показательными. Любовь и Дело, Дело и Любовь – одно способствовало другому, любовь смыкалась с расчетом. Разводов – не было.
И напоследок – еще одно мнение о Гинцбурге, одного из рядовых клиентов, бывшего вице-губернатора: «Полностью порядочный человек» и «готовый... услужить». «Я не финансист, – писал он одному из своих друзей, – да и самый шустрый финансист едва ли может предвидеть сегодня, что будет завтра. Могу сказать только одно: контора Гинцбурга выполнила... дело вполне добросовестно». Этот клиент – Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (с. 42). С Гинцбургами поддерживали самые добрые отношения критик В. В. Стасов, композитор А. Г. Рубинштейн, писатель И. С. Тургенев, издатель газеты «Порядок» М. М. Стасюлевич.
Гинцбурги были в России одними из многих. Пользовались заслуженной известностью владельцы торговых домов, занимавшиеся и банковскими операциями Яков Соломонович и Лазарь Соломонович Поляковы, дослужившиеся до чина действительного статского советника (1896).
А особо популярными были Рябушинские, что продержались на плаву почти сто лет и все время – в фокусе внимания всей деловой России. Основатель династии пришел в Москву двенадцатилетним, начал с торговли вразнос и через четыре года уже имел свою лавку. Нашествие французов его разорило, но снова встал на ноги, вместе с сыном Павлом Михайловичем (1820 года рождения) к сороковым годам выбился в миллионеры.
Быстро овладел делом и младший сын Василий. От них и пошли ответвления Владимир, Михаил, Павел, Степан, Николай, Дмитрий, Сергей, Федор Павловичи, что, как тогда выражались, «обрябушили» всю Расею».
Идеологом семейного предпринимательства стал Михаил Павлович (1880 г. р.). В рукописном отделе Нью-Йоркской публичной библиотеки хранится его рукопись «Смутные годы». Хроника. Москва – Юг России. Декабрь 1917 – май 1919 гг.», по которой можно судить о технологии предпринимательства.
«Еще до войны, – писал он, – когда стало все труднее и труднее находить помещение для наших денег, мы учитывали только первоклассный учебный материал, а такого было, конечно, не много на рынке, мы стали задумываться, где и в чем найти применение свободным деньгам».
В руки думающего попала брошюра о льне, его поразила «неорганизованность и какая-то косность» в производстве льна. «Осенью, когда лен созревал, откупщики от фабрик и экспортеров, главным образом, евреи, немцы и англичане, скупали его по деревням, вывозили или свозили на фабрики, там его чесали, около 60 процентов получалось костры, не имевшей потребления, процентов 20-25 оческов, остаток – чесаный лен. Из него фабрикант брал нужные ему сорта, остальное –продавал. Как молния пришли две мысли. Россия производит 80 процентов всего мирового сырья льна, но рынок не в руках русских. Мы, мы его захватим и сделаем монополией России.
Вторая мысль: зачем везти весь этот мертвый груз на фабрики, не проще ли построить сеть мелких заводов и фабричек в льняных районах, чесать на месте и продавать уже нужный чесаный лен и очески, соответствующие потребностям фабрик и заграничных экспортеров. Сказано – сделано». (с. 121).
Рябушинских отличала хватка. Они предъявили ультиматум С. Н. Третьяковy, владельцу и председателю правления Большой костромской льняной мануфактуры: «Если Вы не пойдете с нами, мы пойдем отдельно; у нас деньги, у Вас фабрики и знание, вместе мы достигнем многого».
Было организовано Русское акционерное льнопромышленное общество («РАЛО») с основным капиталом в 1 млн. рублей. Рябушинские внесли в дело 80 процентов, фабриканты – 20 процентов.
Председателем правления был избран С. Н. Третьяков, председателем совета – М. П. Рябушинский. К Февральской революции в руках Рябушинских сосредоточились 17,5 процента всех льняных фабрик. Намеревались создать артель «Лён» – помешала революция. Не помешай революция – сколько бы валюты, а вместе с ней и богатства получила на одном льне горемычная Россия, в которой льноводство убито под корень...
Рябушинские работали, потому что позволяла Система, богатели, обогащали и Систему. Не случись Октябрь семнадцатого, этот злополучный октябрь, оставивший Рябушинских вне родины... Вне дела всей жизни.
Мы намеренно так широко цитируем книгу Б. В. Ананьича «Банкирские дома в России», которая обречена на то, чтобы стать библиографической редкостью при тираже в шесть тысяч двести экземпляров. Не благостную картину он рисует, не один «гром предпринимательской победы, раздавайся», пишет и о мошенниках, лжедельцах – накипи, без которой не обходится ни одно дело, тем более денежное, и о неверных шагах, и об ошибках как случайных, так и закономерных.
Нам бы эту книгу лет пять назад – она бы предостерегла нас от многих шагов и шишек, были бы меньше биты жизнью. Мы бы дали ей подзаголовок; «Введение в богатство», столь она полезна и предвосхитительна. В ней не идеализируются предприниматели, которых после семнадцатого года склоняли только по отрицательным падежам, им воздается по заслугам, как ускорителям хода государственного корабля.
Думая прежде всего о собственной выгоде, личной наживе, личном обогащении, они стали деятелями государственного масштаба и вошли в историю именно поэтому. Лиши их царь возможности разбогатеть – нищала бы матушка-Русь. Думали в первую очередь о себе – а отразилось на Родине. Их изображали рвачами, акулами, хищниками, грабителями – ан История определила им место среди истинных патриотов.
У Истории одно мерило: отдача. Да, промышленники агнцами не были, блюли волчьи законы конкуренции, доводили соперников и до долговой ямы, и до самоубийства, разоряли их, не все и не всегда были разборчивы в средствах – но шли в когорте созидателей, ускорителей прогресса. Это их самая главная историческая заслуга. И таких людей обделила вниманием русская литература. Моральные оценки преобладают над анализом, исследованием.
Не странно ли: предпринимательство, созидателей клеймят, клеймят, клеймят – и в то же самое время вовсю пользуются плодами их трудов. Адмиралтейская игла, шпиль Петропавловской крепости, Исаакиевский собор – без них невозможен облик Петербурга. Но ведь и они – при создании – погубили бессчетное число жизней, при том уровне техники, иначе и быть не могло.
Почему же эстеты и эстетствующие всех мастей закрывают глаза на эти непреложные факты? Сказав «а», надо бы глаголить и «б». Красоте – красотово, предпринимателю – предпринимателево, – так будет по справедливости. Очень много развелось гуманистов: ах, нельзя проводить опыты над животными, это жестоко. Жалеют быка, но жалуют говяжью вырезку. Потребляют лекарства и словно не знают, что любое новое лекарство опробуется на людях же, рискующих здоровьем, это их работа. Нет прибавления без отнимания.
Что такое коммунизм? Это советская власть плюс... запреты, великое множество запретов, поражающих своей бессмысленностью и дороговизной. Пропагандистская машина, на чем свет стоит, клеймила «такой-сякой-разэтакий» Запад, где (мы этого касались) существовал запрет на профессию.
Держалось под строжайшим секретом, что в СССР был запрет на занятие определенных должностей лицами ряда национальностей. В первую очередь это касалось евреев. Если в дореволюционном прошлом был ценз оседлости, то его лишь видоизменили на процентную норму еврейства: она колебалась от 17 до 21,5 процента от общего числа работающих, за чем внимательно следили кадровики в штатском. Пресловутый пятый пункт анкеты (национальность) фактически расшифровывался так: еврей или не еврей. Данные о родителях тоже приводились для того, чтобы установить, нет ли у претендента на должность хоть какого-то процента еврейской крови. В институт международных отношений евреев вообще не принимали, была такая негласная директива.
Во всем мире существует один критерий приема на работу или на учебу: наличие способностей. Конкурс интеллектуальный в расчет не принимался, на первом месте конкурс анкетный, национальный.
Лет двадцать пять назад «Литературная газета» провела дискуссию на тему: «Не теряем ли мы Ломоносовых?», оказалось, теряем, и очень много. А
