Амвросий взобрался один еще выше, но тоже не нашел Генриха; молодой человек исчез. По-видимому, он отстал от своих товарищей и свалился в пропасть.
После долгих тщетных поисков решили вернуться обратно, чтобы оказать помощь найденным проводникам. Это легче было сделать в сторожке, чем под открытым небом.
Амвросий, только что вернувшийся после своих тщетных поисков, не принимал участия в обратных сборах.
– Вы идите, а я останусь здесь и не вернусь, пока не найду молодого Кронека, – решительно заявил он.
Крестьяне неодобрительно покачали головами.
– Ты никогда не найдешь его, – возразил отец Гундель. – Он, вероятно, лежит в какой-нибудь пропасти. Будь благоразумен, Амвросий, иди с нами! Ну, где ты будешь искать Кронека?
– В снежных сугробах, у ледника, он, наверно, там, – глухо, но решительно ответил старик.
– Господи, взбираться к леднику теперь – все равно, что броситься в пропасть! – с ужасом воскликнули все в один голос, и только Эбергард, не представлявший себе, как опасен замысел Амвросия, живо спросил:
– Почему вы думаете, что он там?
– Я нашел след и потому знаю, где искать.
– Амвросий, да ты, право, с ума сошел! – воскликнул хозяин нижней гостиницы. – Идти к леднику в такую непогоду! Ты знаешь, что в таких случаях никто не возвращается обратно.
Амвросий неподвижно стоял на месте, опираясь на свою палку, и пристально смотрел в густой туман, расстилавшийся над ледниками.
– Да, я это знаю! – спокойно ответил он.
– И все-таки идешь? Тебе хочется погибнуть, во что бы то ни стало? Будь же благоразумен, старик! – уговаривал Амвросия отец Гундель.
Все остальные крестьяне окружили старика и пытались убедить, что его затея – полнейшее безумие. Они все рисковали своей жизнью для того, чтобы спасти погибавших, но идти на верную смерть, зная, что это ничего не даст, было уже полным безрассудством.
– Послушайте, мой друг, – обратился к Амвросию и Эбергард, – разве возможно взобраться теперь на ледник? Ведь ваши товарищи говорят, что это совершенно немыслимо!
– Не знаю, возможно ли это или нет, а все-таки попытаюсь! – так же глухо ответил упрямый старик.
Хозяин нижней гостиницы снова начал убеждать eгo вернуться с ними, но Амвросий рассердился и резко воскликнул:
– Оставьте меня в покое! Несите лучше скорее в сторожку обоих несчастных. Я сказал, что пойду, и вы не уговорите меня изменить свое решение. Если я не вернусь, так прощайте, храни вас, Бог!
– Оставьте его, он сам должен знать, в конце концов, что его ожидает! – вмешался доктор. – Пойдемте скорее назад, уже давно пора оказать настоящую помощь пострадавшим… Прощайте, Амвросий, да поможет вам Господь!…
Над ледниками все больше и больше сгущался серый туман и окутывал все вокруг непроницаемой пеленой, как будто стремясь захватить в плен как можно больше жертв, а по снежной пустыне блуждал, тщетно стараясь найти выход, одинокий молодой человек. Час тому назад огромная глыба снега сорвалась сверху и засыпала его двух проводников; он шел сзади них и потому избежал этого несчастья, но зато на него обрушилось другое, еще более сильное. Генрих напряг все свои силы, чтобы вытащить из-под снега обоих проводников, но не в состоянии был сделать это один, а потому решил спуститься к горной гостинице и позвать людей на помощь. Однако непрерывно сыпавшийся снег совершенно занес тропинку, и, таким образом, молодой турист свернул с проложенной тропы и очутился в снежной пустыне.
Страшное чувство пережил Генрих, когда постепенно убедился, что для него нет выхода, что он не может рассчитывать ни на какую помощь. До сих пор мужество и молодые силы не оставляли его. Он отважно перескакивал через овраги, карабкался на ледяные скалы и лишь каким-то чудом не свалился в пропасть. Наконец он почувствовал, что ему изменяют силы как физические, так и духовные. Он не мог идти дальше и волей-неволей должен был подчиниться своей ужасной судьбе. А между тем он так любил жизнь, в особенности теперь, когда узнал счастье разделенной любви, когда его ждали слава и все земные радости! Еще сегодня утром, когда он стоял на вершине горы, ему казалось, что он победил мир, расстилавшийся внизу у его ног; солнце светило ему особенно ярко, и он был горд сознанием, что достиг своей цели.
Прошло лишь несколько часов, и картина так страшно изменилась! Он погибал один, оторванный ото всех, в ледяной пустыне. Вокруг него лежали ослепительно белые сугробы снега. Сквозь густой серый туман не проникал ни один светлый луч, ни один звук не долетал снизу, повсюду царила глубокая могильная тишина. Ледяное море отделяло заблудившегося туриста от прекрасной цветущей земли, от всего того, что было ему дорого, что он любил!
Генрих собрал последние силы, чтобы не упасть и победить необыкновенную усталость, манившую его прилечь на белый мягкий снег и уснуть. Его ноги были точно свинцом налиты, он еле передвигал их, но твердо помнил, что стоит ему присесть, и все счеты с жизнью будут покончены. Он сделал еще несколько шагов и сразу упал на замерзший снег. Перед его глазами поплыли чудные картины; он увидел среди белой равнины темно-синий прекрасный цветок; ему казалось, что он срывает его со скалы, а белая пена водопада касается его лба и освежает голову. В ушах раздается шум воды, похожий на звук органа, а над головой расстилается чистая синева неба. Затем эта картина исчезает и вместо нее над ним наклоняется прелестное бледное личико с большими темными глазами. Горячие губы прикасаются к его холодному лбу, и в ту же минуту он чувствует, как холодная дрожь охватывает его тело и доходит до самого сердца. Бесшумно падает снег; все ниже и ниже опускаются тучи, и какие-то невидимые тени простирают руки, чтобы схватить свою жертву. Вдруг издали, сквозь снег и туман, прорвался какой-то звук и через некоторое время повторился снова. Это был человеческий голос; он явственно приближался. До слуха терявшего сознание Генриха донеслось его собственное имя и заставило очнуться. Молодой человек хотел подняться, откликнуться на зов, но окоченевшее тело отказывалось служить, и с его уст сорвался только сдавленный стон.
– Генрих, Генрих, Генрих! – раздавалось все ближе, затем этот звук начал вдруг удаляться – по- видимому, искавший стал уклоняться в сторону, потеряв след.
Мысль, что помощь сейчас исчезнет и тогда уже не останется никакой надежды на спасение, заставила Генриха собрать все силы и победить безграничную усталость. Со всей энергией отчаяния он крикнул во весь голос, и этот крик достиг, наконец, ушей его спасителя.
– Я иду; говорите, какое нужно взять направление! – отчетливо донеслось до Генриха.
Сознание, что в непосредственной близости находится человек, что есть надежда на спасение, сразу оживило несчастного туриста и придало ему бодрости. Он с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, пошел по направлению голоса, не переставая перекликаться с ним. Наконец сквозь туман показался Амвросий; он поспешно подошел к шатающемуся молодому человеку и обхватил его стан.
– Амвросий, ну, слава Богу! – прошептал Генрих и тяжело прислонился к плечу своего спасителя.
Старик сразу увидел, как плохо обстоят дела. Ни слова не говоря, он достал из сумки бутылку крепкого вина, влил значительное его количество в рот молодого человека, а затем смочил его лоб и виски живительной влагой. Точно тепло разлилось по окоченевшему телу Генриха; он глубоко вздохнул и окончательно пришел в себя. Он хотел немного отдохнуть, но Амвросий поспешно увлек его за собой.
– Скорей, скорей отсюда, – торопил он. – Туман становится все гуще, через час наступит ночь, и тогда мы не найдем выхода.
Старик взял Генриха под руку, и они осторожно побрели вдвоем по снежной пустыне.
Они уже прошли большую часть дороги, как вдруг Генрих остановился, еле дыша.
– Я не могу идти дальше, – проговорил он. – Дайте мне отдохнуть хоть одну минутку.
Но Амвросий обхватил его рукой и заставил идти приговаривая:
– Минута отдыха будет для вас последней минутой жизни! Вперед, вперед!… Да идите же!
Слова старика были напрасны. Генрих инстинктивно подался вперед, чтобы следовать за своим спасителем, но пошатнулся и как сноп повалился на снег.
Амвросий стоял несколько секунд неподвижно, вглядываясь в лицо молодого человека. Какая-то
