этом выступлении в защиту несчастных детей есть известная доля преувеличения, цель его — заклеймить злоупотребления, жертвой которых являются маленькие подкидыши.
В отношении Ирландии хочу сказать следующее. Какова бы ни была степень забывчивости человечества, каждому тем не менее известно, что страна эта оказалась в положении крайне драматическом, причем осложнения религиозного порядка усугублялись экономическими трудностями. С точки зрения исторической описание положения, существовавшего в Ирландии в 1875 году, мне кажется, не лишено смысла, оно помогает нам разобраться в событиях, и по сей день волнующих этот остров, до сих пор разделенный на две противоположные по духу зоны. Памятуя о том, что Французская республика посылала им в помощь Оша[110], Жюль Верн, как истинный француз, поддерживает ирландцев. Он сожалеет, что Великобритания проявляет столь явное непонимание, почему-то подвергает гонениям ирландцев ее аристократия, вполне либеральная и в Англии, и в Шотландии. А посему, полагает писатель, остров этот нуждается скорее в социальных реформах, чем в политических. Там все еще сохранялись феодальные порядки, и земля принадлежала лендлордам. Причем лорды, жившие в Англии или Шотландии, не имели никаких контактов с ленниками-арендаторами. Вот эту-то систему и критикует Жюль Верн. Главный порок он усматривает в абсентеизме лордов. «Вместо того чтобы протянуть руку, аристократия натягивает вожжи, того и гляди разразится катастрофа; тот, кто сеет ненависть, пожнет восстание». Это мудрое и вполне обоснованное предупреждение подтвердил дальнейший ход событий.
И, наконец, третий план романа — английская аристократия того времени. Черты ее представлены писателем карикатурно, но это всего лишь более яркое выражение реальных недостатков британских сеньоров. Без меры гордясь благородством своих предков, лорд Пиборн искренне сожалеет о прежних привилегиях феодалов и презирает любого, кто не может сравниться с ним родовитостью. Его семейная жизнь подчиняется устаревшему протоколу. Высокомерие этого персонажа кажется нам смехотворным, да и сын ему под стать — напыщенный маленький глупец, что подтверждает даже гора, эхо которой он вопрошает.
В то время как предприятие Малыша — «Литл бой и К0» — процветает, дела Мишеля идут все хуже и хуже. Он ликвидирует свое предприятие и распродает последние калориферы. Пришлось обратиться к Этцелю с просьбой вложить рекламные проспекты в «Журнал воспитания и развлечения» с тем, чтобы помочь Мишелю покончить с «этой разорительной и безумной затеей». У него родился третий ребенок, а это отнюдь не облегчало дела.
Старый писатель, несмотря на головокружения и неприятности с глазами, продолжает работать. Он написал «Плавучий остров», который посылает брату для проверки технических данных.
После часа ходьбы он чувствует невыносимую усталость в ногах, он почти не двигается.
В июне 1893 года Жюлю Верну выпало тяжкое испытание.
«В течение месяца у нас гостил Мишель со своей семьей, — пишет он брату. — Его жена прекрасно воспитана, дети тоже. Но Лефевры не пожелали с ними видеться и потянули за собой всех неверных друзей. Из настоящих-то одни только Лаббе да Пенсары. Заметь, мы никому не навязывали молодую чету. Ты ведь знаешь мои взгляды на этот счет. Но если Лефевры и все прочие полагают, что выполнили свой долг, мы уверены, что не забыли выполнить свой. У них болел ребенок, нужно было переменить обстановку, его привезли сюда, те, у кого есть ум и доброе сердце, не могли этого не понять, а дураков — к черту!»
Такое странное или, во всяком случае, неловкое поведение не прошло бесследно для будущих отношений не только между семьями Мишеля и Сюзанны Лефевр. Ее отчим и мать тоже были задеты. Дочери Онорины приходились не родными ее прославленному мужу, однако он всегда относился к ним как к своим собственным. Рождение Мишеля отодвинуло их на второй план, и они чувствовали себя ущемленными. И так как Мишель оказался трудным ребенком, Сюзанна уверовала в свое превосходство, и все это под маской прямолинейного конформизма. Меня крайне огорчило письмо господина Франси, мужа второй дочери Онорины — Валентины, которое я обнаружил в бумагах госпожи Аллот де ла Фюи и в котором содержались точно такие же упреки. Этот семейный конфликт не стоил бы ни малейшего внимания, если бы в этом письме не утверждалось — давая пищу для другой басни, — что в нашем семействе существует тайна, а поэтому мы будто бы и скрываем свои архивы. Вот почему мне пришлось раскрыть эту тайну, ее банальность разочарует любопытствующих. Что касается архивов, то у нас их, к величайшему моему огорчению, просто нет. Жюль Верн, удрученный зрелищем этого «клубка змей», по выражению Франсуа Мориака, уничтожил свои личные бумаги, полагая, что все оставшееся после него лишь преумножит раздоры.
В августе 1893 года, «выполнив перед урной свои обязанности советника», этот измученный отец присоединяется к своей жене. Онорина уже была в Фурбери, где Мишель снял уединенный домик в стороне от деревни. К дому с садом примыкала ферма. То-то была радость ребятишкам глядеть на лошадь, терпеливо бредущую но кругу с молотилкой. Но еще большей радостью была прогулка на пляж, расположенный неподалеку и в ту пору совсем пустынный! Дорога на пляж шла по оврагу, и море открывалось сразу, стоило только миновать виллу Эмиля Бержера, зятя Теофиля Готье, который был женат на его дочери, писательнице Юдифи Готье.
К дому примыкал небольшой павильончик, предназначавшийся для приезжих друзей. Хотя, надо сказать, комнат в доме было предостаточно, и я уже не помню, но, возможно, Жюль Верн использовал этот павильон для работы. Романисту так понравилось в Фурбери, что, приехав на десять дней, он остался там на месяц. Мне кажется, что именно с той поры писатель безраздельно отдал свою любовь семье сына. Во всяком случае, во время своего пребывания там он закончил первый том «Дядюшки Антифера». По возвращении Жюль Верн ненадолго задержался в Амьене, а потом вместе с Онориной отправился в Гавр, затем в Кан и Сен-Мало. Это туристическое путешествие свидетельствует об улучшении его состояния, как физического, так и морального.
Но передышка длится недолго, вместе с осенью приходят неприятности. Он получает платежную ведомость за полгода: «Я в отчаянии, книги, на которые я рассчитывал: «Бомбарнак» и «Замок в Карпатах», — публика не хочет читать! Я совсем пал духом. Хотя что же тут удивительного, успех — непостоянный гость! Я знаю… Но ведь я не кончил труд моей жизни, не описал весь земной шар».
И все-таки «Плавучий остров» и «Антифер» закончены. Писатель не упускает из виду и готовящийся том новелл, одна из которых, «Господни Ре-диез и мадемуазель Ми-бемоль», должна появиться в рождественском номере «Фигаро иллюстре». Больше всего писателя огорчает то, что критика оставила без внимания «Бомбарнака» и «Замок в Карпатах». Что касается последнего, то такое отношение к нему выглядит сегодня довольно странно, ибо это произведение свидетельствовало о вторжении автора в область нового жанра, сближая его с Лотреамоном[111] и Вилье де Лиль-Аданом. предшественниками сюрреализма.
Правда, оба эти писателя оставались непонятыми. Но для опытных критиков книга Жюля Верна должна была бы по меньшей мере послужить интересным сигналом, свидетельствующим об изменениях, которые претерпевала наша литература. То обстоятельство, что автор «Журнала воспитания и развлечения» написал такого рода произведение, должно было бы показаться им любопытным. Молчание это можно объяснить излишними стараниями автора никоим образом не оскорбить стыдливость клиентуры издательской фирмы Этцеля: «Отсылаю Вам корректурные листы «Замка в Карпатах», я перечитал их очень внимательно. Думаю, там нет ничего такого, что могло бы шокировать читателей Вашего «Журнала», я был крайне сдержан и краток во всем, что касается истории героя и певицы».
Перо его не знает устали, он уже закончил «Дядюшку Антифера», предназначенного на 1894 год, и начал работу над томами 1895 года!
Первые три главы «Антифера» являются прологом, в них рассказывается, как Камильк-паша, который подвергался нападкам своего двоюродного брата Мурада, поддерживавшего притязания Мехмета Али, отправляется на розыски неведомого острова. Ему пришлось покинуть Сирию, и он решил спрятать в надежное место все свое богатство, которое составляли драгоценные камни, чтобы спасти его от посягательств Мурада и его господина.
Тома Антифер, который в 1799 году, когда по приказу Бонапарта перебили всех пленных, взятых при Яффе, спас Камилька-пашу от гибели, получил от него в 1842 году письмо с указанием широты острова, где он спрятал свои сокровища, а долготу ему должны были сообщить позднее. Прошло двадцать лет. Тома Антифер умер, его сын Пьер Серван Мало, служивший каботажным капитаном, ушел на пенсию: теперь это дядюшка Антифер, существо забавное, его постоянное возбуждение и упрямство еще более оттеняются
