Книга об отце (Ева и Фритьоф)

берег?» — шутливо спро­сил Нансен. «Да, берег слишком близко»,— живо ответил Равна. Оба лопаря вместо «очень» говорили «слишком».

Все участники экспедиции с быстротой молнии повыскакивали из спальных мешков. И впрямь — вот он, берег, «слишком» близко! Лодки вошли в бухту и вскоре уже лежали на берегу. «Мы ощущали камни под ногами. Мы гуляли по горам, мы вели себя, как мальчишки. Клочок мха, какая-нибудь травинка вызы­вали бурю радости». Однако еще не все напасти миновали. Их лодки чересчур далеко отнесло к югу, и было потеряно много вре­мени. Поэтому они снова сели в лодки и на веслах отправились к северу вдоль дикого побережья. То сзади, то спереди с берега в море срывались огромные льдины. Льдины и айсберги ежеми­ нутно грозили раздавить лодки, но они плыли и плыли вперед. Они расталкивали льдины баграми и палками, топорами обру­бали их края, чтобы провести между ними лодки. Это был беско­нечный изнурительный труд.

Однажды они высадились на мысу, чтобы приготовить еду. Вдруг сквозь крики чаек и шум моря до них донеслись звуки, которые они совсем не ожидали здесь услышать. Это были чело­веческие голоса. Двое маленьких эскимосов подплыли на каяках к берегу и не спеша шли к ним. Широкие улыбки озаряли их смор­щенные физиономии. Перебивая друг друга, они заговорили на совершенно непонятном языке.

Нансен не растерялся. Он заранее заготовил несколько вопро­сов и ответов по-эскимосски и теперь достал свои записки и принялся расспрашивать о ледовой обстановке на севере. Эскимосы в ответ только улыбались. Он попробовал задать другие вопросы. Эскимосы опять ничего не поняли. С досадой отбросил он бумаги и перешел на язык жестов. Так дело пошло лучше. Кое-как уда­лось выяснить, что дальше на север живет много эскимосов. Но большой ледник Пуисорток, мимо которого предстоит плыть нор­вежцам, очень опасен. Под ним надо плыть, не произнося ни слова, не то он их накажет.

Когда Нансен и его товарищи в тот же вечер приблизились к мысу Кап Билле севернее опасного Пуисортока, там действитель­но оказалось много эскимосов. Они группами стояли на вершинах холмов, кричали и размахивали руками. Одни побежали вниз, на берег, чтобы указать место высадки, другие полезли наверх, оттуда виднее. Несколько человек сели в каяки и поплыли на­встречу.

Улыбками и жестами гостей пригласили в самую большую хижину. Там сидели, стояли и лежали вдоль стен мужчины, жен­щины и дети, и все они были голые. Пахло рыбьим жиром, ворванью светильников, мочой и еще чем-то. Потребовалось неко­торое время, чтобы привыкнуть к этому «букету». Между тем в хижину набивалось все больше эскимосов. У входа они разде­вались и, оставшись голыми, усаживались. Гостей усадили на ящи­ках в переднем углу перед пологом, сшитым из нерпичьих кишок. Эскимосы начали демонстрировать свою домашнюю утварь, ору­жие, объясняли свои родственные отношения. Потом норвежцы получили подарки. Мужчины принесли связки упругих, прочных ремней из тюленьких шкур, из которых эскимосы делают арканы, и отрезали гостям длинные куски.

Наутро экспедиция отправилась дальше на север. Многие эски­мосы вышли на лодках проводить их.

«Беззаботное племя простых, счастливых детей,— пишет Нан­сен в своем дневнике.— Невольно позавидуешь их свободе и не­зависимости. Они подарили нам самое лучшее из того, что имели, то, что, по их мнению, могло нам пригодиться. Гостеприимство этих людей, жителей пустынного побережья, не знает границ».

Вечером 10 августа члены экспедиции достигли наконец Умивикфьорда, и здесь они попытались взойти на материковый лед. Подъем они начали под проливным дождем. Как пригодилась бы теперь собачья упряжка! Ведь им пришлось на себе тащить тяже­лые сани вверх, по крутым склонам, через предательские тре­щины.

Наконец восхождение окончилось. На леднике их встретил сильный мороз. Бушевали метели, и палатку заносило таким тол­стым слоем снега, что по утрам приходилось раскапывать выход и соскребать лед с саней и лыж перочинным ножом. Лопари каж­дый день думали, что наступил конец. Даже Кристиансен порою призадумывался. «Господи, как люди сами себя мучают!» — вырвалось у него однажды.

К несчастью, в пеммикане[73] было очень мало жира. Участники экспедиции постоянно испытывали голод, и вполне понятно, что Свердрупа иногда одолевала охота съесть свои собственные сапоги. Самой тяжелой работой было устанавливать вечером палатку. Не раз при этом они обмораживали пальцы. Не лучше обстояло дело и с подготовкой инструментов для наблюдений. Метеорологи­ческие измерения производил чаще всего Дитрихсон. Он их вы­полнял в течение всего путешествия регулярно в определенные сроки.

Двигаясь навстречу ветру, кто-нибудь вдруг замечал, что отмо­розил нос, и приходилось оттирать его снегом, а там наступал черед оттирать подбородок и шею. Бывали и несчастные случаи. Кристиансен повредил колено, и несколько дней пришлось везти его на санях. Лопари, относившиеся с глубоким презрением к тем­ным очкам, ослепли от снега, и пришлось закапывать им в глаза раствор кокаина. От яркого света лупилась кожа на лицах. Жажда мучила их не меньше, чем недостаток жиров. На кипятильном аппарате нельзя было натопить достаточно снега.

Но иногда дул попутный ветер, и тогда продвигались под парусом. Сани соединялись друг с другом с помощью палок, а в качестве мачт устанавливались бамбуковые шесты.

Надо было спешить, ведь осень будет еще суровей, чем лето, и, кроме того, они хотели до наступления зимы попасть на послед­ний пароход, уходящий домой с западного побережья. Наконец 31 августа скрылась в тумане последняя черная скала — «нунатак Гамеля», как они ее окрестили. Теперь их окружала сплош­ная белая пелена, и глазу не на чем было остановиться. Единственными темными точками на белом безграничном пространстве были они сами. Как-то прилетела пуночка — последний привет с восточного побережья. Она села на снег рядом с ними, пощебе­тала и улетела восвояси.

5 сентября они достигли самой высокой точки — 2700 метров над уровнем моря. Но впереди сколько-нибудь заметного спуска видно не было. Все так же с трудом пробивались они вперед про­тив холодного, пронизывающего ветра и тянули сани по тяжелой дороге.

Однажды не вытерпел Балту: «Черт возьми! Ведь здесь никто никогда не проходил, откуда нам знать, сколько еще идти до западного побережья!» Нансен пытался объяснить ему, что изме­рял высоту стояния солнца и что, зная точно время, можно рас­считать долготу, а зная долготу, определить расстояние до бе­рега. Балту почесал в затылке, но, будучи человеком смышленым, поверил, что это возможно. По правде говоря, и сам Нансен не мог бы сказать точно, сколько еще осталось идти. Он начал сомне­ваться, не ошиблись ли они в расчетах при оценке дневных пере­ходов, но проверять боялся, не желая огорчать своих спутников. 17 сентября исполнилось два месяца с тех пор, как они покинули «Язон». В то утро стены в палатке впервые не были покрыты инеем. И в этот же день впервые было выдано на завтрак масло. Настроение по этому поводу у всех было приподнятое, все завтра­кали, не вылезая из спальных мешков.                                  

Вдруг им почудился птичий щебет. Вскоре щебет смолк, и они подумали, что ошиблись. Но, снявшись с места и отправившись в путь, они опять услышали, а затем и увидели маленькую пу­ночку. Она покружилась над ними, намереваясь сесть на сани, но побоялась. Опустившись на снег, она склонила головку набок, посмотрела на них, потом взлетела и исчезла вдали.

«Мы благословили двух щебечущих пуночек, одну, пославшую нам последний привет восточного побережья, и другую, встретив­шую нас у западного».

Теперь уже они почувствовали, что дорога пошла под уклон. С юго-востока подул свежий ветер, и они снова поставили парус. Лопари неодобрительно смотрели на эти приготовления. Они счи­тали езду под парусом по льду просто глупой выдумкой, но вы­нуждены были подчиняться.

Свердруп стоял впереди и управлял первыми санями. Нансен и Кристиансен сидели сзади, скрытые от него парусом. Дитрихсон находился на вторых санях, на которых, крепко уцепившись, си­дели отчаявшиеся лопари. Сперва все шло хорошо, хотя лед и был неровным. Потом бугры стали крупнее, а скорость увеличилась. На передних санях отвязался ледоруб, и Нансен осторожно подви­нулся вперед, чтобы закрепить его, но тут острие лыжи врезалось ему в голень, и не успел он глазом моргнуть, как очутился на снегу. Он подхватил упавший ледоруб и пустился догонять сани. Но через несколько шагов наткнулся на жестяной ящик с драго­ценными мясными припасами, а пробежав еще немного, увидал на снегу множество темных предметов: свою меховую куртку, за­пасные лыжи и несколько ящиков с провиантом. Делать было не­чего, оставалось ждать помощи. Кристиансен тоже свалился с са­ней и