бежит не кто-нибудь, а Крендель, и не как-нибудь, а вприпрыжку. У Мишки тоже автомат. «Леха, Леха, возьми с собой!» — орет Крендель. «Ладно, пошли», — кивает Корольков.
Дальше Леха и Крендель топают нога в ногу.
У школы стоит духовой оркестр, который играет марш гномов «Хей-хо, мы работаем легко» из диснеевской «Белоснежки». Оркестр целиком состоит из Лехиных одноклассников. Славка Трушкин горбится под тяжестью геликона, но браво дудит, вовсю держит щеки. Светка Трубецкая охватывает длинными пальцами кларнет, а перед ней на подставке для нот — учебник зоологии. Анжелка Жмойдяк — с саксофоном, к которому привязан Джимми.
При появлении Королькова и Кренделя музыка нестройно смолкает. Леха и Мишка переглядываются и вдруг синхронно снимают с плеч автоматы…
…Леха просыпается.
Сегодня они идут на толкучку одевать папу!
Леха подскочил. Вот елки-палки, он проспал, на часах уже полдесятого, а он думал поднять родителей часов этак в восемь. Чтоб выйти из дома, пока Крендель дрыхнет.
Но теперь Мишка мог заметить отца в окно, а этого допустить нельзя. Никак нельзя.
Что же делать?
Леха оделся по-армейски, за сорок секунд.
— Я готов! — объявил он матери. — Пошли!
— Но ты еще не завтракал, — строго сказала мама.
Пришлось потерять еще десять минут.
— Я готов! — вторично закричал Леха, влетая в гостиную. Родители смотрели по телевизору «Пока все дома». — Быстрее, быстрее… — Он схватил пульт и оборвал Тимура Кизякова на полуслове.
Родители послушно пошли в прихожую. На Королькова-старшего было жалко смотреть.
Леха обулся, но вдруг вспомнил одну важную вещь! Он побежал в свою комнату и осторожно отдернул занавеску.
Так и есть. Крендель сидел на кухне и жевал, Леха это отлично увидел. Более того, Мишка поминутно глядел в окно, что-то высматривая во дворе.
Занавеска вернулась на место. Леха оглянулся, тяжело дыша.
Все пропало!
Или… Стоп, ничего не пропало.
— Сейчас! — крикнул Леха. — Минутку! Я только позвоню!
Ураганом влетев в прихожую, Леха схватил телефонный аппарат (он был переносной, на длинном проводе) и удалился на кухню. Трясущимся пальцем он набрал номер Трушкина.
— Славка, слушай, — торопливо зашептал Леха, — выручай. Зверски важное дело…
Трушкин ответил сдержанно — еще дулся. «Вот дурак», — подумал Леха с досадой, но вслух, понятное дело, этого не сказал.
— Что ты хочешь?
— Позвони Кренделю, надо, — выпалил Леха.
— Обалдел? Какие у меня с ним дела? Я и телефона не знаю…
— Я дам тебе телефон, — сказал Леха. Положив трубку на кухонный стол, он побежал в свою комнату — там лежала бумажка с номером.
Родители только головы успевали поворачивать, наблюдая за Лехиными маневрами. В комнате Королькова настиг голос отца:
— Алексей, задерживаешь!
— Сейчас, сейчас, — засуетился Леха. Он отдернул занавеску и увидел, что Крендель все еще сидит на кухне и жует, поглядывая в окно.
Леха снова, как метеор, пронесся мимо родителей. Схватив трубку, он продиктовал номер.
— Позвони, если ты мне друг, и договорись, например, взять у него «Рэмбо»! Главное, чтобы он с тобой по телефону побазарил минут десять, понял?
— Хорошо…
Леха хлопнул трубкой по аппарату, сосчитал до десяти и набрал на свой страх и риск номер Кренделя. Занято. Набрал Славкин — занято.
Ну, теперь вперед…
Леха появился перед родителями сияющий. Его лоб был мокрым от пота.
— Ну, вы готовы?
Предки только головами покачали.
Чтобы попасть на автобусную остановку, требовалось пройти под крендельскими окнами. Леха не удержался, на секунду задрал голову — но разве рассмотришь что-нибудь на восьмом этаже!
С толкучки Леха возвращался в прекрасном настроении. Отец был скорее озадачен, неся под мышкой большой полиэтиленовый пакет.
В пакете была она.
Куртка.
Солидная коричневая поскрипывающая кожанка с вертикальными «молниями» на груди — там, где карманы. Не какая-то черная, стеганая, плебейская, как у Кренделя, а
А еще Королькова-младшего радовало, что у него под мышкой тоже был пакет — такой же, только поменьше.
И у него, Лехи, появился солидный прикид.
Да если такую кожанку имеешь, тебя только за это будут уважать.
А отца теперь кому угодно можно показывать — и не только какой-то местной банде.
…Дома папа поднял восстание. Во-первых, он решительно отказался еще раз примерить обновку. Во- вторых, демонстративно натянул старые тренировочные штаны с оттянутыми коленями и заявил, что толкучка выжала из него все соки, а посему он теперь будет работать по-черному. Папа заперся в спальне, где у него был журнальный столик, приспособленный под письменный.
Отец действительно сидел там до вечера, сделав перерыв лишь на обед.
После обеда Леха сбегал в «Кальций» — взял напрокат боевик под названием «Киллер с крыльями за спиной». Фильм был гораздо круче «Крепкого орешка». Леха надеялся соблазнить им отца. Эх, если бы только они вместе посмотрели этот фильм! Потом, вечером, Леха обязательно бы вытянул папу на прогулку и завел бы разговор о фильме… А там, глядишь, и Крендель подвернулся бы, пару фраз бы уловил из этого разговора — и все, задача решена. Это было бы впечатляюще: отец-киллер с сыном, неспешно прогуливаются по двору и вполголоса рассуждают о дальности выстрела из полицейского гранатомета «Франчи» или о толщине и расположении металлических пластин в бронежилете «Визит-М»…
Леха несколько раз совал нос к отцу, да все напрасно. Корольков-старший разложил по всему столику бумаги из «дипломата», что-то писал, яростно подсчитывал на калькуляторе, рисовал схемы…
Леха чувствовал себя неуютно. Его план висел на волоске.
Интересно, что бы посоветовал в такой ситуации Трушкин?
Корольков маялся-маялся, а потом взял, да и поднялся к Славке.
— Привет, — сказал ему хмурый Трушкин. — Если хочешь, сам вали к своему Кренделю за «Рэмбо». Я договорился, но не попрусь. Я не камикадзе.
Леха выпустил воздух через нос.
— Ладно, Славка. На фиг упал мне этот «Рэмбо». Смотри, что я принес… — Корольков показал взятую напрокат кассету, которую захватил с собой. — Глянем вместе?
Славка нехотя согласился.
Во время фильма Леха все Славке и выложил. А после фильма получил от Трушкина четкие и ясные указания, как поступать дальше.
«Головастый, очкарик, — размышлял Корольков, возвращаясь домой. — Зря я о нем думал плохо».
Теперь Леха знал, что делать. Но прежде требовалась выдержка — и Корольков проявлял ее вплоть до вечера.
Часов в восемь мама, как всегда, начала подготовку к ужину — и тут Леха встрепенулся.
