— А я ничего назло и не делаю. И вообще, не надо меня больше учить — я уже взрослая. — И поймав недоуменный взгляд Сан Саныча, Маша пояснила: — Я теперь сама решаю, что мне делать, когда и с кем. И я больше не считаю себя Лешиной невестой.
С этими словами Маша ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Сан Саныч потрясенно смотрел ей вслед.
В кухню зашла Зинаида. Увидев три чашки, три ложки, стопочки, она повернулась к Сан Санычу:
— Что, неужели Алеша с Машей помирились? Сан Саныч затушил сигарету:
— Нет, Зина. Она себе другого нашла.
— Это кого же? — Зинаида ахнула и осела на стул.
— Зина, ты не поверишь! Какой-то писатель из Москвы. Андрей. Симпатичный.
— И что, Маша его в дом приводила? — испуганно спросила Зинаида.
— Ага. Он даже твоей наливочкой угощался.
— А это обязательно было? — возмутилась Зинаида. Сан Саныч успокоил ее:
— Зина, не заводись, это была проверка. Он и так на Машу пялился, не переставая, а как выпил, так смотрел, так смотрел!
— И откуда она его взяла? — изумилась Зинаида. Сан Саныч развел руками:
— Не поверишь, Зина. Сама Полина Константиновна и познакомила.
— Знаешь, Сан Саныч, я уже ничего не понимаю! Зачем Алешиной матери это нужно?
— Вот и я об этом думаю.
— Ладно, Саныч. Давай спать, как говорится, утро вечера мудренее.
Вечером Таисия снова зашла к Кате:
— Пришла пожелать тебе спокойной ночи.
— И еще раз обсудить, кто должен стать отцом моего ребенка? — Катя в штыки приняла ее приход.
Таисия не скрывала своих намерений:
— Да. И моего внука.
— Давай не будем об этом. Я и так на взводе, никак уснуть не могу.
— Катюша, успокойся. Тебе сейчас волноваться вредно. Первые месяцы беременности самые опасные! — забеспокоилась Таисия.
Катя нервно возразила:
— Но я так и буду трястись всю беременность? Он — не он, узнает — не узнает!
— Девять месяцев — это огромный срок! Успеешь и с отцами разобраться, и сорок раз замуж выйти.
— И пятьдесят раз развестись! — съязвила Катя. Но Таисия не стала заводиться, а лишь кивнула:
— Правильно.
— Нет, мам! Я уже все решила. Я буду делать аборт.
Таисия всплеснула руками, но Катя не желала продолжать беседу и погасила свет.
Алеша зашел на кухню и сразу увидел подвыпившего отца. Самойлов приветливо улыбался:
— Привет, сынок, что не весел? Что головушку повесил?
Леша раздраженно посмотрел на него:
— Причин много и одна из них — ты.
— Я? — игриво переспросил Самойлов. Леша не собирался шутить:
— Папа, из-за того что ты отдал «Верещагино», я потерял лучшего друга.
— Женьку, что ли?
— Да. Он остается работать на «Верещагино».
— Ну и флаг ему в руки, — хмыкнул Самойлов.
— Папа, как ты не понимаешь, мы теперь не сможем вместе работать. Мы теперь по разные стороны баррикад.
Самойлов покачал головой:
— Значит, такой у тебя, Лешка, друг оказался. Такова цена его дружбе.
— Нет, папа. Сан Саныч ему «Верещагино» передал, и Женька теперь с него ни за что не уйдет. А вот ты «Верещагино» Буравину уступил.
— Ну вот, я же во всем и виноват оказался, — недовольно посмотрел на сына Самойлов.
— Да. Потому что ты не понимаешь, как важно для нас, Самойловых, чтобы с нами были и Женька, и «Верещагино».
— Не переживай ты, Лешка! Обещаю тебе, что мы все вернем. И Женьку твоего, и «Верещагино». Дай только срок.
Леша скептически смерил отца взглядом:
— Да… самые оптимистические планы в последнее время ты произносишь исключительно нетрезвым голосом.
— Сынок, Лешка, да ты что? Отца упрекаешь? Ну, выпил чуть-чуть. С кем не бывает?
— Никто тебя не упрекает. Делай как знаешь. Я караулить тебя не собираюсь. Не маленький уже.
Раздосадованный, Леша ушел в свою комнату. Самойлов пожал плечами, мол, что тут такого, и вернулся к недопитой бутылке.
На следующий день с утра Сан Саныч и Зинаида продолжили обсуждение того, что Маша пришла в дом с молодым человеком. Зинаида спросила:
— Саня, так ты говоришь, что Полина познакомила Машу с этим Андреем, да?
Сан Саныч кивнул:
— Да! Видела бы ты, какими глазами смотрел Андрей на Машеньку…
Зинаида поджала губы:
— Странно. Странно для Полины. Маша-то вчера пошла к ней — разбираться насчет Алеши. А Полина, вместо того чтобы за сына заступаться, сосватала ей своего московского знакомого.
— Полина, может быть, и не сосватала. Может, она ничего такого не имела в виду. Но Маша с ним пришла сюда. И я видел, что этот гастролер смотрел на нашу Марию особенным взглядом.
— Да-а-а, ничего не понимаю! Беспокоюсь только, как бы у Машеньки от этих любовных переживаний ум за разум не зашел.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Сан Саныч.
— Да учебу ее я имею в виду! Она же мне что говорила: если не поеду в этом году в институт, буду учиться на заочном. А я в поликлинике узнала у врачей — нет в медицинском институте заочного отделения! Нет! — многозначительно сообщила Зинаида.
— А Маша-то об этом знает?
— А как с ней поговоришь? — отмахнулась Зинаида. — То она из-за Лешки по городу мечется сама не своя, то, как ты говоришь, москвичей в дом ведет.
— Ну, москвича, положим, я сам в дом пригласил, — виновато сказал Сан Саныч.
— Но до двери-то она довела, так? — уточнила Зинаида.
— Так. И я пытался ей сказать, что, мол, неправильно она себя ведет. Разве так можно — только поссорилась с любимым человеком и сразу пошла гулять с другим?
— И что она тебе сказала? Сан Саныч пожал плечами:
— Намекнула, что не мое дело. А я за Алешку все-таки переживаю…
— За Алешку! За Алешку пусть его родители переживают. Я вот, например, не хочу об Алеше думать. Я хочу Машу на путь истинный наставить.
Последние слова Зинаиды услышала Маша, входящая на кухню:
— Интересно, кто кого собрался здесь на путь истинный наставлять?
Маша стояла в дверях, Сан Саныч и Зинаида смотрели на нее с удивлением.
— Доброе утро, Машенька! — хором сказали они.
— Доброе, — сухо кивнула Маша.
Она прошла в кухню, взяла хлеб, нож и сделала себе бутерброд, говоря на ходу:
— Тебе кажется, бабушка, что я веду себя как-то неправильно, да?
Зинаида кивнула, не произнося вслух ни слова. Маша продолжала:
— А вам показалось, Сан Саныч, что Андрей на меня смотрел неправильным взглядом, да?
