на холодном песке, кляли белый свет...
Чуть зорька – гусак поднимал:
– Хомутайся!
Укачала уваляла,
Нашей силушки не стало.
Дубинушка, ухнем!
Зеленая сама пойдет...
Идет
пойдет...
Идет
пойдет...
Идет
пойдет...
Сама пойдет...
Дернем
поддернем...
Дунем
грянем...
Да еще разок
У-у-ухнем!..
Солона ты, слеза бурлацкая!
Приходили до места, – мясо на плечах ободрано до костей, деньги забраны и прожиты, лапти стоптаны, рубахи вшами съедены.
Вязали плот и опять сплывали на низ.
По Волге, Каме и Оке
по Дону, Днепру и Волхову
шли бурлаки, погрязая в болотах,
утопая в песках, дрожа от холода и задыхаясь от жары. По всем рекам русским, подобна надсадному храпу, кружила песня да трещали хребты бурлацкие... [38/39]
Летела Волга празнишная да гладкая...
На стрежне играли солнечные скорые писанцы. Ветришка по тихой воде стлал кошмы, гнал светлых ершей. На перекатах взметывался жерех, гоняя мальтявку. Там и сям, как рыжие бычьи шкуры, были раскиданы песчаные отмели.
Над Волгой город
в городе торг.
Лавки меховые с растянутыми на рогатках звериными шкурами, прилавки с сукнами и белеными холстами, да межлавочья заезжих купцов и ремесленников.
Широкие скамьи были завалены калачами, кренделями и подовыми маслеными пирогами.
От рыбных шалашей несло злой
