обывателя, коррумпированно и некомпетентно. Но правительства меняются, первые лица приходят и уходят, причём, что самое важное - ни одно правительство не несёт ответственности за действия предыдущего. Наоборот, предыдущее правительство принято ругать и обвинять его во всех грехах. Разрешено проявлять недовольство, это даже в каком-то смысле поощряется. Весь пар, таким образом, уходит в свисток, а власть может легко и быстро менять политический курс...
Власов повернул направо: фары осветили крохотный пустой переулочек. Навигатор предлагал проехать именно здесь. Однако чуть дальше прямо посреди улицы обнаружились заборчики, огораживающие здоровенную дыру в земле. По идее, к дыре должны были прилагаться суетящиеся рабочие, но их не было.
Фридрих подумал, что в Райхе такое было бы невозможно в принципе: улица должна быть отремонтирована в кратчайшие сроки, это же очевидно. То есть очевидно для дойча, додумал он про себя. Но тут всё-таки Россия...
- При этом нормы эксплуатации на Западе выше, чем в Райхсрауме и даже в Райхе, выше и производительность труда, - бубнил Михаил. - Связано это не с тем, что дойчи работают хуже, чем чем американцы или французы, а с тем, что они имеют больше социальных гарантий и их труд стоит дороже. Кроме того, Запад в последнее время практикует удешевление труда путём переноса производств в 'третий мир', где труд стоит недорого. Разумеется, это делается под лозунгами 'свободы предпринимательства' и даже 'экономической помощи'. Но, так или иначе, Запад получил существенное экономическое преимущество перед Райхом. Если бы ни дойчский научный и инженерный потенциал, благодаря которому Германия по-прежнему держит первенство в научно-технических разработках, западный блок давно уже задавил бы Райх чисто экономически...
Власову, аккуратно сдающему назад, некстати пришли на ум 'Тосибы' и установленные на них 'Ди Фенстер'.
- Президент Рейган в своей знаменитой речи назвал Райх 'империей страха', а Америку - 'сияющим городом надежды'. В этих пропагандистских штампах больше смысла, чем кажется. В самом деле, Райх - прочное и безопасное государство. Оно было создано людьми, видевшими ужасы войны и нищеты, и поставившие себе целью избавить от них своих граждан навсегда. Ими двигал, конечно, не страх, а мужество и ответственность, но мужество есть преодолённый страх, то есть производное от того же самого страха. Западные же системы основаны на эксплуатации надежд на лучшее. Как правило, эти надежды не оправдываются, но система устроена так, что надежды постоянно генерируются самой системой. Даже в больнице, лежа под капельницей и понимая, что ему осталось немного, западный человек не теряет надежды на чудо. И эту надежду ему дают - хотя бы в виде баптистской брошюрки об исцелении верой. По сути, Запад - это фабрика надежд... Не совсем по теме получилось, ладно, в другое место вставим, - бросил Михаил торопливую реплику и закруглился так:
- Итак, мы видим следующее. Благополучный и безопасный Райхсраум и его граждан, недовольство которых не столь велико, но оно копится, не имея законного выхода. И Запад, который даёт множество поводов для недовольства, но они постоянно сбрасываются, списываются, аннулируются... надо подобрать слово... В общем, понятно, что первая система рано или поздно рванёт, как паровой котёл с закрытым клапаном на медленном огне. Зато второй котёл, хотя и стоит на более сильном огне, постоянно стравливает пар. Поэтому он не рванёт никогда, разве что в какой-то момент пламя окажется слишком горячим, и клапан не успеет выпустить нужное количество пара. Но даже революция не изменит западную систему: все реформистски настроенные западные силы воспринимают демократию как единственно возможную форму правления, а экстремисты считаются сумасшедшими и не делают погоды...
Власов усмехнулся - он-то знал, что реальная ситуация куда сложнее. Тем не менее, поймал он себя на мысли, он слушает с интересом. Разумеется, юноша рассуждал очень наивно и многого не знал, но определённый резон в его словах был.
- Итак, наш вывод таков, - Михаил снова затараторил, - Западная система обладает практически неистощимым запасом прочности, несмотря на кажущуюся уязвимость. Райх, в свою очередь, твёрд, но хрупок. За полвека существования в системе накопилось достаточно противоречий - мелких, но раздражающих, как камешки в ботинке. В конце концов желание переобуться становится навязчивым.
Фридрих, наконец, выбрался из переулочка и, добравшись до перекрестка, свернул налево, на улицу Платона Павлова. Разъезжать по центру он больше не собирался - дорожные заторы испортили настроение, да и нарушать правила пансиона без веской причины не хотелось.
- И всё-таки сердце Райха - собственно Германия - пока что неуязвимо, - заявил Михаил. - В силу определённых психологических особенностей дойчей национал-социалистические порядки могут существовать очень долго. Дойчам свойственно иррациональное чувство долга и способность жертвовать личными интересами во имя общего. Тем более, что эти жертвы не так уж велики, если честно-то, - Михаил опять впал в просторечие. - Но тем не менее, сами дойчи, за немногими исключениями, могли бы жить при национал-социализме ещё лет сто. Опасность представляет только элита, - тут он заговорил увереннее. - Национал-социализм способствует процветанию геронтократии.
Власов миновал светофор - зелёный сигнал уже вовсю мигал, но Фридрих успел раньше.
- Более или менее понятно, - доносилось из динамика, - что люди, пережившие или хотя бы помнящие войну и послевоенную ситуацию, будут преданы идеалам национал-социализма, несмотря ни на что. Однако сейчас, к концу века, ситуация изменилась. Сейчас у власти в Райхсрауме - последнее поколение, для которого всё это - не пустой звук. Рождённые в шестидесятые и уж тем более в семидесятые - уже другие. Их раздражает многое в национал- социалистической системе, и довольно часто это недовольство справедливо. Но даже если бы национал-социализм был бы идеален, он противоречит фундаментальной потребности молодых - стремлению к переменам, любым переменам, даже негативным. Западная молодёжь имеет много возможностей реализовать это стремление, так как перемены на Западе всё равно не затрагивают основ системы, а её фасад можно и нужно менять. Но в Райхсрауме фасады берегут - и молодым хочется закидать их камнями. Стоит напомнить, что, по некоторым данным, рядовой состав дойчского Социал-Либерального Союза состоит из молодых людей, многие из которых принадлежат к верхушке среднего класса, а то и 'хорошим семьям', в том числе высокопоставленным. Многим молодым невыносимо смотреть на то, как заслуженные старики сидят на своих постах почти до смерти. Например, молодые политики вынуждены десятилетиями прозябать на вторых ролях. Причём чем талантливее политик, тем менее он может быть довольным таким положением дел. Такие люди готовы заключать самые рискованные союзы и идти на самые опасные комбинации, чтобы оказаться наверху. Впрочем, это отдельная тема, - как-то слишком быстро прервал себя Михаил.
Власов снова притормозил - впереди засиял белым круг с цифрой '30'. И подумал, что, пожалуй, тут у Михаила промелькнуло нечто интересное и даже конкретное. Может быть, рыжий что-то знает? Хотя вряд ли, он ведь из круга Фрау, и имеет в виду, наверное, её - или Лихачёва. Впрочем, нет, не настолько он глуп...
- Но самым уязвимым местом Райха является его национальная политика. Известная часть территорий присоединена к нему по итогам войны. Недойчское население этого не забыло. Дойчские порядки они воспринимают как навязанные извне. Никуда не делось стремление к независимости и политическим свободам на западный манер. При этом они пользутся благами национал-социализма и привыкли к ним. Но людям свойственно привыкать к хорошему и желать лучшего, рассчитывая, что хорошее сохранится само собой. Все они думают, что в случае обретения независимости заживут лучше, а не хуже. О реальных последствиях они и не подозревают.
«Вот именно», - подумал Власов, выжимая сцепление. Простой поляк уверен, что если он избавится от проклятых немцев, колбаса на его столе вырастет метра на два. Впрочем, даже в гонористой Польше все важные позиции занимают разумные, хозяйственные люди, которые понимают, как всё обстоит на самом деле. С другой стороны - где все они были во времена волнений?
- Однако все эти обстоятельства - что-то вроде сырых дров, которые ещё надо разжечь, - гнул своё голос из динамика. - Причём спичку должны поднести политики, и не уличные маргиналы, а профессионалы, глубоко интегрированные в систему, но недовольные своим положением. Горящую спичку мы уже видим - это референдум. Вопрос, кто её держит в руках. Вопреки мнению большинства, видящих за референдумом исключительно либералов, я думаю, - на слове «я» Михаил чуть запнулся, - что тут не обошлось без крайне консервативного крыла. То есть - вполне возможно, что референдум инициирован не столько требованиями СЛС, на которые можно было бы не обращать внимания, сколько неоконсерваторами...
'Болтовня в кулуарах у Фрау - вот и все основания' - решил про себя Власов, поворачивая.
- Положение дойчских консерваторов, в общем-то, понятно, - Михаил уже не диктовал текст, а рассуждал вслух. - Они тридцать лет сидят на обочине, гложут кости, которые им оставили, к реальной власти их не подпускают, и никогда не пустят. В дойчской системе никто из них не имеет шансов занять достаточно высокое кресло. Значит, нужно какое-нибудь потрясение, чтобы слетели головы и освободились кресла. Причём потрясение такое, чтобы оно доказало их правоту. Поэтому они постараются поставить результаты референдума под сомнение. Неважно даже, какими они будут. Всё равно они заявят, что с ними не всё ясно. Будут давить на дойчскую честность и желание разобраться… Ещё лучше - если во время референдума случится скандал, неважно какой. Они вцепятся в эту кость и начнут её мотать…
Замелькали знакомые очертания домов: Власов подъезжал к пансиону. Он остановил запись и позвонил в прокатную контору, чтобы они вызвали курьера и забрали «Запорожец». Девушка уточнила адрес, сообщила, что услуги курьера для него бесплатны - в рамках всё той же рекламной акции, и предупредила о том, что бензин придётся оплатить по специальной цене, если он не заправлялся в дороге.
Фридрих только вздохнул. Бензин в России был и без того дорог. Можно было бы найти бензоколонку и заправиться, но перспектива снова куда-то ехать не привлекала. Он почувствовал, что роскошный, но неэкономичный «Запорожец» ему внезапно разонравился.
Припарковавшись и сидя в салоне в ожидании курьера, Власов снова включил звук.
- Я рассматриваю референдум 12 мая как начало конца Райха, - заявил Михаил, - и даже неважно, какие будут результаты. И будут ли они вообще. Хотя, наверное, будут… может даже, вполне приличные. Конечно, восток зубы покажет, но какие это зубы - это ещё надо посмотреть… Так или иначе, все будут надеяться на всякие мелкие выгоды для себя. И эти надежды убьют Райхсраум, а потом и Райх, - сформулировал Михаил и замолчал.
Фридрих попытался представить себе, как эти мысли будут изложена лихачёвским птичьим языком, но воображение отказало. Потом он вдруг подумал, что перевести текст на птичий говор и опубликовать его в книге до двенадцатого мая не получится. Ах да, какая-то конференция… Он попытался представить себе маленький полупустой зал, и Варвару Станиславну, сидящую в первом ряду и сонно кивающую головой в такт словам. Вот что бывает, с неожиданной злостью подумал он, когда люди, ничего не смыслящие в практической политике, берутся о ней рассуждать… Получается смешно и нелепо.
В стекло постучали. Это был курьер.
Власов на автомате сдал машину и подписал акт приёма-передачи и приложение по топливу. Цена бензина и впрямь оказалась неприлично высокой даже для России.
В последний момент он вспомнил про звуковой платтендат в рехнере и потратил минуту, чтобы его стереть - отметив про себя, что никакого вируса там, похоже, нет, как и зашифрованных посланий.
Оставалось только отослать дат специалистам, пусть разбираются. Это он сделает уже в номере. И - сразу спать. Обязательно выспаться, как следует, чтобы завтра утром встать со свежей головой.
