Дарлингхёрста набиваться в кафе, Ньютаун прикрывал глаза, выставляя наружу ладонь, и говорил:
Джейк кулаками потер сухие и больные глаза. Маленькие оранжевые человечки в зеленых костюмах лепреконов прыгали по его оптическим нервам и сплавлялись на плотах по пульсирующим венам в висках. Другие странные хрюндепупели раздирали когтями его нутро, крохотными зубастыми ротиками высасывая подкладку желудка. Задница тоже чесалась — откуда–то из глубин. Что же он
Мимо прошла Последняя Ядерная Семья Ньютауна — они описали вежливый круг, минуя то место, где Джейк стоял ошеломленный и смятенный[42] — поколенческое клише. Папа с сыном отклонились вправо, мама с дочерью — влево. Вновь воссоединившись, они продолжали путь к церкви. А может, и не вежливый круг, задумался сконфуженный Джейк. Может, опасливый.
Быть может, размышлял Джейк дальше, ему нужна религия. Он подумал было пойти за этим видением нормальности до самой церкви.
Не–а. Не получится. Кажется, он не верит в Бога. Это ничего, поскольку и Бог не особо верил в Джейка.
Последнему, тем не менее, требовалось некое незамедлительное спасение. Он прижал запястья к вискам. ДУФ. ДУФ. ДУФ. ДУФ. Внутри как будто гремела ебицкая рейв–парти. А когда рокенрольный паренек начинает слышать в своих венах техно, он просто
Опустив руки, Джейк поймал взором отметку на правом запястье. Синенькая, сантиметра два с половиной, изображала она летающую тарелку, несущуюся через космос. Сердце Джейка пропустило удар. Откуда это взялось? Что наделал он минувшей ночью? «Агент Малдер». Ну разумеется. Он ходил на сейшак. Отметка. Просто штампик, который ставят на входе. В голову на долю секунды влетел образ роскошной зеленой девчонки с антеннами, после чего так же резко вылетел. Должно быть, он совершенно себя не помнил. Может, познакомился с девчонкой, и она повела его к себе. Где ж еще он мог быть все это время?
Где он был всю свою жизнь?
Полизав кончики пальцев, Джейк попробовал стереть чернила, но тут заметил отметку на другом запястье. В отличие от ясного, элегантно выписанного изображения летающей тарелки, тут значилась только цепочка смазанных букв. Джейк потер тарелку. Не сходит. Даже не смазывается. Он потер сильнее. Кожа покраснела, изображение осталось. Четкое и ясное. Полизав кончики пальцев правой руки, Джейк в порядке эксперимента потер левое запястье. Чернила размазались. Вот это явно штампик от входа. Джейк перевел взгляд с одного запястья на другое. Неужели его так вырубило, что он пошел и сделал себе татуировку? Хотя постой–ка — чтобы дойти до такого состояния, татуировкам требуется время. Скорпион на правой лопатке больше недели был в коросте, пока не проявился в чистом виде.
Разобраться Джейк был не в состоянии — ни ментальном, ни физическом. Ему нужно домой. Обернувшись, пожалуй, чересчур быстро, он чуть не запутался в серых мохнатых ногах замурзанного медведя «Спасите Планету», развалившегося у витрины лавки.
— Извини, — пятясь, буркнул Джейк.
— Дай нам доллар? — взмолился медведь. Очевидно, он провел на улице всю ночь.
Джейк вздохнул. Порылся в карманах и извлек двухдолларовую монету. Странно. Он был уверен, что денег больше. Джейк оглядел монетку. Если учитывать, сколько требуется для спасения планеты, этого маловато. Если учитывать, что еще у него в карманах, это — всё. С другой стороны, с ним только что случилось то, что некоторые назвали бы «преобразующим жизнь переживанием», и у него по–прежнему немного кружилась голова. Джейк глазами попрощался с монеткой и протянул руку к баночке для подношений. Но не успел опустить монету в прорезь, как налетела медвежья лапа и загребла его руку.
— Спасибо, старина, — кивнул медведь. — На самом деле это для меня. Мне очень нужно пива.
Джейк открыл было рот, хотел что–то сказать, но раздумал. К ним босиком подгребла девчонка с синим ежиком волос, дюжиной пирсингов на лице и в джинсах, где было больше прорех, чем ткани; под татуированную руку она держала мальчика с зелеными дредами и в длинной юбке, крашенной вручную.
— Ты веришь в ангелов? — спросила девочка. Мальчик покачал головой. — Ты веришь в фей? — Он снова покачал головой. Джейк сунул руки в карманы, теперь уже пустые, и пошаркал за угол. — А в чужих? — донеслось до него. — В чужих ты веришь?
Чужие. У Джейка в мозгу что–то блямкнуло, но там было чересчур набито и накурено, чтобы он смог дотянуться до двери и по–настоящему ее открыть.
— Добдень. — В мысли Джейка врезался протабаченный голос Джорджа, его соседа. Темные глазки Джорджа ярко сияли из–под циркумфлексов бровей, от которых широкое задубелое лицо выглядело неизменно удивленным. Тонкие губы подергивались — часто выглядело так, будто Джордж что–то жует. На самом деле, он что–то пережевывал. И пережевывал он — вот уже много лет, с тех пор, как скончалась его жена Глория, — вопросы–близнецы, а именно: конец света и прибытие на Землю чужих. Джордж был одержим. И убежден — нет, он был абсолютно
Кроме того, он знал, что, когда настанет час последней секунды земных часов, благожелательные чужие спасут тех, кто в них верит. Он знал, что, когда это случится, ему представится хорошая возможность слиться со своей Глорией в ином измерении. А знал он это потому, что выписывал такие журналы, как «Вахта тысячелетия» и «Ежеквартальник НЛО». Он переписывался с женщинами из Данденонгса, полицейскими в Гладстоне и другими людьми, которые взаправду видели летающие тарелки, — включая одного таинственного обитателя трейлерных парков из Южной Австралии, который находился в постоянном контакте с инопланетянами, маскировавшимися под дельфинов. Все вообще–то указывало в одну сторону. На необходимость Быть Готовым к Чему Угодно. А конкретно — Быть Готовым к Вознесению.
И Джордж был готов. Весь его двор был покрыт метровым слоем дохлых и умирающих электроприборов. Там, где некоторые горожане в своей сельской ностальгии сажали бы красный жасмин или папоротники, Джордж грядками высаживал «Куизинарты»[43], карандашные электроточилки, пантографы, транзисторные радиоприемники, принтеры с лепестковыми литероносителями и фондюшницы. Снежная река старых стиральных машин и холодильников змеилась вдоль одной стены дома; крышу покрывали штабеля телевизионных антенн. Почему к апокалипсису нужно было готовиться именно таким образом, Джордж бы не ответил — все в итоге сводилось к интуиции.
Интуиция же подсказывала ему, что на фронте чужих не все спокойно. Во–первых, газеты полнились знаками того, что конец света близок. Правительство недавно объявило, что погасит национальный долг, распродав большинство природных и культурных ресурсов страны — включая все области Мирового Наследия, «Опера–хаус», Улуру[44], полдюжины танцевальных ансамблей и одного–двух комиков. Партии ядерных побочных продуктов оно направляло через те избирательные участки, где проживало слишком много художников и гомосексуалистов, а также дам, которые пользовались такими словами, как «председалицо». Правительство отменило примирение с австралийскими аборигенами, поскольку примирение считалось «политически корректным», а правительству не хотелось, чтобы его ловили на чем–нибудь таком, что можно превратно истолковать как корректное. Кроме того, оно постепенно превращало «Эй–би–си» — национального вещателя — в гибрид коммерческого предприятия и гамбургерной франшизы. За рубежом тем временем американские подростки клялись оставаться девственниками до самой свадьбы, а их родители давали клятву убивать геев за Иисуса. Единственная оставшаяся в мире этническая группа, которая не старалась изничтожить другую этническую группу, целиком погибла при аварии автобуса. По океанам бесцельно дрейфовали баржи с токсическими отходами, время от времени заплывая в пасти китов. И все это — лишь на прошлой неделе.
Тик. Тик. Тик. Хорошие же новости в том, что днем раньше по всему миру наблюдался всплеск визуальных наблюдений НЛО, и по крайней мере дюжина сообщений поступила из Нового Южного Уэльса. Генерал Шакал Какой–то в Пентагоне издал официальное заявление, обвинив во всем заблудшие метеозонды, «огни Лаббока»[45] и прочие ОЛО. Прокомментировать невиданный международный урожай новых кругов на полях — в виде компакт–дисков, виниловых пластинок и магнитофонных кассет — он не смог.
И потом еще — тот странный сон, привидевшийся Джорджу минувшей ночью. Во сне этом Джордж брел по бушу и тут наткнулся на крупный плоский камень. Джордж нагнулся и его перевернул. Под ним лежала прекрасная сильфида — улыбаясь и трепеща крылышками.
У Джейка не было настроения беседовать. Хотя, как ни верти, на беседу уйдет меньше сил, чем на уклонение от нее. Он подволокся туда, где Джордж выгружал из пикапа некие приспособления со шкивами и роликами.
— Что у тебя тут, Джордж? — спросил он.
— «Оживители Животиков», — ответил Джордж.
— Ёшкин дрын, — кивнул Джейк, решив, что для добрососедских отношений этого вполне хватит. Он зевнул. — Прости, — извинился он, прикрывая рот. — Ночью немного перебрал.
Когда Джейк поднял руку, бдительные глаза Джорджа телескопически наехали прямо на его запястье.
— Новая татуха? — Он старался контролировать дрожь в голосе.
— Э–э, ну вроде, — буркнул Джейк.
— Особый повод?
— Да нет, — ответил Джейк. — Ну, может. Не знаю. Не могу сейчас об этом. Я
Джордж пожал плечами, давя разочарование.
Джейк подтащил себя к обветшалому террасному дому по соседству, где и проживал. Толкнул скрипучую калитку, перешагнул картонную коробку, переполненную бутылками и жестянками, которую однажды они сдадут в утиль. Направляясь к двери, едва увернулся от попадания в свежую сигарку собачьей какашки. Джейк нащупал на шее кожаный шнурок с ключами. Ключей на месте не было. Блят–ть! Это уже чересчур. Он торопливо провел инвентаризацию. Потеряно: носок, ключи, ночь. Приобретено: татуировка и целый шмат бодуна. Ночь была явно памятная. Если б только ее
Он заколотил в дверь. Нет ответа. Все его соквартирники дрыхнут. Он слышал Игги Зардаста, своего бультерьера — тот примчался к двери, цокая когтями