театре застрелили премьер-министра. Впрочем, и то убийство, как говорят, стало возможно лишь при попустительстве властей.
- Вот именно.
Фридрих решил проверить и дозвонился сперва до справочной (что оказалось непросто), а потом, узнав нужный номер - до кассы Большого театра. Ему вежливо ответили, что все билеты на завтра забронированы и в свободную продажу бронь поступать не будет.
Давали, кстати, все-таки Вагнера. Последние четыре вечера праздничной недели - четыре части 'Кольца'. Стало быть, завтра будет 'Гибель богов'.
Друзья поднялись на Крымский мост и некоторое время рассматривали оттуда Парк Чехова, где по заснеженным дорожкам под звон бубенцов петляли между павильонами и аттракционами русские тройки (а также и сани поскромнее, запряженные одной лошадью), но идею идти внутрь Власов решительно отверг как бесполезную, и они вернулись назад на Крымский вал, вновь перейдя улицу и остановившись на троллейбусной остановке. Через пару минут подошел троллейбус; несмотря на весеннюю погоду, Фридрих был рад оказаться в теплом салоне и опуститься на мягкое сиденье (нога все-таки начала давать о себе знать).
Поездка, однако, оказалась короче, чем ожидалось. Посреди Смоленского бульвара троллейбус встал - вдали от остановок и не открывая двери. Машины слева, однако, продолжали проезжать, так что общей пробки не было.
- Что там? - недовольно спросил Власов у сидевшего возле окна Хайнца. Тот, прижавшись щекой к холодному стеклу, попытался разглядеть, что творится впереди:
- Кажется, затор какой-то. Перед нами еще один троллейбус стоит, и еще впереди рога виднеются. Наверное, какой-то один сломался, а остальные его объехать не могут. Вечная беда троллейбусов и трамваев.
- Да уж... Автобусы здесь, как я понимаю, не ходят?
- Их в Москве вообще немного, а со временем хотят весь муниципальный траснпорт на провода перевести. Сам знаешь, с нефтью в России негусто, зато с электричеством хорошо.
Да, машинально подумал Власов, помимо гидроэлектростанций, которые так любили большевики - еще и целый пояс атомных, построенных дойчами. Персонал там тоже был исключительно дойчский, а энергия шла на нужды как России, так и других стран Райхсраума. Официально это, разумеется, считалось даром Германии братскому арийскому народу. Неофициально - платой за то, чтобы Россия не развивала собственную ядерную отрасль. Атлантистские 'зеленые' и их русские подпевалы, естественно, вопили, что Райх превратил Россию в свою ядерную заложницу и договаривались даже до того, что в случае нелояльности в Берлине нажмут секретную кнопку, и все эти АЭС взлетят на воздух - ну это уже, понятно, было чистой клиникой...
Зазвонил целленхёрер. Доставая обе трубки, Фридрих бросил взгляд на часы - кажется, Спаде расщедрился и даже подарил ему пару минут. Впрочем, эта щедрость тут же нашла объяснение:
- Приехал? Беги на третью платформу и прыгай в третий вагон от конца. Быстро - электричка отходит через две минуты!
- Я же не успею взять билет!
- Ничего, если что, штраф заплатишь. Только не говори, что денег не осталось, - хохотнул дуфан, - ты мне еще 350 штук должен, не забывай! - в трубке запиликали гудки.
Фридрих на всякий случай повторил инструкцию в полицейский целленхёрер. Про себя он меж тем подумал - ну ясно, Спаде прикажет выбросить сумку с деньгами на ходу в определенном месте... не на глазах у других пассажиров, конечно, но, наверное, это электричка повышенной комфортности, с туалетными кабинками. Что ж, будем надеяться, что полиция готова и к такому варианту. Водитель меж тем, оценив, что затор надолго, открыл переднюю дверь. Нетерпеливые потянулись к выходу, терпеливые (и знающие, что другой транспорт по Садовому кольцу все равно не ходит) остались сидеть. Власов поначалу выбрал сторону вторых, но через несколько минут решительно поднялся (тем более что тепло через открытую дверь все равно улетучилось).
- Пойдем, что ли. Тут вроде недалеко уже.
- Ну пошли, - согласился Хайнц без особого энтузиазма.
Когда они уже подходили к Новому Арбату, подал голос целленхёрер Эберлинга. Некоторое время Хайнц молча слушал, затем велел 'о новостях сразу докладывать' и повернул довольное лицо к Власову.
- Ну наконец-то хорошая новость! Похоже, на след Зайна все-таки вышли!
- Здесь, в Москве?
- Ну, мы ведь уже в этом не сомневались? Раз Ламберт летит сюда, все сходится... Представь, эта затея с соцработниками в конце концов все же дала результат. Пока информация еще нуждается в уточнении и проверке, но, надеюсь, сегодня мы его возьмем! Уфф, гора с плеч. Я уже боялся, что мы не уложимся...
'Гуревич упустил свой шанс, - подумал Власов. - Ну, оно и к лучшему.' Вслух он, однако, сказал:
- Знаешь, есть такая русская пословица - 'не говори 'гоп', пока не перепрыгнешь'...
- Ты прав, конечно. Но будем надеяться - на сей раз не сорвется.
- Я могу чем-то помочь?
- Пока нет. Дам знать, если что.
Вскоре они расстались - Эберлинг сел в оставленную на подъезде к Новому Арбату машину, а Власов пошел в свой Трубниковский. Фридрих испытывал странное чувство. С одной стороны, если Зайна возьмут, теракт, очевидно, будет сорван - а после допросов потянутся нити и к его организаторам. Так что можно, вроде бы, просто расслабиться. С другой стороны - его собственное расследование так и не привело к конкретным результатам. Он по-прежнему не знает, кто убил Вебера и почему. И ведь теоретически может оказаться, что Мюллер был прав, заставив его и Хайнца работать автономно, и Зайн и смерть Вебера - это действительно две
Он думал об этом, подперев голову руками перед включенным нотицблоком. Затем вновь принялся рассматривать свою схему с овалами и стрелками. Его не покидало ощущение, что он упускает что-то совсем простое. Что-то, возможно, давно ему известное, но на тот момент не привлекшее внимание... Хотя, конечно, это могло быть и ложное чувство, возможно даже (с неловкостью признал Фридрих) - порожденное завистью к успеху друга...
Запел целленхёрер. Власов уже привычным движением достал обе трубки.
Но это был не Спаде. Это оказалась Берта Соломоновна.
Kapitel 53. Вечер того же дня. Москва, улица Бутырский Вал, д. 8а, кв. 23.
Езда по городу, одни улицы которого были перекрыты из-за праздников, а другим по той же причине пришлось принять на себя двойное бремя автомобилей, не доставила Фридриху никакого удовольствия. К тому времени, когда он, наконец, выбрался из машины на Бутырском валу, солнце уже скрылось за домами, и утренние намеки на весну бесследно развеялись. Московская погода напоминала теперь политику польского ландтага по отношению к официальному Берлину: по отдельности придраться вроде бы и не к чему, но в целом - скверно. Так и здесь: ветра не было, белая гадость с неба не сыпалась, даже предательского льда под ногами на расчищенном дворе не ощущалось, и тем не менее, на улице было на редкость неуютно. Возможно, причиной тому был ранний вечер, тёмное небо, которое с запада уже вновь начали затягивать тучи, и очень редкие огоньки в окнах. Во всяком случае, дом 8а был тёмным практически полностью. Горело только несколько окон на верхних этажах, и это были не окна квартиры Берты Соломоновны.
Отыскивая на домофоне кнопку вызова консьержки, Власов думал, станет ли старуха говорить о заложниках. Во всяком случае, главной темой встречи это точно не будет. Всю информацию о происшествии, в том числе и показания самой Берты, Власову предоставили русские безопасники. Фридрих просмотрел их вполглаза: никакой оперативной ценности они уже не представляли... Кстати, дело, надо полагать, уже завершено. За последние два часа Спаде так больше и не звонил - видимо, его взяли в поезде или прямо на вокзале. Почему бы и нет? Там имеются видеокамеры, а внешность Спаде известна. Даже забавно, если он попался так просто... вероятно, он максировался, но недостаточно успешно. Так или иначе, теперь с ним будет разбираться российский суд - если дело дойдёт до суда. Власов, впрочем, имел основания полагать, что это маловероятно. Спаде был не из тех людей, которых судят открыто. Таких людей или уничтожают, или используют - в зависимости от того, что они знают и насколько могут быть полезны в тех или иных отношениях. В любом случае, если дуфана взяли, в течение ближайшего месяца-двух его жизни ничего не угрожает. Да и здоровью тоже - сейчас языки развязываются куда более гуманными способами, нежели лет тридцать назад. Пытки применяют только отморозки вроде визенталевцев: Фридрих представил себе Спаде в лапах юдских боевиков и скептически хмыкнул.
Тем временем домофон, наконец, проснулся. Невнятный мужской голос пробасил:
- Слушаю.
Власов понял, что консьержку заменили - наверное, на какого-нибудь стажёра из Департамента. Рефлекторная реакция всех подобных контор на любое ЧП - усиление мер безопасности. Особенно после того, как всё плохое уже случилось.
- Я пришёл с визитом в квартиру двадцать три, - как можно отчётливее сказал Власов. - К Берте...
- Соломоновне, - ответил всё тот же голос, звучащий уже вполне осмысленно. - Заходите.
Это Фридриха несколько удивило: он ожидал долгого и нудного выяснения личности, или хотя бы вопроса. Потом он поднял голову и увидел стеклянный блеск линзы над дверью. Видеокамера, понял он. Судя по всему, поставлена недавно. Страхуются.
Внутри всё было то же самое - белый камень лестничной площадки, консьержская клетушка. В ней кое-как умещался здоровенный парень с копной отчаянно рыжих волос и усами того же цвета. На Фридриха он посмотрел очень внимательно, цепко, но пропустил без разговоров.
Неплохо соображает, подумал Власов. Похоже, обитающий здесь божий одуванчик решили всерьёз оберечь от возможных неприятностей.
Дверь в квартиру 23 тоже заменили. Вместо деревяшки с узором из гвоздиков на него смотрела гладкая серая панель без замка. Старые косяки заменила металлическая рама. Единственное, что сохранилось в неприкосновенности - кнопка звонка.
Трель за стеной была столь же противной, но хотя бы не такой громкой.
Старая Берта выглядела как всегда - халат, огромные тапочки, очки на поллица, остальное место занимал нос. Единственным новшеством был небольшой слуховой аппарат за левым ухом.
- Власов, шоб вы были здоровы, - сказала старуха не очень громко, но слышно, - не кричите в меня, я слышу. Идёмте в обеденную, там будет у нас чай. Дверь хлопните только, она мине тягостная.
