в толпах следопытов. Филипп оставался у нее ночевать, помогая копаться в документах. Ганнибал не ложился до тех пор, пока Филипп не уходил наверх, сидел вместе с ними в одной комнате, смотрел телевизор, убавив звук до минимума, чем раздражал его величество. Иногда Жанна выходила подышать в сад, чтоб привести в относительный порядок серое вещество, оно ведь не железное, между прочим, даже железо изнашивается. От дома не отходила, хотя тянуло побродить между деревьями. И от земли шел запах весны, жизни, запах, заставляющий забыть о страхах, наполняющий силой. Этих моментов Жанна побаивалась, посему убегала в дом, откладывая радости бытия на потом, а то с ними недолго трупом стать. Для себя она четко уяснила: никому не доверять. А недоверие – вещь зыбкая, то и дело норовило убежать от Жанны. Общаясь на работе с Вениамином, который ужасно расстроился, когда узнал, что Филипп – ее жених, она все больше замечала в нем положительных качеств. Одновременно заботой и вниманием очаровывал Филипп. И только в затылке сигналило: осторожно, угроза! Жанна слушала сигнал, да и как не слушать? Дома мама, девчонки, без нее им придется туго, очень туго, впрочем, жить, как ни странно, тоже хотелось. В субботу спала до двенадцати как убитая. Проснулась, а перед глазами завертелись бумажки, цифры, лица… Абсолютно не отдохнула! Так отек мозга получить можно. Нет, все это надо привести в порядок, разделить хаос на сферы, которыми будет заниматься в строго отведенные часы. И для начала следует не торчать в бухгалтерии, комбинат пусть будет на комбинате, остальное время следует тратить на конкретное задание Эммы. В конце концов, она платит огромные деньги, а не Филя, эти деньги стоят того, чтоб поработать на совесть. Жанна напялила кимоно, на кухне сунула нос в сковородку – мясо с макаронами уже остыло. Без Ганнибала ходила б голодной. Не разогревая, она выложила еду на тарелку, не ела, а глотала. В окно Жанна увидела Филиппа, бегущего по аллее к дому, недоуменно подняла плечи: а договорились встретиться вечером. Судя по его лицу, что-то случилось. Она кинулась в ванную причесаться, ведь за стол села, вопреки требованиям Эммы, лохматой. Слыша, как он ее зовет, откликнулась: – Я в ванной, сейчас… – Заодно переоделась в домашнюю одежду, подкрасилась. Выйдя к нему, удивленно выговорила: – Привет. Что ты такой заполошный?
– Мама требует, чтоб мы приехали к ней.
– Требует? И меня? – Он кивнул. – А… зачем?
– Не объяснила. Но голос у нее был панический.
– Ну, раз требует… поехали. Только я переоденусь.
Мало сказать, что ее озадачило требование мамы- паникерши, знать бы причину паники, к чему готовиться. Уходя, она предупредила Ганнибала, крикнув: – Ганнибал! Я еду к маме Филиппа.
В ответ ни гугу, но это не значит, что он не услышал. По дороге к машине Филипп недовольно проворчал: – А ему зачем знать, куда ты едешь?
– Ревнуешь? – хмыкнула она. – Пардон, у нас деловая сделка, никак не больше.
– Чем занимается твой Ганнибал?
– Он не мой – это раз. Меня не интересует, чем он занимается, – это два.
– Извини, наверно, я привыкаю к тебе.
– Привычка, Филипп, как зараза, – садясь в машину, вещала Жанна. – От нее страдает половина населения планеты. Лучше не привыкай.
– Я тебе совсем не нравлюсь?
– Слушай, давай эту тему оставим на потом, а? Я не могу в двух направлениях мыслить. Какая-то мерзавка следила за мной, несправедливо обозвала шлюхой, меня это бесит.
– Я тоже думаю о ней, ну и о тебе немножко. Накопала?
Жанна догадалась, о чем он спросил, – о компромате на Вениамина. – Пока чисто. Кстати! Твои бухгалтерские тома ревизор будет разбирать месяц, а я, уделяя им всего пару часов ночью, скоро слягу на больничную койку. Давай так: придумывай какой угодно предлог, но меня из бухгалтерии удали. Выдели комнату, и я буду рабочий день проводить за твоими бумажками.
– Сделаю.
Ирина Захаровна встретила сына и его подругу с траурной физиономией, будто только что прослушала заупокойную мессу. Она была не одна, с Гелой, у которой выражение личика не отличалось от маминого. Но, увидев Жанну, она выпрямила спину, в ее лице промелькнуло нечто похожее на азарт. Странно. Жанна переглянулась с Филиппом, не понимая, по какому поводу траур.
