— Нет, не знаю. — Я действительно не имею ни малейшего понятия, о чем он говорит.
— Ну, это вроде того, как ты не смотрела на меня голого на арене, даже при том, что я был полумертв. Ты так… невинна, — наконец произносит он.
— Это не так! — говорю я. — Я фактически срывала с тебя одежду каждый раз, когда появлялась камера, в течение прошлого года.
— Да, но… Я имею в виду, ты невинна для Капитолия, — пытается он успокоить меня. — А для меня ты идеальна. Они просто дразнят тебя.
— Нет, они смеются надо мной. И ты тоже! — говорю я.
— Нет. — Пит качает головой, но все еще прячет улыбку. А я серьезно заново начинаю задумываться о том, кто должен выйти из этих Игр живым, когда открывается другой лифт.
Хеймитч и Эффи присоединяются к нам, выглядя чем-то довольными. Потом лицо Хеймитча становится жестче.
Что я сделала на этот раз? Я почти спрашиваю это, когда вижу, что он смотрит за мою спину — на вход в столовую.
Эффи бросает взгляд в том же направлении, а затем весело произносит:
— Похоже, они предоставили вам новый набор в этом году.
Я поворачиваюсь и вижу рыжеволосую девушку, безгласую, которая помогала мне в прошлом году, пока не начались Игры. Я думаю о том, что хорошо иметь здесь друга. Я замечаю, что у молодого человека, другого безгласого, тоже рыжие волосы. Он, должно быть, относится к тому, что Эффи называла «новым набором».
А потом холод проходит сквозь меня. Потому что его я тоже знаю. Не в Капитолии. А начиная с тех легких бесед в Котле, когда он подшучивал над супами Сальной Сэй, и заканчивая тем днем, когда я видела его лежащим без сознания на площади в то время как жизнь вытекала вместе с кровью из Гейла.
Наш новый безгласый — Дариус.
Глава 16
Хеймитч хватает меня за запястье, как будто предупреждая мое следующее движение, но я столь же безмолвна, как и Дариус, которого мучители из Капитолия сделали таким. Хеймитч как-то сказал мне, что они делали что-то с языками безгласых, чтобы они больше никогда не могли говорить. В своей голове я слышу голос Дариуса, игривый, яркий, звенящий через весь Котел, чтобы поддразнить меня. Не так, как мои товарищи-победители высмеивают меня теперь, а потому, что мы искренне нравились друг другу. Если бы Гейл увидел его…
Я знаю, что любое движение, которое я сделаю в сторону Дариуса, любой признак того, что я узнала его, приведет к его наказанию. Так что, мы просто смотрим друг другу в глаза. Дариус теперь немой раб, я приговоренная к смерти. Что мы, так или иначе, можем сказать? То, что мы сожалеем из-за жребия, который нам выпал? Что мы понимаем боль друг друга? Что мы рады, что у нас был шанс знать друг друга?
Нет, Дариусу не следует радоваться тому, что он знал меня. Если бы я была там, чтобы остановить Трэда, он не вышел бы спасать Гейла. Он не был бы безгласым. И уж точно он не был бы моим безгласым, потому что президент Сноу, очевидно, разместил его именно тут специально для меня.
Я выкручиваю свое запястье от хватки Хеймитча и направляюсь к своей старой спальне, запирая за собой дверь. Я сижу на краю кровати, упершись локтями в колени, а лбом в кулаки, и рассматриваю свой пылающий костюм в темноте, представляя, что нахожусь в своем старом доме в Дистрикте-12, сидя у огня. Вокруг постепенно становится темно, потому что угольки медленно потухают.
Когда, в конце концов, Эффи стучит в мою дверь, зовя на обед, я встаю и снимаю свой костюм, аккуратно сворачиваю и кладу его на стол вместе с короной. В ванной я смываю темные полосы косметики с лица. Я надеваю простую рубашку и брюки, а затем направляюсь по коридору в столовую.
Я мало, что замечаю во время обеда, за исключением того, что Дариус и рыжеволосая безгласая сервируют наш стол. Полагаю, Эффи, Хеймитч, Цинна, Порция и Пит говорят о церемонии открытия. Но единственное время, когда я ощущаю себя здесь живой, в тот момент, когда я роняю блюдо с горохом на пол и, прежде чем кто-либо успевает меня остановить, наклоняюсь, чтобы поднять это. Дариус прямо передо мной, когда я роняю блюдо, и мы оба ненадолго оказываемся рядом, скрытые из виду, пока соскребаем горох. На секунду наши руки встречаются. Я могу почувствовать его кожу, грубую под масляным соусом блюда. В напряженной, отчаянной хватке наших пальцев все слова, которые мы никогда не сможем сказать друг другу. Затем раздается кудахтанье Эффи о том, что «это не твоя работа, Китнисс!» И он отпускает меня.
Когда мы собираемся, чтобы смотреть повтор церемонии открытия, я втискиваюсь в промежуток между Цинной и Хеймитчем, потому что не хочу быть рядом с Питом. Весь этот ужас от ситуации с Дариусом относится ко мне и Гейлу, возможно, еще к Хеймитчу, но никак не к Питу. Он, вероятно, знал Дариуса, здороваясь с ним, но Пит не был частью Котла, а мы были. Кроме того, я все еще рассержена на него из-за того, что он смеялся надо мной так же, как другие победители, и последние вещи, которые мне сейчас нужны, — это его симпатия и комфорт. Я не передумала, насчет его спасения на арене, но я не должна ему ничего больше.
Пока я наблюдаю за процессией на Круглой площади, я думаю о том, как же это ужасно, что они одевают нас в костюмы и выставляют напоказ, заставляя катиться по улице на колесницах каждый год. Дети в костюмах — это глупо, но стареющие победители — вообще жалко. Некоторым, тем, кто помоложе, таким, как Финник и Джоанна, или тем, чьи тела еще не пришли в упадок, вроде Сидер и Брута, удается сохранить немного достоинства. Но большинство, те, кто находится в тисках алкоголя, морфлия или болезни, выглядят нелепо в своих костюмах коров и кусков хлеба. В прошлом году мы обсуждали каждого соперника, сегодня же мы выдаем лишь редкие комментарии. Неудивительно, что толпа беснуется, когда показываемся мы с Питом, такие молодые, сильные и красивые в своих блестящих костюмах. Лучший образ того, как должны выглядеть трибуты.
Как только все заканчивается, я встаю, благодарю Цинну и Порцию за их потрясающую работу и отправляюсь в кровать. Эффи напоминает, что завтра на завтрак надо встать пораньше, чтобы разработать нашу учебную стратегию, но даже ее голос кажется пустым. Бедная Эффи. У нее, наконец, был приличный год во время наших с Питом Игр, и теперь все это разбито в дребезги, так что, даже она не может радоваться. С точки зрения Капитолия, я полагаю, это является настоящей трагедией.
Вскоре после того, как я ложусь спать, в мою дверь тихонько стучат, но я игнорирую это. Сегодня ночью мне Пит не нужен. Особенно, когда рядом Дариус. Это почти так же плохо, как будто Гейл здесь. Гейл. Как я, предполагается, должна отпустить его, когда Дариус ходит по коридорам, словно призрак?
В моих ночных кошмарах часто фигурируют языки. Сначала я наблюдаю, замороженная и беспомощная, как руки в перчатках проводят кровавое вскрытие во рту Дариуса. Затем я на вечеринке, где все в масках и кто-то, щелкая своим мокрым языком, Финник, как я предполагаю, преследует меня, но когда он ловит меня и снимает маску, это оказывается президент Сноу, с полных губ которого стекает кровавая слюна. И вот я уже снова на арене, мой язык сухой, как наждачная бумага. Я пытаюсь добраться до водоема, который становится с каждым разом все дальше, когда я собираюсь набрать воды.
Когда я просыпаюсь, я бегу в ванную и пью из крана до тех пор, пока не понимаю, что больше уже не могу. Я скидываю свою мокрую от пота одежду и возвращаюсь в кровать совсем голая, снова засыпаю.
На следующее утро я откладываю поход на завтрак настолько, насколько это возможно, потому что я действительно не хочу обсуждать нашу учебную стратегию. Что тут обсуждать? Каждый победитель уже прекрасно знает, на что способны остальные. Или что он может использовать, так или иначе. Мы с Питом просто продолжим изображать влюбленных, вот и все. В любом случае мне не хочется говорить об этом, особенно при Дариусе, стоящем рядом безмолвно. Я долго принимаю душ, надеваю костюм, который Цинна оставил для тренировок и, говоря в трубку, заказываю еду к себе в комнату. Через минуту появляется сосиски, яйца, хлеб, картофель, сок и горячий шоколад. Я наедаюсь, пытаясь растянуть минуты до десяти часов, когда нам придется спуститься вниз Тренировочного центра. В девять тридцать Хеймитч колотит в мою дверь, очевидно, сытый по горло моими выкрутасами, и приказывает мне идти в столовую СЕЙЧАС ЖЕ! Тем не менее, я еще чищу зубы, прежде чем выйти в коридор, и этим успешно убиваю еще пять минут.
В столовой пусто, за исключением Пита и Хеймитча, лицо последнего пылает от алкоголя и гнева. На руке у него браслет из чистого золота с нарисованным пламенем (это, наверно, то на, что он согласился, потакая «символьному» плану Эффи), и он недовольно крутит его. Это действительно очень красивый браслет, но такое движение делает его похожим скорее на кандалы, чем на украшение.
— Ты опоздала, — рычит он на меня.
— Прости. Я проспала после того, как кошмары с отрезанными языками мучили меня полночи. — Я хочу звучать враждебно, но мой голос сходит на нет в конце предложения.
Хеймитч посылает мне угрюмый взгляд, но потом смягчается.
— Ладно. Это не важно. Сегодня на тренировке у вас два задания. Первое — остаться влюбленными.
— Это очевидно, — говорю я.
— И второе — завести немного друзей, — продолжает Хемитч.
— Нет, — возражаю я. — Я не доверяю ни одному из них, и я не могу выдержать большинство из них, лучше я буду работать только с нами двумя.
— Я тоже так сначала сказал, но… — начинает Пит.
— Но этого будет недостаточно, — настаивает Хеймитч. — Нас сей раз вам необходимо большее количество союзников.
— Зачем? — спрашиваю я.
— Затем, что вы в явно невыгодном положении. Ваши конкуренты знали друг друга в течение многих лет. Кого, по-твоему, они выберут в качестве мишени с самого начала? — произносит он.
— Нас. И ничего из того, что мы собираемся предпринять, не заставит их отказаться от старой дружбы, — говорю я. — Так для чего напрягаться?
— Для того, чтобы вы смогли бороться. Толпа вас любит. Это по-прежнему может сделать вас желательными союзниками. Но только в том случае, если вы сообщите другим, что сами желаете с ними объединиться, — отвечает Хеймитч.
— Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы мы были в команде профи в этом году? — спрашиваю я, неспособная скрыть собственное отвращение. Традиционно трибуты из Первого, Второго и Четвертого объединяют свои силы, иногда беря в команду и других особо выдающихся бойцов, и выслеживают слабых противников.
— Это было нашей стратегией, ведь так? Обучаться как профи? — парирует Хеймитч. — И кто говорит, что команда профи всегда формируется до начала Игр? Пит попал в том году к ним уже после.
