— А не нужно быть со всеми! — отрезала Полина. — Нужно быть с одним! Тогда и определяться не нужно будет.
— Я же с ними с детства знакома. И Костя, и Алеша — мои друзья детства.
— Детство закончилось, Катя! Начинается серьезная жизнь! Либо ты с мужчиной, либо без него. Других вариантов нет, — жестко сказала Полина.
— Вы слишком категоричны. Да, я не смогла выйти замуж за Алешу, но почему я не могу с ним общаться? Мы — не чужие люди, — попыталась утвердить свои позиции Катя.
— Вы могли стать не чужими людьми. Но ты сделала свой выбор. Алеша серьезно болен. И я не позволю его травмировать, — сказала Полина. Под ее горящим взглядом Катя опустила глаза.
Сидя у Ксюхи в аппаратной, Маша все никак не могла прийти в себя. Подруга смотрела на Машу с тревогой и заботой.
— Тебе уже лучше? — в тысячный раз уточняла она, и Маша послушно отвечала:
— Да, лучше.
— Наверное, когда ты заряжала амулет, ты отдала слишком много своей энергии, — предположила Ксюха.
— Не знаю. Со мной такое было несколько раз. Голова закружилась, — ответила Маша задумчиво.
— Да точно, я тебе говорю! Я чуть не обожглась об этот амулет, — и Ксюха осторожно взяла амулетик за веревочку, чтобы не коснуться его снова. Рассматривая амулет, она убежденно сказала:
— Я теперь Женьку без него никуда не отпущу! Сильная вещь!
Неожиданно в аппаратную зашел Толик и неловко остановился в дверях. Маша и Ксюха с удивлением посмотрели на него. Смущаясь, Толик заговорил, медленно подбирая слова:
— Здравствуйте… Маша, ты на меня до сих пор сердишься? Из-за того случая… Ну… Когда мы тебя на маяк заманили…
В Машином взгляде читались искреннее сожаление и сочувствие. Она мягко ответила:
— Нет, что ты, Толик. Я тебя уже давно простила. И зла на тебя не держу.
Толик горестно вздохнул.
— Спасибо, Маша. Тогда… я пойду?
— Иди… — недоумевая, согласилась Маша.
Толик сделал шаг, потом спохватился и вернулся назад.
— И вот еще что… Я хотел узнать, как этот… Леша, после того, как с корабля упал?
— С ним все в порядке, — поспешила успокоить его Маша.
— Спасли его, значит? — уточнил Толик.
— Сам выплыл, — в Машиных словах звучала гордость.
— Сам? — удивился Толик. Ксюха тоже подхватила:
— Да. Никто и поверить не мог!
— И вообще, он даже стал чувствовать себя гораздо лучше, — добавила Маша.
— Это хорошо. Я рад, что у вас все в порядке, — сказал Толик.
Маша и Ксюха смотрели на него с некоторым недоумением. Потоптавшись, Толик ушел, неловко улыбнувшись напоследок.
— Странный он какой-то. Ты поняла, зачем он приходил? — повернулась удивленная Ксюха к подруге, но та только пожала плечами.
А невеселый Толик с полученной информацией пришел к отцу.
— Ну, рассказывай. Что узнал? — спросил смотритель.
— Мину с контрабандой мог видеть только Леша. Ну, который инвалид, — пробормотал Толик.
— Значит, все-таки он, — задумчиво протянул смотритель.
— Причем, представь себе, пап, он выплыл сам. А ведь с такой высоты свалился… — недоумевал Толик.
— Крепкий паренек, надо признать, — согласился отец.
— И вообще, говорят, что он в воде как рыба плавает, хоть и безногий.
— Вот оно значит как! Интересно, интересно… Надо с этим разобраться, — и смотритель встал, готовый к решительным действиям.
Зайдя в «Эдельвейс», Костя рухнул за столик и крикнул:
— Официант! Можно мне водки триста грамм сразу? Меню потом.
Тут же как из-под земли к его столику подлетел Лева. Он делано изображал радость встречи:
— Bay! Старик! Рад тебя видеть! Ты пришел отдать мне долг?
— Какой еще долг? О чем ты? — мрачно спросил Костя.
Лева присел за столик.
— Ну как же! Ты обещал мне мою долю после того, как корабль уйдет в плавание.
— Так корабль никуда не ушел! — удивился Костя.
— Ошибаешься, старичок. Корабль ушел. Правда, потом вернулся. Но для меня это уже не важно. Факт остается фактом, — ехидно сказал Лева.
— Лева, ну, может, хватит паясничать?! Сделка вообще сорвалась! Произошла подмена, вместо брюликов там уже лежала обычная галька, — с досадой сообщил Костя.
— Вместо брюликов? — удивленно спросил Лева, и Костя сообразил, что проговорился.
— Как интересно! Так значит, в грузе, который ты переправлял за границу, были бриллианты? — хитро щурясь, протянул Лева.
— Вот именно! Были! А теперь нет! И денег, соответственно, тоже не будет! — не мог скрыть досады Костя.
Лева откинулся на спинку стула, осмысливая услышанное.
— Значит, ты хочешь сказать, дружище, что денег мне от тебя ждать бесполезно, — вкрадчиво произнес он.
— Пока так. Я же доходчиво объяснил, сделка сорвалась! — напомнил Костя. В этот момент в ресторан зашел Яков и, увидев Костю, направился к нему. Заметив его, Лева поспешно ретировался.
— Костенька! Объясни-ка мне, твоему дяде, что там за галька? — остановившись возле Костиного столика, зло процедил ему прямо в лицо Яков. — Ты знаешь разницу в стоимости между галькой и бриллиантами?
Костя вздохнул.
— Что ты молчишь? Ты понимаешь, сколько ты мне должен? Три лимона… — завелся было Яков, но тут же осекся, оглядываясь по сторонам. Совладав с собой, он продолжил уже тише:
— Три лимона баксов! Именно столько стоил этот маленький мешочек. Я отдал тебе товар, и где он?
Костя, загнанный в угол, сдался:
— Дядя Яша, честное слово, я не знаю, что произошло.
— Так вот, племянничек… Мне плевать!!! — заорал Яков. На них начали оглядываться посетители, и Якову вновь пришлось перейти на шепот:
— Мне плевать, какой вариант тебя устраивает больше, но… Ищи либо груз, либо деньги. Понял?! Моя жена Ирина, да и я тоже, реально рассчитывали на эти бриллианты. На то, чтобы начать новую жизнь. А из-за тебя все рухнуло! Ты знаешь, что вместе с этим товаром я поставил на карту все?!
Затравленно глядя на него, Костя начал было:
— Дядя Яша…
Но Яков его перебил:
— Хватит называть меня дядей! Как школьник!
— Хорошо. Яков Матвеевич, я вообще был просто посредником. У меня эти камни не больше часа в руках находились.
— Значит так, посредник. У меня все ходы записаны. И на тебя, Костя, у меня столько компромата и документов, что ты повязан в этом деле по уши, — зловеще предупредил Яков.
— Какой еще компромат? — не мог сообразить Костя.
— Все переговоры у меня с тобой записаны на диктофон. Передача товара отснята на фотопленочку, — противным голосом сообщил Яков. У Кости округлились глаза. Со страхом смотрел он, как Яков доставал