В сердцах, — Все воплотилось В несчетности вооруженных рук, Что сплавили свой гнев с металлом сил и мук. То праздник крови, чей циклон Несет сквозь ужас строй знамен. И красные проходят люди По мертвецам, лежавшим в общей груде; Солдаты, касками блестя, Не зная более, где правый, где неправый, Уставши слушаться, как бы шутя, Лениво атакуют величавый И полный сил народ, Желающий осуществить все бреды И брызнуть в темный небосвод Кровавым золотом победы. Убить, чтобы творить и воскрешать! Как ненасытная природа, Зубами впиться в цель, Глотая дня безумный хмель: Убить, убитым быть для жизни, для народа! Дома пылают и мосты, Как замки крови в сердце темноты; До дна вода в задумчивых каналах Блистает в отраженьях дымно-алых; Позолочённых башен ряд Тенями беглыми переграждает град; Персты огня в ночной тени Взметают золотые головни, И горны крыш безумными прыжками Мятутся вне себя под облаками. Расстрелы и пальба! Смерть механической стрельбой, Прерывистою и сухой, Валит вдоль стен на перекрестках Тела, что стынут в корчах жестких; Как баррикады — груды их; Свинец господствует на площадях немых, И трупы, что картечь разъяла на лохмотья. Зияют в небеса растерзанною плотью, И в пляске фантастических зарниц Улыбкой кажется гримаса мертвых лиц Захлебываясь, бьет набат, — В сраженье так сердца стучат, — И вдруг, как голос, схваченный удушьем, Тот колокол, что выкликом петушьим Зарю пожара звал в зенит, — Молчит. У ветхой ратуши, откуда эшевены Смиряли город, ограждая стены От гневных толп, от яростной тоски Людей, покорных страстной вере, — Бьют молоты в окованные двери; Засовы отлетают и замки; Железные раскрыты шкапы, Где гнет веков в пергаментах лежит, И факел жадный к ним стремит Свои змеящиеся лапы, И черное былое — прах. В подвалах и на чердаках Громят; на вышки трупы сносят И сбрасывают, и они, стрелой Летя на камни мостовой, Руками красный воздух косят. В церквах Витражи, где святые восседали, Рассыпавшись в мельчайший прах, На плитный пол упали; Христос бескровный, как фантом, Последним прикреплен гвоздем, Уныло свешивается с распятья. Ковчежцы, где желтел елей, Расплесканы под вопли и проклятья; Святым плюют в глаза у алтарей, И пол собора, точно снегом, Причастием усыпан, и по нем, Его давя победным каблуком, Толпа промчалась диким бегом. Рубины смерти в недрах ночи
