— Два! — продолжал считать следователь.
— Мишка… раз в жизни… — прошептал Сан Саныч.
— Три! — сказал следователь, и смотритель одновременно с этим словом бросил пистолет.
Милиционеры вывели из катакомб смотрителя, а следователь вытащил Сан Саныча.
Зинаида кинулась к любимому, улыбаясь сквозь слезы:
— Саша! Сашенька! Живой! Ты жив, жив, милый мой, хороший…
Сан Саныч неловко обнял Зинаиду:
— Ну, чего ты, чего голосишь-то, — стал он ее успокаивать. — Все же нормально. Все же хорошо.
Зинаида перестала плакать, осмотрела Сан Саныча и без перехода строго сказала:
— Хорошо, значит? Ну, я тебе дам, гад! Как ты мог меня обмануть, негодяй! На рыбалку он пошел! Я сейчас тебе покажу рыбалку!
Зинаида хотела было всыпать Сан Санычу по первое число, но он застонал, неудачно двинув ногой, и она снова бросилась к нему:
— Что, сильно болит? Скорее врача, он же ранен! — потребовала она. Но и без криков Зинаиды к Сан Санычу уже спешил врач. Операция была завершена. Машины увозили всех участников событий подальше от мрачных катакомб.
Самойлову разрешили поговорить с Ириной. И хотя комната свиданий в милиции не самое подходящее для задушевных разговоров место, такой разговор между ними все-таки состоялся.
Сначала Самойлов был скован и озабочен.
— Здравствуй, Ира, — сказал он и замолчал.
— У меня только что была Полина, — сообщила Ирина.
— Я знаю, мы с ней встретились в коридоре.
— А то я думаю — что-то вы, Самойловы, ко мне зачастили. Это она попросила тебя ко мне прийти, да? — догадалась Ирина.
— Что ты! Я сам…
— Ты не умеешь врать, Самойлов, — устало заметила Ирина.
Самойлов отвел глаза:
— Я пришел сказать, что не оставлю тебя в беде. Ирина, ты всегда можешь на меня рассчитывать.
— Гуманитарная миссия? — усмехнулась Ирина. — Уволь, я в этом не нуждаюсь.
— Почему ты так говоришь? Я же искренне…
— Тогда ответь — зачем тебе все это, Боря? Ведь ты же меня не любишь. Зачем тебе участвовать в моих проблемах? Я их заслужила. А ты — любишь Полину, так и оставайся с ней. Может, все еще изменится и у тебя когда-нибудь появится шанс ее вернуть.
— Да, Ира, это правда, я тебя не люблю. Но так получилось, что ты — единственный человек, который ко мне хорошо относится. Который любит меня.
— Да, я люблю тебя… С самой юности… Но…
— Вот видишь! А Полина за всю жизнь ни разу мне этого не сказала. Ни разу! — Самойлов посуровел.
— Ты прекрасно знаешь, почему.
— Да, я всегда знал, что она меня не любила. Но мне казалось, что я смогу заслужить ее любовь. Я жил для нее, она была для меня всем! Однако все оказалось тщетным.
— Ты хочешь сказать, что любовь нельзя заслужить? — подсказала ему Ирина.
— Нельзя. Уважение, привязанность, дружбу, верность, даже преданность — можно. Но не любовь.
— А это не одно и то же?
— Увы… Всю жизнь с Полиной я должен был ей доказывать, какой я хороший, доказывать, как сильно ее люблю, все время, каждую секунду что-то доказывать! Если бы ты знала, как это тяжело! В конце концов я стал мелочным, подозрительным, ревнивым. И в результате случилось то, чего я всегда боялся, и то, что должно было произойти рано или поздно, — она ушла от меня. К тому, кого любит.
— Ты считаешь, она не имела на это права? — спросила Ирина.
— Не знаю. Наверное, имела, но от этого не легче. А с тобой я себя чувствую совсем по-другому. Мне очень легко и спокойно — ведь ты любишь меня просто потому, что любишь.
— Да, Боря. Просто люблю. И мне даже ничего не надо от тебя взамен, — подтвердила Ирина.
— Это волшебное чувство, Ира. Это то, чего мне всегда хотелось — чтобы меня любили. Одним словом, у меня ничего больше нет в жизни, кроме тебя. Поэтому я повторяю тебе — я тебя не оставлю. Я обещаю тебе быть рядом — что бы ни случилось.
У Ирины на глазах появились слезы:
— Боря, спасибо тебе. Господи, я уже не надеялась, что когда-нибудь доживу до такой минуты. Я могла только мечтать о таких словах и не верила, что это возможно. И вот свершилось — но в тот момент, когда все кончено! Какая ирония судьбы…
— Я верю, что мы еще будем счастливы.
— Нет, Боря. Ничего уже не получится. Моя судьба предрешена — меня ждет очень долгое тюремное заключение, и если я доживу до его окончания, то буду уже глубокой старухой, насквозь больной и уродливой.
Никто не знает, что нас ждет завтра, поэтому твои предсказания нелепы, я не желаю их слушать. Но если ты действительно меня любишь, я буду с тобой рядом, где бы ты ни была! — Самойлов уже предвидел, как можно бороться за Ирину, защищать ее.
— Нет, Боря, я люблю тебя и поэтому не могу принять от тебя такой жертвы. Я ее не заслуживаю! — отказалась Ирина.
— Это не жертва, это единственный выход… если я хочу снова почувствовать себя человеком.
— А ты не пожалеешь о своих словах? Ведь ты говорил, что никогда не сможешь жить с нелюбимой? Так, как жила с тобой Полина…
— Это разные вещи, Ира… Теперь рядом со мной будет, женщина, которая меня любит!
— Но ты, Боря! Ты меня не любишь! — это было для Ирины самым страшным.
— А кто знает, может, я смогу тебя полюбить? — тихо заметил Самойлов.
Буравин сидел в келье у Полины, и ему совершенно не хотелось уходить. Полина все еще была под впечатлением от встречи с сестрой и была молчалива. Буравин не настаивал на разговоре, он взял рукопись, лежавшую на столе, и увлекся ею. Наконец он спросил:
— Это твоя монография?
— Да, но она пока не закончена. Остались последние штрихи, уточнения, — кивнула Полина.
— Послушай, мне было очень интересно — я даже зачитался. Так ярко, образно описана жизнь людей, исчезнувших много веков назад, что их легко себе представляешь, будто они до сих пор живут где-то здесь, — восторженно отозвался о монографии Буравин. — Я почему-то совсем иначе представлял себе твою работу.
Полина, очнувшись от грустных мыслей, удивленно посмотрела на него:
— А как ты ее представлял?
— Мне она казалась сухой, пыльной, академичной… очень далекой от понимания обычного человека, — признался Виктор.
Полина улыбнулась:
— Поверь, Витя, этого тоже хватает. Но я рада, что тебе понравилась моя работа.
— Что-то по тебе этого не скажешь. — Буравин отметил, что Полина печальна.
— Я только что была у Иры. И поняла, что совсем не знала свою сестру! Бедная девочка, она мне сказала, что я поломала ей жизнь! Это меня потрясло — она действительно так считает.
Буравин утешающе сказал:
— Не бери в голову, дорогая. Ирина взрослый человек, глупо обвинять кого-то в своих неудачах. Каждый строит свою жизнь сам — это закон. Сам делает ошибки и сам за них расплачивается.
— Это так, но… Все-таки она моя сестра, близкий человек, а оказалась такой чужой, — печально объяснила Полина.
Буравин не хотел продолжать эту тему:
