хотел понять я, как в такой глуши образовался действием природы первоначальный строй его души, как он смотрел в небес огромный купол, как гладил буйвола, как свой твердил урок, как в тайниках души своей баюкал то, что еще и высказать не мог. ... Подходит ночь, и песня на устах у всех, у всех от Мцхета до Сигнаха. Поет хевсур, весь в ромбах и крестах, свой щит и меч повесив в Борисахо. Из дальних гор, из каменной избы выходят сваны длинной вереницей, и воздух прорезает звук трубы, и скалы отвечают ей сторицей. И мы садимся около костров, вздымая чашу дружеского пира, и «Мравалжамиер» гремит в стране отцов — заздравный гимн — вождю народов мира. Борис Пастернак
Я понял: все живо. Векам не пропасть, И жизнь без наживы — Завидная часть. Спасибо, спасибо Трем тысячам лет, В трудах без разгиба Оставившим свет. Спасибо предтечам, Спасибо вождям. Не тем же, так нечем Отплачивать нам. И мы по жилищам Пройдем с фонарем, И тоже поищем И тоже умрем. И новые годы, Покинув ангар, Рванутся под своды Январских фанфар. И вечно, обвалом Врываясь извне, Великое в малом Отдастся во мне. И смех у завалин, И мысль от сохи, И Ленин, и Сталин, И эти стихи. Железо и порох Заглядов вперед И звезды, которых Износ не берет. Анна Ахматова
(написала эти стихи, надеясь спасти сына, Льва Гумилева, пропадающего в тюрьме)
Пусть миру этот день запомнится навеки, Пусть будет вечности завещан этот час. Легенда говорит о мудром человеке, Что каждого из нас от страшной смерти спас. Ликует вся страна в лучах зари янтарной, И радости чистейшей нет преград, - И древний Самарканд, и Мурманск заполярный, И дважды Сталиным спасенный Ленинград. В день новолетия учителя и друга Песнь светлой благодарности поют — Пускай вокруг неистовствует вьюга Или фиалки горные цветут. И вторят городам Советского Союза Всех дружеских республик города, И труженики те, которых душат узы, Но чья свободна речь и чья душа горда. И вольно думы их летят к столице славы, К высокому Кремлю — борцу за вечный свет, Откуда в полночь гимн несется величавый И на весь мир звучит, как помощь и привет. А вот то, что чувствовала поэтесса на самом деле:
Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой, Кидалась в ноги палачу, Ты сын и ужас мой. Все перепуталось навек, И мне не разобрать Теперь, кто зверь, кто человек И долго ль казни ждать. И только пышные цветы, И звон кадильный, и следы Куда-то в никуда. И прямо мне в глаза глядит И скорой гибелью грозит
