– Завтра выезжаем. Мы должны оказаться в Подмосковье. Через Слобожанщину не едем.
– Как скажете.
Шолль прищурился, кивнул и, не прощаясь, ушел. Ингвар пристально глядел ему вслед.
– Ну что, команда, как двинемся?
– А что тут думать? Остается Чернигов, потом Брянск. Из Брянска под Москву, на Ближнюю Окружную.
– Резерв… – Ингвар отвлекся от созерцания затылка Оттмара. – Сухиничи, Обнинск… ес-сли долго границу проходить будем – не знаю.
– Надеюсь, недолго. Иначе выйдет, что зря тут столько времени потратили.
Когда «Фрайтлайнер» в сопровождении конверта выполз на Большую Кольцевую, в наушниках прорезался Шолль:
– Змей, проезд через Киев по внутренним мостам исключен.
– Вас понял.
Я отключил связь с кабиной и выругался.
– Что делать будем? На Е-95 не попадаем.
– На север. Через Вышгород. – Голос Ингвара спокоен. – Я предположил такой вариант.
– О’кей.
На светофоре я быстро перерисовал маршрут и посмотрел на Дэйзи. Она как раз оглядывалась на трэк. На секунду девушка приподняла забрало и показала глазами на «Фрайт» – следи за ним.
К границе ехали довольно долго. Немцы не захотели проезжать через Чернигов, и нам пришлось изменить маршрут еще несколько раз. В конце концов, по сто первой и «двенашке» конвой добрался до границы.
Украинский КПП «Гремяч» встретил свежеуложенным асфальтом маслянисто-черного цвета, двумя рабочими гейтами из десяти и стоящим на обочине стареньким бронетранспортером. На нем сидела пара солдат в темно-зеленой форме и с автоматами. Они лениво приглядывали за происходящим.
С нашими транзитными паспортами вопросов не возникло. Очередной шлепок печати – и на досмотр. Наркотиков нет. Оружие? Конечно, есть. Декларация – пожалуйста. Никакого беспокойства, мы тоже за установленный порядок.
Привычная до автоматизма процедура.
Немцев проверяли недолго. Фуру открыли, заглянули туда, взяли бумаги. Дитрих и Мартин прогулялись в домик под сине-желтым флагом, пробыли там минут пятнадцать. Вскоре оттуда чуть ли не выбежал сияющий Бутя, размахивая очередным документом:
– Всьо добро! Ролюем!
На лице шедшего следом Райцингера эмоций не возникло.
Дэйзи бросила окурок в урну и негромко сказала:
– Интересно, что там делал второй, если он вроде как не говорит ни по-русски, ни по-украински?
Вопрос повис в воздухе.
– При «Погаре» звоните ноль-один, – пропел Юс, когда мы все же выехали с территории российского пропускного пункта.
Это у него нервное, пройдет. Хотя действительно, такого приема я тоже не могу припомнить.
«Фрайтлайнер» отправили на боковую дорожку. Скучающий парнишка в российской форме проверил транзитные паспорта и, возвращая их, спросил:
– Спальники у вас есть?
– А что?
– Да ничего. Сегодня же Девятое мая. Праздник. Там, – он указал на административное здание, – уже сели, могут сегодня и не выпустить.
Перспектива ночевки на нейтральной полосе удручала, да и сама постановка вопроса оказалась неожиданной. Но – неудивительной. Транзитный поток через «Погар» не слишком велик, наш конвой торчит в единственном экземпляре на нейтрале с украинской стороны. В отстойнике по ту сторону границы томились два «КамАЗа».
Дитрих и Мартин отправились разбираться, Оттмар подошел к нам:
– Ничего не предпринимайте, но будьте готовы выехать очень резво. – И побежал догонять коллег.
– Кажется, что-то будет, – Дэйзи выдохнула дым. – Как думаете, сколько нам дадут за нападение на сотрудников при исполнении и нарушение государственной границы?
– Формально мы уже в России, – махнул паспортом Юс. – А по первому пункту немало. Мы на такое подписывались, а, Змеюка?
– Сейчас посмотрим, на что мы подписались.
Через три сигареты из дверей высыпала куча народа. Шолль толковал что-то полковнику, тот отмахивался от него и громко ругался.
– Да мне пофиг! У нас праздник! Рабочий день закончился! Что непонятного?
Райцингер спрятал руки в карманы и шел с каменным лицом. Бутя с обвисшими усами семенил за ними. Добравшись до фуры, он юркнул в кабину и не высовывался. Зрители почтительно держались на расстоянии.
– По коням, ребята, – сказал я, – кульминация наступает.
Немцы и военный спорили у дверей прицепа. Полковник все больше распалялся, его лицо приобрело цвет свежевыжатого морковного сока, а изо рта летели брызги слюны. Реплик Оттмара слышно не было.
– Клал я на вашу бумажку! Хотите решать – решайте, а нет – так валите! Да клал я на хохляцкие разрешения, вы мне тут не валяйте! Что ты мне соглашениями тыкаешь, что ты мне канцелярию разводишь, немецкая морда? Педант хренов! Да пошел ты! Вместе со своими бумажками, подотрись ими!
– Как думаешь, – спросила Дэйзи, – Шолль уделает военного?
– Он умеет настоять на своем. Если все разрешения в порядке – а скорее всего, так и есть, – то Шолль будет тихо и спокойно давить. Он мне при подписании контракта сам рассчитал все по весьма точным ценам. Так что я за немца. Хоть он мне и не нравится.
Из открытой фуры вынесли пару ящиков. Возле них возвышался Дитрих.
– Вот у тебя же в бумажках написано: владелец груза Бутя Эм. Ты – Бутя? Нет? Так хрена ты тут?.. Да имел я направо и налево доверенности-шмаверенности!
К нам подошел Юс.
– Военный явно денег хочет. А немцы не понимают. Или делают вид.
– Они не заплатят, – сказал я. – Не та порода. Ты лучше иди к байку, а то еще реквизируют.
Юстиниан смылся. Полковник все еще надсаживался:
– Что значит, какое начальство? Да я вас урою!
Неожиданно он замолчал. Зрители как-то нервно стали отходить от кузова. Я натянул шлем:
– Что там?
– Дитрих заносит ящики. Шолль пригрозил запись передать в какие-то органы. Оказывается, они картинку с мониторов заднего вида писали. Со звуком картинка пошла, – доложил Юс.
– Понял. Заводимся.
Нетвердо ступая, полковник убрел к домику. «Фрайтлайнер» пыхнул дымом, скрипнул и тронулся. Байки рыкнули, ворота покатились навстречу. Парнишка махнул рукой. Он явно радовался, что начальству досталось.
– Змей, – голос Оттмара в наушниках.
– Слушаю.
– Максимальная скорость.
– Понял.
За Дареевском окликнул Ингвар:
