— И не ходит, а проявляется, — сказал дед, поглаживая Серого по его густой шерстке.
Тот терся у ног и тихонько похрюкивал.
— А ногами сучит, чтобы нам приятно было, людям подражает.
Деда, а он кусается?
Дед засмеялся:
Нет, внучек, не кусается, ведь у него и зубов-то нет.
Серый тут же открыл рот и показал огромные серые клыки. Дед аж сложился от смеха:
— Ты погляди на него, паразита, что вытворяет! Что ж ты, нежить, делаешь! Стар я уже так смеяться.
Он засунул палец Серому в рот и вытащил наружу, стараясь задеть зубы. Палец прошел через зубы, как через воздух. Серый захихикал и засеменил ногами.
Радуется, паразит. Ох, давно так не смеялся! Лесовик, он как ребенок — добрый, преданный, любопытный, да уж больно игривый. Все бы ему играть да безобразничать. Но он зла никому не причинит.
Деда Федя, а погладить его можно?
Погладь, конечно, — согласился дед. — Хотя что уж там гладить!
Я протянул руку и попытался погладить лесовика по спинке. Рука, почувствовав сопротивление, погрузилась в тело Серого. Тот захихикал, я отдернул руку.
— Да ты не нажимай так, это ж не собака!
Дед взял мою руку и, едва касаясь, провел ею по спине Серого. Под ладонью появилось ощущение очень мягкой шерстки, которая слегка потрескивала и покалывала руку мелкими электрическими разрядами. Чувство было очень приятным, и я продолжал гладить. Серый поеживался, семенил лапами и хихикал. Тем временем из кустов показались еще три мордочки.
— Ишь, повылезали! — Дед махнул рукой. — Назад идите, не до вас. Мордочки исчезли.
— Пойдем в дом, внучек, прохладно становится.
Дед поднялся и направился к двери. В доме он зажег
керосиновую лампу, принес молока, хлеба, луку, достал из печки чугунок с картошкой и грибы. Мы поужинали.
— Деда, а скотину мы загонять будем?
— Уже загнали, — ответил дед. — Вот их сколько, помощников, по лесу шастает.
Дед напоил меня каким-то травяным отваром с медом, постелил на сундуке и сказал:
— Ложись, внучек, спать, поздно уже.
Спать действительно очень хотелось, глаза слипались. Я забрался на сундук, укрылся одеялом и сразу уснул.
'ВЕСЬ ДОМ СОДРОГАЛСЯ ОТ ВИЗГА И ТОПОТА…'
Ночью я проснулся от жуткого шума. Весь дом, казалось, трясся от хохота, визга и топота. Я осторожно выглянул из-за занавески, которой дед Федор занавесил мою импровизированную кровать, чтобы не мешал свет. За столом сидели дед Федор и три лесовика. Они ожесточенно резались в карты. Четвертый лесовик метался вокруг них, непрерывно тараторил и визжал. Серый шипел на него, одновременно успевая подглядывать в карты деда. Тот хлопал его по мохнатой морде и раскатисто хохотал. Вся эта оргия сопровождалась жутким шумом, визгом и грохотом падающей мебели и посуды.
С вещами действительно происходило что-то странное. Миски, стулья и другие вещи вдруг безо всякой видимой причины поднимались в воздух, пролетали какое-то расстояние и падали на пол. Сначала я думал, что все еще сплю и вижу сон. Но, повертев головой и пощипав себя, понял, что это не так.
Снова оглядев комнату, я заметил еще одно существо размером с кошку. Оно держалось в тени у печки, и четко рассмотреть его не удавалось. Видно было только, что оно дергается из стороны в сторону и бестолково размахивает лапами.
Весь домик кипел, и только вокруг моей постели была зона покоя. Как будто невидимая стенка отделяла меня от кипящего и визжащего пространства. Вся эта картина: визжащие, корчащие рожи лесовики, хохочущий дед Федор, летающие предметы, карточная игра, мечущееся существо у печки, — все это выглядело так нереально и уморительно смешно, что я не выдержал и засмеялся.
Мгновенно все стихло. Пространство заколыхалось, искажая окружающие предметы, потом я почувствовал толчок воздуха, как будто беззвучно лопнул большой шар, и все стало на свои места. В доме опять было тихо и спокойно. Вещи находились, где им положено. Существо у печки исчезло. И лишь за столом продолжал сидеть дед Федор, да хитрая мордочка Серого выглядывала из-за его спины. Переход от сумасшедшего кавардака к полной тишине и порядку был настолько неожиданным, что я невольно ойкнул.
Дед посмотрел в мою сторону:
Что случилось, внучек? Сон дурной приснился?
Деда, а куда они делись?
Кто они? — Дед удивленно поднял брови.
Ну, лесовики и этот у печки, который с тобою в карты играл, — сказал я, слезая с сундука и подходя к столу.
Колода карт все еще была там. Брови деда поползли еще выше.
— Так ты их видел?
Конечно, видел. Они же так орали.
Дед нервно потеребил бороду:
Ох, и достанется мне от твоей бабушки, если узнает!
Не узнает, я ей не скажу.
— Узнает, — вздохнул дед. — А впрочем, сама виновата, — подытожил он. — Садись сюда, внучек. — Дед показал на лавку.
Я уселся и стал слушать.
Понимаешь, внучек, ведь никаких лесовиков здесь и не было вовсе. Один Серый. То есть они, конечно, были, но не здесь и не сейчас.
Как же не было, ведь я их видел!
— Ты их видел не здесь, а в их собственном мире. Хотя ума не приложу, как тебе это удалось. Когда наш мир и мир лесовиков накладываются один на другой, то возникает нечто среднее. Собственно, я и сам до конца не понимаю это явление. Какой он, мир лесовиков? То есть не лесовиков, конечно, а леса и тех существ, которых он порождает? Время в этом мире течет по-другому, не так, как у нас, поэтому мы тот мир не видим и не понимаем. Вот когда наш мир и мир леса или другой какой соприкасаются, то время этих миров в этом месте начинает течь одинаково и тогда мы можем тот, другой мир, видеть и общаться с его обитателями. Учиться у них и в карты играть тоже. — Дед хмыкнул.
Серый принялся тараторить и размахивать лапами. Дед раскатисто расхохотался:
— Ишь, как меня защищает! Правильно, Серый. Мы с тобой старые друзья, друг друга защищать должны.
Мне стало неловко. Показалось, что я обидел старика.
— Прости, деда Федя, я не хотел, — сказал я и, подобравшись поближе, погладил деда по руке.
Дед широко улыбнулся и обнял меня.
— Ничего, внучек, кто ж на правду обижается, — сказал он и взъерошил мне волосы.
В этот момент я почувствовал, что между нами возникла какая-то связь и что этот старик, одиноко живущий в лесу, не чужой мне человек, которого бабушка попросила приглядеть за мной на время своего отсутствия, а бесконечно родной и близкий. Это породило такую бурю чувств, что, прижавшись к деду, я обратился к нему совсем как к бабушке:
— Деда, расскажи сказку.
Он снова взъерошил мне волосы:
— Не умею я, внучек, сказки рассказывать. Это ты бабушку попроси, она их много знает. Бабушка твоя человек мудрый, мне не чета. Она каждому слову применение найти умеет. А я житель лесной, говорю мало, оттого и в словах путаюсь.
О ТОНКОСТЯХ ДУШИ, МАТЕРИИ И ДУХА
Мы еще немного посидели за столом. Спать не хотелось, и, поскольку в предыдущих объяснениях деда я ровным счетом ничего не понял — какие-то миры, какое-то время — тогда это было недоступно моему разуму, я снова пристал к деду с вопросами. Он разжег самовар и, когда тот вскипел, налил нам по чашке чая с мятой. Сел к столу и начал рассказывать:
Много явлений всяких вокруг нас происходит. Какие-то мы не замечаем — есть они и есть, а какие-то видим и даже пользуемся их силой, но силу эту все равно не понимаем. А если и пытаемся понять, то каждый со своей колокольни. Явление одно, а понятия разные. Кто как видит, такие слова и придумывает. Потому и не понимают люди друг друга. Недаром говорят, что сытый голодного не разумеет. Зверь понимает зверя, дерево понимает дерево, а человек человека понимает плохо.
Почему, дед?
Потому, внучек, что каждый старается показаться лучше и умнее других. Жаден человек. Вот посмотри на Серого.
Серый тихонечко стоял в уголке и переминался с лапы на лапу.
Видишь его?
