Ученик якудзы

часто обращается противоположной стороной для другого. Одному и тому же действию можно приписать и положительный знак, и отрицательный. Поступок, совершенный без знака, остается чистым, не оцененным поступком.

Магия кудзи-кири не имеет знака, так как использует энергию неживого, не имеющую значения для простых смертных. Многие люди пожмут плечами, услышав фразу «убить неживого». Для них эти слова не имеют не только знака, но и смысла.

Для них. Но не для мага.

Убивая неживого, маг получает многое — но и теряет невообразимо много. Мир мёртвых получает над ним власть, но и он может черпать оттуда силу, невообразимую для смертного. Если, конечно, сумеет правильно совершить Ритуал…

Дрожащие отблески пламени плясали на сколах камня, и казалось, будто черный кулак шевелится, примериваясь, как бы половчее нанести удар. Виктору почудилось, что лежащий справа от него меч тоже шевельнулся, словно боец, разминающийся перед поединком.

— Камень можно разбить на тысячи кусков, но его ками всё равно будет жить, как по-прежнему отражают этот мир осколки разбитого зеркала. Для неживого нет разницы, в каком виде он находится в нашем мире. Результата можно достичь лишь уничтожив его ками. Для этого нужно сделать следующее.

Закрой глаза. Скрести указательный и средний пальцы правой руки так, чтобы средний был сверху. Второй рукой мысленно собери из курильниц энергию огня и сожми ее в кулаке.

Виктор повиновался.

Жар внутри левого кулака возник почти сразу.

— Хорошо, — произнес сихан. — Теперь поднеси скрещенные пальцы к левому глазу. Сконцентрируйся. Вспомни все обиды, всю ненависть, которую только испытывал в своей жизни. Почувствуй, что мир ненавидит тебя, и возненавидь весь мир. Дай священной ярости древних воинов завладеть тобой…

Это была не его ненависть. Столько ненависти не может сгенерировать в себе человек.

Волна мрака, принадлежащая памяти предыдущих поколений, смыла в нем всё человеческое, оставив лишь звериное боевое беспамятство, благодаря которому когда-то в незапамятные времена выживали сильнейшие…

— Не упускай состояния ярости, — сквозь огненночерную пелену сказала Пустота голосом сихана. — Когда к тебе придут слова Ритуала — не противься им. С каждым словом ярость должна крепнуть в тебе. Не отводи скрещенных пальцев от уровня глаз и не разжимай кулака другой руки, пока не почувствуешь покалывания Энергии Смерти в кончиках пальцев…

На черно-багровой пелене возникли огненные знаки, похожие на те, что были начертаны на его руках. Но теперь он понимал их значение.

Он начал читать, но это было нелегко. Каждое слово отдавалось жесточайшей болью во всем теле. Особенно сильно болели руки, сплетенные из энергетических нитей, и то ли от боли, то ли от ужаса дрожала пульсирующая точка, в которой сходились светящиеся жгуты его кокона. И корчился впереди серый комок плоти, испуганно мерцая белым светом и пытаясь отползти назад.

— Твои скрещенные пальцы — это клинок, который ты закалил в огне своей ненависти, — продолжала Пустота. — Теперь убей неживого и возьми себе силу его ками.

Покалывание в пальцах стало нестерпимым. Страшная, древняя как мир энергия рвалась наружу, движимая лишь одним инстинктом — убить слабого для того, чтобы жить самой. Она требовала выхода…

Но внезапно Виктор понял, что, убив сейчас существо, живущее между мирами, потом придётся многократно убивать. Раз попробовав падаль, после трудно отмыться от трупного запаха.

И вдруг… он рассмеялся.

Как он не понял этого раньше?

Всё это время сихан пытался достучаться до сущности, которая, по его словам, заняла место утраченной души. Но всё остальное, то, что было Виктором, оказалось вовсе не контейнером для перевозки чужого ками. Сейчас Виктор не просто чувствовал это. Он видел! Не часто удается человеку по-настоящему заглянуть внутрь себя…

Их было двое.

Практически одинаковых по форме и размеру комка полупрозрачного, светящегося тумана, теперь явственно различимых сквозь переплетения энергетических жгутов. Не сказать, что им было тесно внутри кокона, когда то один, то второй выращивал из себя дымчатые отростки и тянулся к точке, в которой сходились жгуты. При этом они почти не мешали друг другу, но ведь всегда лучше, когда две руки растут из одного туловища, сообща делая общее дело.

Виктор подумал, что, наверно, ненависть — нелучший инструмент для создания собственной души. Но потом пришла мысль, что скальпелем можно равно как убить, так и продлить жизнь. Главное — в чьих он руках…

Сверкающий клинок погрузился в недра кокона, раздвигая жгуты, попадающиеся на пути. Два клочка тумана сначала вздрогнули, но потом одновременно потянулись навстречу…

Бывает боль, которую можно терпеть.

Бывает нестерпимая боль, отключающая сознание.

А еще существует боль, несовместимая с жизнью, когда, словно истонченная вольфрамовая нить в лампочке, рвутся связи с реальностью этого мира. Но Виктор никогда не мог предположить, что подобная боль может тянуться бесконечно. И вдвойне удивительно было то, что при этом он был всё еще жив.

— !!!

Беззвучный крик был ужасным. Но Виктор понял его значение. Не следует слишком долго копаться в собственной душе, после того как она стала одним целым.

Особенно в буквальном смысле…

Нити кокона гасли. И одновременно с ними наливался красками окружающий мир. Виктор еще успел заметить, как, словно в замедленном фильме, сухая старческая рука тащит его руку, извлекая скрещенные пальцы из груди, словно ложку из киселя.

Он зажмурился. Это было слишком невероятно, для того чтобы быть правдой.

Посох сихана валялся на глиняном полу, словно простая палка. А его хозяин смотрел на своего ученика и лишь порой вытирал со лба капли пота, норовящие просочиться сквозь седые брови.

— Я знаю, что такое сэппуку, — наконец вымолвил он. — И могу понять, когда воин взрезает себя, для того чтобы выпустить наружу своё ками. Но я никогда не думал, что можно взрезать грудь собственной рукой, для того чтобы его обрести.

Он покачал головой и, наконец овладев собой, подобрал посох. Поднявшись на ноги, он легонько стукнул по камню ногой и усмехнулся.

— Что ж, неживой, наверно, сейчас тебе признателен. Но кудзи-кири все равно будет требовать жертвы — Ритуал нарушать нельзя. Поэтому тебе все-таки придется закрепить достигнутый результат.

* * *

На этот раз их было меньше — человек тридцать, не более.

Лучшие ученики Школы.

Они застыли неподвижно в своих черных одеждах, словно терракотовые изваяния, образуя замкнутый круг. В центре круга, скрестив руки на груди, стоял лысый монах с торжественно-каменным лицом.

А у его ног, склонив голову на грудь, в классической японской позе на пятках сидел голый по пояс человек со связанными за спиной руками и непривычно белым для этих мест цветом кожи. Его лица не было видно — только ветер слегка трепал светлые, коротко стриженые волосы на его затылке.

Круг расступился, пропуская внутрь Виктора и его учителя, и сомкнулся вновь за их спинами.

Сихан и лысый оядзи поклонились друг другу. Виктор тоже кивнул, не особо заботясь о том, насколько почтителен был его поклон. Его мысли были заняты другим.

Он уже понял, зачем его привели сюда.