– Почему? – удивилась Тоска.
– Потому что... Если Пашу действительно утащили, то тот, кто его утащил, наверняка будет ждать, что мы пойдем его выручать. И встречу нам подготовит. А если твой Паша прикалывается, то мы на эти приколы не поведемся. Все очень просто. Пока он там бултыхается, мы лучше этот альбом дурацкий найдем. Мы за ним сюда пришли в конце концов. А всякие Паши...
Я наклонился и посмотрел в дыру. В дыре было темно. Хотя должно было быть светло. Но свет в этом клубе распределялся весьма причудливым образом. Я плюнул в дыру, ответа не последовало.
– А всякие Паши – это расходный материал, – закончил я.
– Как это расходный материал? Мне его еще сдавать родителям! А ты тут плюешься и веревки сворачиваешь!
– Паша что, твой брат?
– При чем здесь брат...
– Ну, тем более. А веревка нам еще пригодится. Может, повесить кого придется или со второго этажа прыгать...
– А если его это, – Тоска провела ладонью по шею, – если его там того? А мы тут сидим...
– Если его того, мы ему уже тем более не поможем. Потом заберем останки...
– Какие останки? – испугалась Тоска.
– Ну, если там действительно бензопила, то окровавленная. Я же говорил – пошлю открытку его родителям...
Тоска хмыкнула. Я двинулся дальше. Тоска сказала мне, что я придурок, и пошла за мной.
Галерея привела нас к библиотеке. Ведь в каждом уважающем себя Доме культуры должна быть библиотека. Книг, правда, тут особо никаких не было, одни журналы «Здоровье» и «Семья и Школа», зато в большом количестве.
– Там. – Я указал пальцем через читальный зал. – Там квартира Паровозова.
– Почему там?
– Потому что библиотека в Доме культуры – самое тихое место. Если где и устраивать квартиру, то только там. В тишине. Художники любят тишину, они такие неженки. Так что вперед.
Я подобрал с пола «Семью и Школу» и двинул через библиотеку, по пути зачитывая статью про преимущества стоячего обучения. Оказалось, что учиться надо стоя. В том смысле, что информация гораздо лучше усваивается, если ты стоишь. В Японии уже целые стоячие школы организованы, и все ученики показывают прекрасные результаты как в разных предметах, так и в традиционном японском искусстве владения бамбуковым мечом.
– А есть искусство владения томагавком? – спросила Тоска.
– Конечно, – ответил я. – Сейчас я тебе покажу. Вон видишь дверь?
– Ну?
– Иди, стань к ней.
Тоска подошла к двери.
– У тебя яблока нет? – спросил я.
– Нет, а что?
– Ничего. Придется так. Настоящий индеец может метнуть томагавк на расстоянии волоса от головы добровольца.
– А кто доброволец?
– Ты.
И я размахнулся томагавком.
5
Легенда об осиновой пуле
Конечно, это была просто шутка. Я не собирался метать в Тоску топор, я же не идиот. К тому же попасть на расстояние волоса невозможно, такие штуки проделывал лишь старина Чингачгук, а он давным-давно помер в своей Оклахоме.
Дверь, к которой прислонилась Тоска, была нужной нам дверью, я срубил петли, и мы вошли внутрь.
Квартира Паровозовых была похожа на музей. Не тот музей, в котором хранятся окаменевшие трилобиты, наконечники стрел древних людей или, к примеру, чучела речных крыс и бобров. А на музей, в котором краеведы-любители собирают старые лапти, утюги и дверные ручки, до которых дотрагивался поэт Бальмонт проездом из города Шуи в город Париж.
Мы стояли в большой прихожей, заваленной пыльными ширмами с японскими журавлями, раструбами от граммофонов, пластмассовыми слониками, горшками и другой ерундой, которую так охотно собирают пожилые домохозяйки.
В углу маленький сверлильный станок. На стене на штыре настоящий немецкий автомат времен Второй мировой – вещь дорогая и редкая. Я подошел, дернул, но автомат оказался приваренным к этому самому штырю.
– Оригинально. – Я дернул посильнее, но ничего не получилось, крепко приварили.
Я подумал, что надо будет как-нибудь на досуге наведаться сюда и автомат срезать, но потом заметил, что он не только приварен к штырю, но и ствол у него залит каким-то металлом. А жаль.
– Вот комната Паровозова! – Тоска указала на дверь справа. – Нам туда...
На двери была нарисована картина голландского художника Ван Гога, на которой он изобразил самого себя с отрезанным ухом. Только на этой картине был совсем не Ван Гог, а парень лет двадцати и с ухом. Вернее с ушами. С большими заячьими ушами. Довольно оригинально. А глаза у него были зарисованы черными крестиками, как будто зашиты. Только я заметил еще кое-что.
Между плечом этого ненастоящего Ван Гога и его правым ухом виднелась небольшая осинка с красными листьями.
– Ты никогда не слышала историю про осиновую пулю? – спросил я и достал из рюкзака жестяную коробочку с тормозком.
Тоска рассмеялась.
– Что? – спросил я, устраивая коробочку на журнальном столике.
– Это у тебя что? – Тоска указала на коробочку.
– Тормозок, – пояснил я. – В смысле, небольшой перекус.
– Да, – протянула Тоска. – Раньше ты безо всякого перекуса...
– Чем старше становишься, тем больше ценишь радости жизни, – сказал я. – Яйца всмятку, удобное кресло, теплые носки из собачьей шерсти...
– Куропяткин, тебе же всего...
– Возраст тут абсолютно ни при чем, – оборвал я. – А в жизни надо находить приятные стороны. Везде. Даже здесь.
– Как ты можешь что-то есть?! – возмутилась Тоска.
– Садись. – Я придвинул стульчик. – Перекуси. Война войной, обед обедом.
Тоска поморщилась.
– Ты не понимаешь. – Я открыл коробочку. – Настоящий боец заботится в первую очередь о своем желудке. Только хорошо перекусив, можно охотиться за вампирами, оборотнями и альбомами-убийцами. Я это понял совсем недавно. Знаешь, Тоска, я ведь почти профессиональный повар, меня обучил один старый китаец еще в первом классе, но я никогда этого не ценил...
– Ты хотел что-то про осиновую пулю рассказать, – напомнила Тоска.
– Ах да. Это изумительная история...
Я достал из коробочки два внушительных бутерброда с курятиной, достал маринованные огурчики, пузырек с соусом ткемали, который я сам сделал, по своему рецепту, достал блинчики с медом. Собрался откушать, как всякий нормальный джентльмен.
– Будешь? – предложил я Тоске.
Так и знал, что Тоска не удержится. Она впилась в бутер, как голодный бультерьер, аж за ушами треснуло. Но щелкнуть кнопкой диктофона не забыла, она записывала все мои рассказы.
– Так вот, баллада про осиновую пулю, – стал рассказывать я. – В одном небольшом городке жили три
