сэйтай[58] и туго знал своё дело. Примерно через полчаса припухлости сходили на нет, хотя красные следы на коже оставались. И вокруг этих следов снова сжимались клешни.
Под большим пальцем левой руки Виктора находилась кнопка для вызова персонала, которая ломалась слишком часто, для того чтобы это было случайностью. Вследствие чего вызываемый персонал появлялся в одном случае из пяти.
Под большим пальцем правой руки находилась кнопка для переворачивания страниц книги, висящей перед носом на специальной подставке, — тонкий, деликатный манипулятор, чутко реагируя на нажатие, осторожно перетаскивал страницы с места на место так, словно они были хрустальными.
Эта кнопка работала безотказно. Но читать не хотелось.
Хотелось выть от безысходности.
Нет ничего хуже для нормального здорового мужика, чем целыми днями валяться на койке без движения. При этом словно со стороны наблюдая своё тело искорёженным, словно после нешуточной автомобильной аварии.
Хотя нет. Если человека так изломает при аварии, вряд ли он сможет потом что-либо наблюдать. Разве что только с того света.
Использовав кучу разной аппаратуры, очкастый японец сломал и вывернул всё, что можно было сломать или вывернуть. Даже пальцы на руках и ногах. Правда, сейчас, через завесу ультрасовременных анестетиков, боль была вполне терпимой. Гораздо страшнее было, когда шприцами вводили в суставы густую жёлтую массу, а потом растягивали размягчённые кости. По сравнению с этим второй этап — разработка связок под воздействием впрыскиваемой жидкости бледно-серого цвета — была детской забавой.
Тогда очкастый вивисектор утешал — мол, это всё ерунда. Вот в Средние века, когда не было шприцев и анестезии, процедуру проводили по живому, надрезая кожу и вдувая субстанцию в суставы через железные трубки. Сейчас, мол, кайф, лафа, стерильность и сплошная цивилизация, включая компьютерные технологии, реализованные в крабьих зажимах, строго в соответствии с введённой программой миллиметр за миллиметром растягивающих тело пациента в стороны, словно резиновую куклу.
Может, оно всё было и на пользу.
Может быть…
Но это только в романах и фильмах про суперменов герои принимают невзгоды и лишения с отполированной голливудскими стоматологами улыбкой, и несутся себе дальше спасать мир, который вечно попадает в какие-то передряги.
В жизни оно всё иначе.
В жизни порой накрывает депра, от которой не спасают висящие перед носом труды великих шпионов прошлого.
— Больно?
Виктор с трудом повернул голову на голос. Это было единственное движение, доступное ему в последние две недели.
И словно в зеркале увидел отражение себя в огромных девчачьих глазищах.
«Да уж, душераздирающее зрелище. Не глаза, а то, что в них отражается».
— Нормально, — буркнул Виктор, невежливо отворачиваясь. Не особенно в кайф валяться перед девчонкой в образе эдакого беспомощного уродца. Хоть бы простынёй прикрыли, садюги проклятые!
— Ты терпи, — серьёзно сказала девчонка. — Любое, даже абсолютное оружие нуждается в доведении до совершенства. Как и в уходе. Попробуй, это вкусно.
Виктор вздохнул и повернул голову обратно. Ох, мама дорогая, только не это! Опять рис!
— Это сладкие моти, — сказала девчонка, разламывая рисовую лепешку и поднося ко рту Виктора. — Их меня научила готовить мама…
Только этого еще не хватало! Чтоб симпатичная девчушка с руки кормила как собачонку!
— …когда была жива.
Так… Не тот случай, чтобы быковать. Совсем не тот…
«Моти» действительно оказались очень даже ничего. Хотя, по сравнению с дедовой рисово- корешковой диетой, любая человеческая еда показалась бы блаженством.
— А что с ней случилось? — ляпнул Виктор — и тут же куснул себя за язык. Блин, довели экзекуторы со своими технологиями, совсем мозги перестали работать.
Но девчонка отреагировала на удивление спокойно.
— Отца и маму убили тэпподама, убийцы-смертники клана Ямагути-гуми во время последней сэнсо.
Этот термин был Виктору незнаком.
— Сэнсо? — переспросил он.
— Война между кланами Якудзы, — пояснила девчонка.
— А разве они воюют? — удивился Виктор. — Я слышал, что вроде у них бывают порой непонятки, но не думал, что всё так серьёзно.
— Бывает по-разному, — вздохнула девчонка. — Кодекс Якудзы запрещает убивать катаги, но в то же время не зазорно подарить смерть члену своего клана. И если ты потом сможешь доказать, что сделал это обоснованно, никто не скажет тебе ни слова. Что уж говорить про воинов других кланов. И хотя сейчас царит тэути, официальный мир между кланами Сумиёсикай и Ямагути-гуми, он крайне шаток. Как и любое иное равновесие.
— Понятно, — сказал Виктор. — У наших бандюков то же самое. То мир-дружба-жвачка, то, чуть что — за стволы хватаются.
— Якудза — не бандиты! — сверкнула глазищами девчонка. — Клан Сумиёси-кай ведет свою родословную от великих героев прошлого!
— Так никто ж не спорит, — вяло отбрехался Виктор.
Спорить не хотелось.
Хотелось, чтобы сидела возле койки симпатичная японочка со смешным именем Мяука (может, и не совсем так на самом деле, но пусть будет Мяука), хлопала дециметровыми ресницами и говорила о чем- нибудь.
Всё равно о чем.
Потому как альтернатива пугала. Еще пару недель беспрерывного изучения жутких старинных трактатов, с холодным практицизмом описывающих способы оптимального умерщвления себе подобных, — и можно смело переезжать на другую койку в палате с мягкими стенами.
Поэтому Виктор, что называется, «съехал с темы», подольстившись.
— Были тут в вашем храме с сиханом, видели статуи твоих предков. Впечатляет.
— Правда? — отмякла японочка. — Если дедушка водил тебя в храм, значит, ты оправдываешь его доверие и ками прадеда довольно тобой. Если бы не он, последняя война могла продолжаться до сих пор. Немецкие технологии…
Она говорила что-то ещё, но вдаваться в секреты немецких технологий было тоскливо. Тут японскими технологиями достали по самые «не хочу» — и вот вам, извольте, продолжение банкета, новые беседы на тему, как кто-то кого-то когда-то замочил или замочит впоследствии. Поэтому Виктор только слушал приятный мяукающий голос (не зря Мяукой назвали), смотрел на кукольное личико с нереальными глазищами — и ему было хорошо.
Она закончила говорить. Помолчала, глядя на него из-под ресниц и едва заметно краснея. Спросила тихо:
— Хочешь, я приду завтра?
— Хочу, — улыбнулся он.
Она и вправду пришла.
И на следующий день, и после.
И когда она приходила, жизнь казалась гораздо менее тоскливой…
«Убийство ударом в точку ганка — это пронзающий удар в четыре внутренних угла груди. Здесь канал
