки попала брошюра с затейливым названием «Шамбала – место, где воля Бога известна».
И мы отправились в Тибет. На поиски этой самой Шамбалы. Черт побери, разумеется у нас и в мыслях не было на самом деле найти ее! Страшно далеки мы от всего этого оккультизма, просто Ирине книжка показалась забавной.
Поиски Шамбалы нам представлялись приятной приправой к интересному путешествию, не более. Шутка, игра, развлечение…
Ирка взахлеб читала мне выдержки из книги, я же слушал с улыбкой, вполуха, путаясь во всех этих Ашрамах и Потоках.
Отпуск наш удавался на славу. Мы наслаждались видом самых величественных в мире гор, ели экзотические блюда (адаптированные для европейского желудка) и дышали чистейшим воздухом.
Мы с упоением отдавались поискам. С помощью разговорника весело задавали местным жителям вопросы, которые они, вероятней всего, не понимали и радостно выслушивали ответы, которые звучали для нас полнейшей тарабарщиной.
Мы толком не знали, что же все-таки ищем – каменный дворец или бамбуковую хижину.
И мы нашли Шамбалу.
Отпуск подходил к концу, а день клонился к закату. Очередной непонятый нами совет туземцев вывел нас на плоскогорье, находящееся сравнительно невысоко. С трех сторон нас окружали горы, в неверном сумеречном свете казавшиеся плоской декорацией. Сзади простиралась ярко-зеленая равнина.
А прямо перед собой мы увидели ровный круг из простых серых камней и сидящего в центре круга человека.
