прислушивалась к старым, сладким звукам, завладевающим ее душой...
Раймонд тихо наклонился к ней и взял ее за руку, но это прикосновение разрушило все очарование. Анна вздрогнула, словно до нее дотронулись раскаленным железом, и оттолкнула руку невольным движением, выражавшим несомненный ужас.
Верденфельс смертельно побледнел, вспыхнувший было в его глазах свет погас, лицо стало по- прежнему сурово.
— Ты права! — глухо сказал он. — Я забыл, что нас разлучило.
Казалось, молодая женщина только теперь осознала, как глубоко поразил его ее отказ.
— Прости! — беззвучно сказала она. — Я не хотела огорчить тебя... это случилось невольно.
— Что ты меня оттолкнула? Разумеется! Движение было невольно, и именно потому совершенно искренне. Теперь я знаю достаточно. Не будем вызывать прошлое из его могилы!
Анна видимо старалась прийти в себя, и наконец ей удалось вернуть утраченное самообладание: она стала спокойнее и теперь сама подошла к барону.
— Будь со мной откровенен, Раймонд! — серьезно сказала она умоляющим тоном. — Что было в том письме, которое ты послал мне после нашей разлуки? Ты не хотел сказать мне, но я чувствую, что там было объяснение и оправдание. Может быть, я была к тебе несправедлива и слишком скоро осудила тебя. Скажи мне правду, я... больше не отступлю в ужасе.
Она сделала движение, точно хотела протянуть руку, но Верденфельс не протянул своей, и его обращение осталось сдержанным и холодным.
— Слишком поздно, — сказал он. — Твое невольное движение сказало слишком ясно. Я не буду больше обманывать себя, даже если бы ты сама хотела обмануться. Может быть, ты пересилила бы себя и подала мне руку, если бы даже все знала, но в каждой улыбке, в каждом пожатии руки я чувствовал бы дрожь ужаса, которую ты преодолевала бы лишь силой воли. Это создало бы из моей жизни ад, который был бы для меня хуже, чем вся ненависть, какую мне приходится переносить. Ты не хотела выслушать меня, когда я просил тебя об этом, в одном этом видя спасение; ты пальцем не шевельнула, когда Вильмут предавал пламени мое признание. Так пусть же оно и остается похоронено там.
Эти слова достигли своей цели. Анна опустила голову, но не делала дальнейших попыток вырвать у него тайну. Только когда он собрался уходить, она с пробудившимся страхом спросила:
— Так ты не хочешь покинуть Верденфельс?
— Нет! Ты вызвала меня на поле битвы — теперь победа будет за мной. Пусть Вильмут натравит на меня все население, пусть прибегает к каким угодно средствам, я не хочу отступать и не отступлю! В этом можешь быть уверена.
Он ушел, и дверь за ним закрылась. Это уже не был «пустой мечтатель», на которого Вильмут с презрением смотрел сверху вниз и который с болезненным страхом избегал всякого общения с людьми. Это «я не отступлю» звучало железной твердостью, доказывавшей, что человек научился бороться и жить.
Анна стояла не двигаясь, с опущенным взором. Значит, шаг, на который она решилась с таким трудом, оказался напрасным. Раймонд остался, и грозившая ему опасность также не исчезла. Перед охватившим Анну ужасом все другие чувства отступили на второй план. Да, она добилась того, что, будучи проклят и осужден, Раймонд снова вступил в жизнь, но какой ценой!
Дверь снова отворилась, и на пороге показался Пауль Верденфельс.
— Мой дядя собирается уезжать, — сказал он с вежливым поклоном, в котором чувствовалась какая- то отчужденность, — и я хотел проститься с вами.
Анна взглянула на него, и в ее голове вдруг созрело решение. Она жестом пригласила молодого человека войти и произнесла:
— Господин Верденфельс, прошу вас, войдите на несколько минут.
Пауль повиновался, и его взор с тревогой устремился на молодую женщину: он увидел, как она бледна и взволнована.
— Недавно я была невольной свидетельницей вашего разговора с пастором Вильмутом, — начала она. — Вы тогда высказали намерение при теперешних угрожающих обстоятельствах оставаться в Верденфельсе возле дяди. Вы сдержите свое слово, неправда ли?
— Разумеется! Не сомневайтесь в этом.
Анна чувствовала холодность в его словах, но все-таки продолжала:
— Барон нуждается в друге и, может быть, еще более в защитнике. Он вполне сознает грозящую ему опасность, но, несмотря на это, не хочет покинуть Верденфельс и даже не думает принять какие-либо меры предосторожности.
— Он сам вам сказал об этом? — спросил Пауль с горечью, которую не мог скрыть. — Впрочем, я видел, что вы желали разговора без свидетелей.
— Господин Верденфельс, — в голосе Анны зазвучала трогательная мольба, — вы любили меня, добивались моей руки, и хотя я думаю, что эта любовь существовала больше в вашем воображении, чем в сердце, я обращаюсь к вам, зная, что теперь требую от вас слишком многого. Слыша, как мужественно и энергично вы выступили против моего кузена Вильмута, я поняла, насколько вы выше и лучше других, и это придает Мне мужество высказать вам свою просьбу. Оставайтесь при Раймонде! Я боюсь, что на него будет еще больше покушений, чем до сих пор. Оберегайте и защищайте его, насколько это в вашей власти!
Наступило молчание. Пауль страшно побледнел и, казалось, не находил ответа.
— Вы знали моего дядю раньше? — наконец спросил он.
— Да, — тихо сказала Анна.
— И он был вам близок?
— Да!
Губы молодого человека болезненно дрогнули.
— В таком случае я понимаю отказ, выпавший на мою долю.
— Господин Верденфельс...
— О, я говорю это без всякой горечи. Я хорошо узнал Раймонда в последние месяцы и знаю, что при всей своей мрачности и замкнутости, при всех своих странностях он обладает чертами, которых у меня нет. В нем есть что-то такое, что невольно привлекает к нему, вероятно, невозможно было противостоять его обаянию, когда он еще не удалился от жизни и был счастлив...
Анна тихо покачала головой.
— Он никогда не был счастлив, даже тогда, когда я с ним познакомилась, и жизнь, к которой он теперь возвращается, всегда встречала его враждебно. Господин Верденфельс, поручаю вам защиту Раймонда. Если вы когда-нибудь любили меня, берегите его!
— Это будет сделано, — с твердостью сказал Пауль. — Я не покину его, насколько это от меня зависит, он будет в безопасности.
Анна протянула ему руку и воскликнула:
— Благодарю вас, благодарю от всего сердца.
Эта благодарность шла прямо из сердца. В голосе Анны, всегда казавшемся молодому человеку таким холодным и спокойным, теперь звучали горячие, трогательные ноты. Он в первый раз услышал этот задушевный тон, относившийся к другому, и, безмолвно склонившись над протянутой рукой, прижал ее к своим губам. Хотя Пауль уже начал превозмогать свою безнадежную страсть, но в эту минуту он с особенной ясностью почувствовал, чего лишился. Его сердце сжала острая боль потери, и глаза были влажны, он хоронил свою юношескую любовь...
Несколько минут спустя от дома лесничего отъехали сани, в которых сидели барон и его племянник, а несколько часов спустя уехала домой и Анна Гертенштейн. В доме лесничего никто и не подозревал, что эта встреча не была простой случайностью.
Глава 16
Вечер уже наступил, когда Раймонд и его племянник достигли Верденфельса. Дорогой они почти все
