каторгу качнуло, а по-Мирошкиному и другие сделали, – караван окутался сизым пороховым дымом.
Меж тем Брязга схватился за аркан, подтянулся сколько мог да, изжевав витую из конского волоса веревку, оторвался.
– Назад! Назад! – призывал Ярмак конных, но те уже сшиблись с неприятелями, и – пошла потеха.
Струги с тяжелыми, ломовыми пушками погреблись в обход горы, а иные струги повернули было к берегу, но скоро засели на мель.
Ярмак, матерясь, шагнул через борт в ледяную воду, а по его и другие полезли – где по колено, а где и по пояс. Скоро дружина с развевающимися хоругвями вышла на берег.
– Пищальники!
Вооруженные пищалями выбежали к атаману.
– Стреляй не залпами, а через ружье.
Построившись клином, пищальники не спеша двинулись [140/141] вперед, на ходу стреляя через ружье: одни стреляли, другие в это время заряжали.
За пищальниками развернулись сотни с пистольным, сабельным и лучным боем.
Под засекой казаки были встречены тучею стрел, градом камней и метательных копий.
Дрогнули
попятились.
А сибирцы, сметав, что казаки в малой силе, разломали в нескольких местах засеку и сами пошли на вылазку, да из лесу выскочил затаившийся там с отборной конницей Маметкул; а за ним, развертываясь в лаву, летела
