— Я принял Виктора Гавриловича за вора и обрушил на него все стеллажи в погребке Зинаиды, — начал объяснять Леша.
— И огрел кочергой, — добавил Буравин.
— Да, и один раз огрел кочергой, — подтвердил Леша.
— Достойный повод выпить! — согласилась Полина. Теперь засмеялись все четверо. Все сели за стол.
Алеша заметил, что Буравин прячет взгляд, и заговорщицки склонился к нему:
— Клин клином вышибают, Виктор Гаврилович!
— Ты о чем, Лешка? — не понял тот.
— О том, что сейчас вам попадет от мамы, но когда она оттает, она вас простит за все грехи сразу — и за теперешние, и за прошлые.
— Между прочим, я все слышу, — сообщила Полина.
Буравин встал из-за стола и бухнулся перед ней на колени:
— Полина! Прости меня за все грехи! И за прошлые, и за теперешние, и за будущие тоже! Прости за все!
— Так, так, — удивленно смотрела на него Полина, — про прошлые и теперешние понятно. А что значит — прости за будущие?
— Прости авансом!
Маша и Алеша прыснули со смеху. Полина улыбнулась:
— Значит, ты и в будущем намерен обижать меня?
— Я не могу гарантировать, что ты на меня ни разу не обидишься в течение ближайших пятидесяти лет, — уже серьезнее сказал Буравин.
Маша переспросила:
— А почему пятидесяти?
— Да, откуда такая цифра? — удивился и Леша.
— Потому что я собираюсь прожить с твоей мамой, Алеша, как минимум до золотой свадьбы.
— Но мы еще не женаты, Виктор! — рассмеялась Полина.
Леша поднял палец:
— А вот это упущение!
Полина и Буравин переглянулись: впервые Алеша высказал вслух благосклонное отношение к их союзу!
Буравин поднялся с колен, сел рядом с Полиной, по ее взгляду было понятно, что он прощен. Буравин надкусил огурец, подхватив его вилкой с общей тарелки. Алеша последовал его примеру. Пока мужчины хрустели огурцами, женщины переглянулись. Полина спросила у Маши:
— Машенька, а что ты не ешь?
— Ой, Полина Константиновна, я так устала, что даже есть не хочется! — покачала головой та.
Буравин забеспокоился:
— Машенька, это ты в своей больнице так устаешь?
— Да, сегодня выдалась сложная смена, — ответила Маша.
— Потому что Маша еще ухаживала за одним знакомым нам пациентом… — продолжила Полина.
— К которому я Машу очень ревновал, — закончил Леша.
— Андрей Москвин пострадал от рук местных преступников, — объяснила Полина Буравину.
— Писатель? — вспомнил Буравин. — А как это случилось?
— Он вышел ночью прогуляться, и на него напали сзади, ударили по голове, — сказала Маша.
Буравин вздохнул:
— Да, не везет этому историку. Впрочем… А чего он хотел? Приехал ворошить старые истории нашего города и думал, что не вляпается в новые?
— Он так не думал, по-моему, — возразил Леша.
— А ты уже не ревнуешь, Алешка? Только непонятно, почему ты ревновал? Ты же лучше этого историка в тысячу раз! — сказал Буравин.
— А ревность вообще чувство глупое и нерациональное, — с грустью заметил Алеша.
— Вот именно! — Полина поддержала сына.
— Знаешь, мама, я так долго ревновал тебя к Виктору Гавриловичу. А сейчас… — Леша с трудом подбирал слова, — а сейчас я понимаю, что это было глупо!
Буравин смотрел на Алешу с благодарностью:
— Я готов подхватить эстафету покаяния. Я так глупо ревновал тебя к Борису, Полина.
— Я ничем вас не лучше, мужики! Признаюсь честно, я тоже ужасно ревновала всю жизнь.
Все рассмеялись.
— Вот видишь, Машенька, в каком обществе ревнивцев ты сидишь? — сказал Алеша.
— А я… а я… Я присоединяюсь к этому обществу! — поймав на себе удивленные взгляды, Маша пояснила: — Я присоединяюсь к вашему обществу, потому что долго и мучительно ревновала Алешу к Кате. И даже себе самой не хотела в этом признаваться. Да я и сейчас… признаться честно… еще совсем чуть- чуть, капельку, ревную.
— Маша, да ты что! — сказали все хором и дружно рассмеялись.
Буравин поднялся:
— Так. У меня созрел тост! Раз мы все, оказывается, ревнивцы, я предлагаю отпраздновать признание своих грехов и ошибок.
— Точно. Это гораздо интереснее, чем в них раскаиваться, — со смехом поддержал его Леша. Полина с улыбкой посмотрела на сына:
— И удобнее. Я согласна.
— Только после этого все-все должны окончательно помириться, — предложила Маша.
Полина удивленно подняла брови:
— Но вы же с Алешей помирились.
— Но зато у вас с Виктором Гавриловичем не все гладко, — напомнил Леша.
Буравин и Полина опустили глаза. Дети их «поймали». Желая разрядить обстановку, Маша предложила:
— А хотите, радио включу? Веселее будет мириться!
Маша включила радио, и послышались позывные передачи «Тельняшки нараспашку».
Сидя за пультом в аппаратной, Ксюха включила музыкальный проигрыш — позывные радиопередачи «Тельняшки нараспашку», затем сама включилась в прямой эфир:
— Доброго-доброго времени суток всем, дорогие мои радиослушатели! Вас приветствуют передача «Тельняшки нараспашку» и ее ведущая Ксения Комиссарова! Спасибо за теплые отклики о нашей передаче тем, кто говорит, и тем, кто слушает. Сегодня необычная передача. В моей студии нет гостя… Но не спешите выключать радиоприемники и перестраиваться на другую волну! Сегодняшний эфир будет необычным — первый, кто дозвонится до студии, будет гостем! И его телефонное откровение услышат все остальные!
Телефоны в студии начали трещать, Ксюха взяла трубку:
— Алло, алло! Вы в прямом эфире!
— Алло, Ксюша… — послышался нечеткий голос.
— Говорите громче! Мы вас слушаем. Голос в динамике стал неожиданно четким:
— Привет, Ксюха! Большой привет из Неаполя! Это я, твой муж Женя! Я люблю тебя!
Ксюха от удивления не знала, что сказать, она с открытым ртом слушала монолог Женьки:
— Ксюха, я тебе передать не могу, как соскучился по тебе. И по друзьям своим. По Лешке Самойлову особенно! Как у них там с Машей? Наверное, все замечательно. Я их обоих люблю.
На кухне у Маши все растроганно слушали его слова, а Женька продолжал:
— А еще я хочу передать привет Виктору Гавриловичу и Полине Константиновне. Только на расстоянии могу признаться честно — они для меня, для детдомовца, как родные родители, как папа и мама.
У Полины на глазах сверкнули слезы. Леша ласково сказал:
— Вот, теперь вы обязаны помириться!
— А теперь, Ксюша, я должен тебе сказать самое главное… — продолжал голос Женьки из
