«Создать новое тело. Или – войти в новорожденного.»
«Вместе?»
«Только через твой труп! – возмущенно заявил волшебник, хотя и знал, что ни у него, ни у Морры теперь даже трупа нет. – В одном теле нам не бывать!»
«Как ни странно, я согласна. Что ты выберешь?»
«Новорожденного. Проще и быстрее.»
«А как же душа, которой предназначено туда вселиться?»
«За это придется потом заплатить.»
«А я, наверное, попробую сперва без платы обойтись.»
«Удачи.»
Призрак Кречета скользнул вверх и исчез.
СКАЗАНИЕ ВТОРОЕ
ДАВНО
Вряд ли Фион Могучерукий, сокрушая черную луну, ведал, что последует за этим. А коли и ведал, то далеко не все.
Однако, если он это знал, но все равно взялся за дело, – даже самые ретивые барды и сказители определенно недооценивали героя.
Пока в небесах кружила черная луна, пока ее незримые лучи смешивались с серебром обычной луны, – вокруг земли держался тонкий, но прочный панцирь, отражая некоторую часть солнечного золота. И не только золота: оно, конечно, металл священный да божественный, и чрезмерный груз этого металла людям приносит больше вреда, нежели пользы, но главное не в золоте заключается. А в тепле.
Взять хотя бы теперешние зимы! До Фиона, если Узкое море не покрывалось льдом, такую зиму за теплую считали, а уж коли Сена вскрывалась до прихода Бельтейна, до середины весны – так и вовсе праздник великий. А теперь? Вечером в канун праздника Йоль на изломе зимы выставишь ведро с водой из дома, так к утру вода в нем и будет. Может, корочкой льда подернется. И в дорогу зимой пускаться – не подвиг великий. Не как летом, конечно, но все одно, под силу обычному человеку. А на юге Галлии, подумать только, виноград расти начал! Это к северу-то от Пиреней, в Гьенни, Ландах и Оверни! Кто былые времена помнит, чудом из чудес считает, и правильно считает. Раньше-то там яблоки с трудом приживались…
Кречет родился, когда черной луны в небесах уже не было. Однако старые времена помнил. Поневоле пришлось вспомнить, принять в себя чужую память, память тех, кто вошел в Хрустальную пещеру и не вернулся. Помнил, что случилось это, когда Сципион после пятимесячной осады отдал приказ штурмовать Карт-Хагайн, а гордый Ганнибал, не желая умирать побежденным, осушил чашу отравленного вина. Не так давно дело было, если подумать, три поколения назад – но мир переменился разительно. Жизнь стала… мягче. Не проще – мягче.
Кое-кто из бардов говорил, что Фион уничтожил витавший над миром призрак Старого Мира. Разумеется, волшебники принародно лишь улыбались такому: призраки уничтожать – не для героев занятие, им с реальными чудовищами надлежит бороться, и нечего байки рассказывать, будто ныне их не встретить; отойди на полдня от дома, чудище само тебя быстро найдет. Принародно – улыбались, но в разговорах между собой… впрочем, в нечастых разговорах между собой эту тему волшебники не поминали.
Потому что правы были барды, говоря о Старом Мире. И неправы – называя черную луну «призраком», ибо она была реальной и даже более того… это теперь от нее осталось всего-навсего пятно на голубом хрустале небесного купола, а спустя несколько веков и пятна видно не будет.
Да и не в пятне дело.
Незримо-черная луна действительно висела над землей с ТЕХ времен, она действительно преграждала части солнечного света и тепла путь в мир людей. Но не из-за слепой прихоти природы и богов-демонов былых дней; все в мире, этом или любом другом, имеет свои причины.
Земля жила под грузом холода, скудно и неуютно, но жила. Многие века. Она привыкла к этому грузу, не очень его замечая, пока герой Фион не сбросил с небосвода черную луну. Избавленная от бремени, земля радостно расправила плечи… и далеко не сразу поняла, что не просто бремя то было, а защитный панцирь.
Кречет безрадостно улыбнулся: он помнил переполох, что случился тогда. Это тоже произошло до его рождения, только уже после кончины могучего Фиона… Потом, когда все немного успокоилось, барды записали балладу, как полагается, смешав все что только возможно, спутав былое с грядущим, а причину со следствиями – но пусть лучше остается так.
Он легко вспомнил эту балладу. Да, пусть лучше остается так. Не нужно лишний раз ворошить прошлое…
«Не нужно лишний раз ворошить прошлое, верно, Моргьен? Кому как не тебе знать, что собой представляли фоморы?»
НЕ-НАСТОЯЩЕЕ
Королева Моря. Госпожа Моргьен. Владычица фоморов.
Да, все они были ею, а она – ими.
Когда-то.
Пусть с той поры минуло едва несколько дней; эти несколько дней для нее равнялись всей вечности.
Морра, так ее с самого начала звал Кречет, который стал девочке кем-то вроде старшего брата. Многие их считали родными братом и сестрой… но кровное родство между Кречетом и Моррой навряд ли существовало, а вот родство духовное – имелось. И не только духовное; у Морры тоже объявилась темная метка Дара, достаточно четкая, чтобы говорить о способностях колдуньи, кудесницы, волшебницы… и сколько там еще подобных названий придумали с начала времен.
Она с легкостью могла попасть в любой из храмов или даже тайных Башен северных чародеев. Но Морра избрала иной путь.
И путь этот вскорости сделал из нее – госпожу Моргьен, Королеву Моря, Владычицу фоморов.
Владычицу племени, которого не было…
Foam-oree, «рожденные из морской пены». Пенорожденные.
Когда-то они жили бок о бок с людьми. Потом разошлись. Несколько кланов продолжали общаться с морским племенем, кое-кто предпочел сделать вид, будто такого не знает и знать не хочет, а другие усиленно следовали лозунгу «хороший фомор – мертвый фомор». Самим фоморам до поры до времени было безразлично.
Но когда черная луна рухнула с небес, в одночасье сокрушив столицу Пенорожденных и две трети их земель, а оставшуюся треть, взбеленясь, поглотили волны Западного океана, – вот тогда-то фоморы забеспокоились. Существовать под водой они в принципе могли, но для жизни и, особенно, рождения детей им требовалась надежная суша. Пенорожденные попытались прорваться на равнины Гьенни – но на берегу Вьенны были разбиты тремя кланами Детей Дану, хотя последние и сами оказались вырезаны под корень.
