обрушился тропический ливень, но это было всего лишь стекло, посыпавшееся на панель из тысячи разбитых окон. Габриель закрыл руками лицо, но через несколько секунд пальцы его стали красными от собственной крови.
Ливень стекла прекратился, эхо взрыва замерло в отдалении. Габриель удержался от желания оглянуться и посмотреть на руины. Он уже видел раньше, что получается от взрыва бомбы на улице, и мог представить себе зрелище за своей спиной. Горящие машины, почерневшие здания, разрушенное кафе, тела и кровь, потрясенные лица выживших. И, отняв руки от лица, он спрятал их в карманы пиджака и продолжал идти опустив голову, а в ушах звенело от страшной тишины.
18
Париж
Париж пострадал от выпавшего за годы на его долю чрезмерного количества террористических взрывов, и французская полиция, а также службы безопасности научились весьма эффективно разбираться с последствиями. Через две минуты после взрыва на место прибыли первые подразделения. Через пять минут окрестные улицы были перекрыты. Машина Габриеля оказалась внутри оцепления, так что он вынужден был уходить пешком. Почти стемнело, когда он добрался до большого железнодорожного депо на южной окраине города.
Теперь, укрывшись в погрузочном отсеке заброшенной фабрики, Габриель стал мысленно перебирать содержимое своего багажника. Чемодан, несколько предметов одежды, камера, магнитофон, радиоприемник, которым он пользовался для связи с командой наблюдения. Если машину быстро не забрать, полиция изымет ее, откроет багажник и начнет осматривать содержимое. Они прослушают звукозапись и выяснят, что галерея Вернера Мюллера и его телефоны подслушивались. Они проявят бобины пленки и выяснят, что там есть фотографии галереи извне. Они вычислят угол фотографирования и придут к выводу, что это было снято из окна гостиницы «Лоран». Они опросят персонал гостиницы и выяснят, что в интересующей их комнате жил неучтивый немецкий писатель.
Правую руку Габриеля начало дергать. Сказывалось напряжение. После взрыва бомбы он все время передвигался – проехал на десятке поездов метро, прошел несчетное число миль по многолюдным бульварам. С уличного телефона близ Люксембургского сада он позвонил Узи Навоту по аварийному каналу.
Сейчас Габриель поднял глаза и увидел, что по узкой служебной дороге, огражденной провисшим железным решетчатым забором, медленно едут две машины. С погашенными фарами. Машины остановились ярдах в пятидесяти от Габриеля. Он спрыгнул с погрузочной платформы – приземление вызвало боль, которая волнами прошла по рукам, – и направился к ним. Задняя дверца первой машины распахнулась. Навот сидел, развалясь, на заднем сиденье.
– Залезай, – буркнул Навот. Он явно смотрел слишком много американских фильмов про мафию.
Навот привез доктора, знакомого Ари Шамрона. Он сидел впереди. Превратив центральный подлокотник в операционный стол, он накрыл его стерильной салфеткой и включил лампочку в потолке. Доктор срезал бинт и осмотрел рану. Слегка надул губы: мол, не так худо. «Вы притащили меня сюда ради этого?»
– Дать болеутоляющее? – спросил он, но Габриель отрицательно покачал головой.
Доктор снова надул губы, снова наклонил голову к плечу: мол, как угодно.
Полив рану антисептиком, доктор принялся за работу. Габриель, реставратор, внимательно за ним наблюдал. Подцепить, дернуть, потянуть, отрезать. Навот закурил и сделал вид, будто смотрит в окно. Кончив зашивать рану, доктор тщательно ее забинтовал и кивком дал понять, что с этим покончено. Габриель положил правую руку на стерильную салфетку. Срезая грязные бинты, доктор чисто по- французски вздохнул от огорчения, словно Габриель заказал не то вино к рыбе под шафранным масляным соусом.
– На это уйдет две-три минуты, так? – Навот нетерпеливо повел рукой.
Доктора не волновало, как это воспринимает Навот, и он не спешил. На этот раз он не спросил у Габриеля, не хочет ли он, чтобы ему дали что-нибудь болеутоляющее. Он просто подготовил шприц и ввел анестетик в руку Габриеля. Он работал медленно, безостановочно почти полчаса. Потом поднял глаза.
– Я сделал все как можно лучше, учитывая условия. – Враждебный взгляд в сторону Навота: мол, я делаю это бесплатно, молодой человек. Шамрону будет это доложено. – Необходимо сделать настоящую операцию. А то мышцы, сухожилия… – Пауза, покачивание головой. – Нехорошо это. Вам скорее всего трудно будет ею шевелить, вы не сможете ее сгибать, как прежде.
– Оставьте нас, – сказал Навот. – Пойдите в другую машину и подождите там. – Навот отпустил и шофера. Когда они остались одни, он посмотрел на Габриеля: – Какого черта, что случилось?
– Сколько погибло людей? – спросил Габриель, пропустив мимо ушей вопрос Навота.
– Пока что трое. Еще четверо в тяжелом состоянии.
– Ты что-нибудь слышал от остальной команды?
– Они уехали из Парижа. Шамрон возвращает всех домой. Это может плохо кончиться.
– А машина?
– Наш человек наблюдает за ней. Пока что полиция к ней не приближалась.
– Со временем приблизится.
– Что они могут там найти?
Габриель сказал ему. Навот закрыл глаза и покачался, словно ему только что сообщили о чьей-то смерти.
– А как насчет квартиры Мюллера?
– Там есть «стекляшка» на телефоне.
– Вот чертовщина.
– Есть возможность проникнуть внутрь и все подчистить?
Навот отрицательно покачал головой:
– Полиция уже там. Если они найдут твою машину и установят, что Мюллер был под наблюдением, они разберут его квартиру по кирпичику. Им не потребуется много времени, чтобы найти «жучок».
– Есть какие-нибудь друзья в полиции, которые могли бы нам помочь?
– Не в таком деле.
– Этот «жучок» – он как визитная карточка.
– Я знаю, Габриель, но не я его там ставил.
Габриель нашел в кармане ролик пленки и протянул его Навоту.
– У меня тут снят мужчина, который оставил бомбу в галерее. Передай это сегодня ночью на бульвар Царя Саула. Скажи троглодитам из Исследовательского отдела, чтобы поискали в базе данных. Может, они найдут имя для этой физиономии.
Пленка исчезла в большой лапе Навота.
– Свяжись с Шамроном и скажи ему, что надо немедленно послать охрану на виллу Анны Рольфе. – Габриель открыл дверцу машины и поставил ногу на землю. – Которая машина моя?
– Шамрон хочет, чтобы ты приехал домой.
– Я не смогу найти человека, подложившего эту бомбу, если буду сидеть в Тель-Авиве.
– Ты не сможешь его найти, и если будешь сидеть в камере французской тюрьмы.
– Какая машина моя, Узи?
– Ладно! Бери эту. Но на свой страх и риск.
– Когда-нибудь я попытаюсь отплатить за эту услугу.
– Приятного времяпрепровождения, Габриель. Я остаюсь тут расхлебывать чертову кашу, которую ты заварил.
– Только передай пленку в Тель-Авив. Будь доброй псиной.
На Коста-де-Прата Анна Рольфе опустила скрипку и выключила метроном. Комната, где она
