торопясь упредить ее, да слова в горле снежком морозным слепились, и язык к небу примерз, онемев в одночасье. Глянула девка на него быстро, как крапивой ожгла, и подмигнула лукаво. И понял он, что непроста она, как на первый погляд мнится, ой как непроста. Знать не служка чья-то, а дочь вельможи гордого, сановитого.
Но не видел этого купец, встал подбоченись, бороду задрав, и молвил грозно, на яд не скупясь и угрозы суля. Глазом девка не моргнула, бровью не повела. Сказала все так же тихо, лишь пламя сверкнуло в очах:
– Продай мальчонку, купец!
Сердце зашлось от восторга и замерло вновь, когда цену услышал он. Или разум купца помутился, или жадность обуяла его. Уже задним умом догадался Алексашка, решил голландец отвязаться от нее, чтоб под руку не лезла горячую, оттого и заломил неподъемный выкуп. Злопамятен купец. Но и девка непроста. Голосом не дрогнула, рукой махнула.
– Держи!
Упал под ноги кошель, серебром зазвенел. Алексашка сгреб рукой снег и к лицу приложил, жар внезапный унять. А купцу не до него было – стоял багровый сам, буркалы выкатив, и бородой от злобы тряс. Рад бы слово назад вернуть, да нельзя – видоки кругом.
А что дальше было, он плохо помнил, словно в угаре печном. Щелкнула девка пальцами и как из-под земли воины страшные явились числом малым, в полдюжины, не более. Один из них поднял на руки Алексашку и в карету отнес с золоченым вензелем «Z» на дверце. А другой купцу сказал что-то, отчего тот бледен стал, взвыл дурным голосом, рухнув на колени, и пополз лобызать сапожки сафьяновые, за полу шубейки хвататься. Тут-то Алексашка в беспамятство и впал.
Два года минуло с той поры, не узнать его. Раздался в плечах, на лицо округлел. То не диво – он теперь как сыр в масле катается. Важный стал, чинный. Личный порученец самой государыни Заморья, ее верная собачка. Не цепной пес – эту должность Улках занимает, лучший друг Алексашки. А что государыня, за глаза ее все так зовут. А он иногда и в глаза. Она сердится, ножкой точеной топает и пальчиком грозит. Но он не боится. Добрая она, жалостливая, без нужды никого не накажет, да и вину доказанную семь раз перепроверит.
Вот и сейчас Улкаху пеняет, выговаривает. Не дело так над людьми изгаляться. Молчит Алексашка, хоть и не согласен на этот раз со своей государыней. Все верно его друг делает, воин он. И набор в дружину ведет разумно, как встарь на Руси. Будь вольный человек, аль индеец полоненный – все едино. Коль согласен на службу, дай клятву перед богами своими и служи честно во славу государыни и отечества. А если хочешь почетного места в личной охране, да жалованья щедрого, то милости просим. Уменье воинское твое цепной пес проверит и решит – годен на что, или так… пустобрех подзаборный.
Гордость взяла Алексашку за друга – мало кто с Улкахом сравниться может в кулачном бою и воинской сноровке. Да и немудрено то. Науку тайную ему Данила давал, друг сердешный государыни. Целый год обучал, пока в Африку не уплыл. Многое у него Улках перенял, хоть и сам не лыком шит.
Четверо уже в пыли лежат, юшкой кровавой утираются. Оджубеи, исконные враги лакота-сиу. Сам Алексашка их не различает, Сидящий Медведь так сказал. Впрочем, не враги уже, друзья, раз Великим Отцом поклялись служить верой и правдой. Да только вряд ли их в охрану возьмут – и минуты не смогли выстоять против Улкаха. Но ничего, и им подберут ношу по плечу.
А вот и пятый воин слова клятвенные речет. Этот точно судьбу пытать не станет, больно уж хил и тщедушен. Ниже на полголовы и фунтов на пятьдесят легче. Странный индеец, бледнокожий. И держится спокойно, уверенно, хоть и самый слабый из всех полоненных. Но то не диво – они все такие. Воины.
И тут Алексашку пробил озноб: пленник кивнул Улкаху и сделал знак рукой. Поединок. Хотел личный письмоводитель императрицы попросить своего друга, чтоб тот поберег противника, не калечил (глянулся ему чем-то странный индеец), но не успел. Повернул голову пленник, улыбнулся озорно и подмигнул ему весело. Точь-в-точь, как два года назад государыня.
И с ужасом понял вдруг Алексашка, нутром почуял охолодевшим, что победы сегодня Улкаху не видать. Как собственный скальп.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
– Ваше высочество! – голос маленького господина в смешном котелке дрожал от негодования. – Я отказываюсь работать в таких условиях! Это просто… это… awfully!
– Мистер Уатт! – ледяной тон слегка отрезвил бывшего университетского механика, и он судорожно сдернул головной убор. – Вы сдавали экзамен на знание языка?
Один из самых первых Указов давал на изучение русского ровно год. Любому вновь прибывшему в Заморье. Провалил экзамен – милости просим за дверь. В прерии.
– Прошу простить меня великодушно, – Джеймс Уатт виновато потупил глаза. – Это от волнения… – он с испугом покосился на свиту хозяйки Заморья. Свита впечатляла.
По бокам шествовали два английских мастифа: серебристо-палевый кобель и темно-тигровая сука. При виде просителей они синхронно приподнимали верхние губы, обнажая белоснежные клыки, и глухо рычали. С отвисших брылей белыми ниточками тянулись слюни, едва не касаясь мостовой; создавалось впечатление, что четвероногие охранники только что проглотили по кроссовку, оставив шнурки на десерт.
Пятерка телохранителей полукругом расположилась чуть сзади. В парадных одеждах сиу, но без перьев и раскраски. С винчестерами в руках. Но в данный момент внимание охраны отвлекало иное зрелище: их непосредственный командир проводил отбор в свою дружину. Четверых кандидатов постигла незавидная участь – жесткие кулаки Улкаха оставили отметины на каждом из них. Пятый противник – индеец-оджубей с непривычно светлой кожей – готовился к поединку.
– Мистер Уатт, – Златка смягчила тон. – Мы третий год ведем добычу вручную. Десять-пятнадцать фунтов золота в год на одного старателя – это сущие крохи. Если рудники не увидят в ближайшее время горное оборудование, то все наши планы полетят коту под хвост.
То, что не удалось русской императрице – переманить талантливого изобретателя паровой машины, получилось у ее самозваной наместницы. В качестве наживки использовали макет паровоза. И пообещали еще несколько интересных идей. Честолюбие оказалось сильней материальных посулов.
– Ваше высочество! – плечи британца бессильно поникли. – Вы требуете машины для приисков, премьер-министр обещает повесить меня, если через два месяца паровой трактор не выйдет в поле. Если мы заморозим строительство железной дороги к Великим Озерам, металлурги меня четвертуют… Не хватает рабочих, специалистов…
– Джеймс, голубчик… – ее голос стал ласковым, воркующим. – Корабли с переселенцами уже в пути. Месяц-другой и станет чуточку полегче. А пока…
Удивленный многоголосый гул прервал Златку. Глазам предстало необычное зрелище: сухощавый светлокожий индеец слизывал кровь с ободранных костяшек, а непобедимый Улках, стоя на четвереньках, оглушенно тряс головой.
– Однако! – не смог сдержать восклицания чопорный британец, в хищном азарте раздувая ноздри. – Это уже становится интересным!
Обширный двор механических мастерских – вотчины Джеймса Уатта – соседствовал с казармами полицейской управы. Именно сюда доставляли пленных индейцев, дезертиров и пойманных лазутчиков. И именно здесь по праздникам демонстрировали свою удаль лучшие кулачные бойцы гусарских полков, казачьих сотен и головорезов Улкаха. И зрителей здесь всегда было в избытке.
– Алексашка! – негромко окликнула Златка своего личного секретаря. Рыжий паренек, с трудом оторвав ошеломленный взор от поверженного краснокожего друга, мигом очутился рядом. – Кто это?
– Не знаю, государыня, – порученец неопределенно пожал плечами. – Только сегодня доставили. Последняя партия от Седого Вепря.
– Разузнай! – отдала она короткий приказ. Вид побитого Улкаха неприятно царапнул по сердцу. Алексашка послушно кивнул и исчез. Словно его и не было.
– Продолжим? – предложила Златка британцу и потрепала холку кобеля, лапой наступившего на подол платья. С явной неохотой отвернувшись от зрелища и продолжая косить одним глазом в сторону импровизированной арены, Джеймс неторопливо продолжил доклад.
– Утренний Цветок! – довольный вид Улкаха никак не вязался с его опухшей физиономией. Один глаз заплыл полностью, наливаясь синевой, другой возбужденно блестел. – Это мой новый друг – славный воин по прозвищу Сладкий Язык… – ощерившись в радостной ухмылке, он дружески хлопнул по спине сухощавого индейца.
– Очень приятно, – язвительно буркнула Златка и медленно, по слогам спросила: – Ты понимаешь меня? По-французски спросила. В серых глазах мелькнул озорной огонек.
– Может быть, ты знаешь язык инглизов? – так и не дождавшись ответа, резко переспросила она уже по-английски. Добродушно-насмешливый взгляд индейца кольнул раздражением.
– Черт с тобой! – в сердцах произнесла Златка уже на родном языке. – Пусть Улках с тобой разбирается. Авось и сгодишься в спецназ.
– А нельзя ли попросить у Вашего высочества иной должности? – с какой-то ленцой спросил индеец. На русском спросил.
Златка тихонько ойкнула. Едва придя в себя от неожиданности, она с сарказмом спросила:
– И на какой пост претендует столь славный воин?
– Министра финансов.
– А ты, братец, наглец! – искренне восхитилась девушка. – У тебя, наверное, и рекомендации имеются?
– Не без того, – не дрогнув ни единым мускулом, невозмутимо ответил индеец.
Ирреальность ситуации окончательно выбила ее из колеи и следующий вопрос, вместо того, чтобы прозвучать язвительно, получился каким-то обреченным, неуверенным.
– От кого? От твоих краснокожих друзей?
– Нет… – мягко улыбнулся странный индеец. – От ваших бледнолицых подруг.
От звука лязгнувшего металла Златка непроизвольно вздрогнула – главный механик Заморья шумно захлопнул отвисшую челюсть.
