Власов с силой захлопнул дверь - в самом деле, тяжеловатую: не металл, но что-то прочное, - и поплёлся по знакомому коридору, гадая, что же всё- таки понадобились старой ведьме лично от него.
Обеденный стол и в самом деле был накрыт под чаепитие. Посреди стола стоял самый настоящий самовар, такие Фридрих видел только в кино - медный, пузатый, с краником на боку. Картинку портил только чёрный электрический провод, тянущийся под сервант. Власов невольно подумал, как же это старуха умудрилась таскать по коридору этакое чудовище, и решил, что она крепче, чем кажется.
- Должны принести торт, - торжественно объявила старуха. - Я заказала торт у Розанова.
- Который на Тверской? - блеснул познаниями Власов.
Старуха поправила аппаратик возле уха и рассеянно кивнула.
- Давайте вашу чашку, - распорядилась она. - Если вы чего хотите знать за ту женщину и Мойше, вы говорите. Я всё видела этими вот глазами, - она провела рукой перед лицом.
- Я читал отчёт, - сказал Фридрих. - Насколько я понимаю, фрау Галле и её сын спрятались в тайнике у вас на кухне, но были обнаружены. Как вы утверждаете, женщина закричала.
- Очень глупо, - заметила старуха. - Я уже немножко решила это дело, и тут она кричала. Мне пришлось показать, где тайник, и тот хулиган их достал. Очень грубо, - добавила она и замолчала.
- Это чрезвычайно прискорбно, - выжал из себя Власов: скорби он не испытывал, скорее уж досаду и злость. Отчасти на себя, но больше - на фрау Галле, которая долго и старательно нарывалась на неприятности, и, наконец, нарвалась.
- Так должно быть, - старуха открутила медный краник, самовар зафыркал, свистнул паром, и, наконец, выпустил сверкающую стеклянную струйку кипятка, горячую даже на вид. - Я знала, кого-то убьют.
- Почему он не убил вас? - спросил Фридрих напрямик. В стиль дуфана это как-то не вписывалось.
- Шобы я пила тут чай, - старуха то ли ушла от ответа, то ли на что-то намекнула: Власов не понял. - Эти дураки сделали мне цорес. Их эта дверь, я не могу это двигать, у меня возраст. Скажите им, пусть вернут ту старую дверь. Если меня захочут убить, зачем ему дверь, он и так войдёт, - непонятно добавила она.
Власов усилием воли подавил нарастающее раздражение. Старуха сама напросилась на эту встречу, вроде бы намереваясь сообщить что-то важное. 'Это будет о жизни и смерти, пожалуйста', - вспомнил он её голос в трубке. В прошлый раз она свела его с израильской разведкой; он рассчитывал, что и теперь услышит нечто существенное, возможно - решающее для событий ближайших часов. Скажем, кто-то из участников игры решил слить информацию через старуху... а учитывая, что квартира прослушивается - слить ее не только Управлению, но и ДГБ. Точнее, определенным людям в ДГБ. Вне всякого сомнения, Берта это учитывала, иначе позвала бы Власова не к себе домой, а, скажем, в ту же китайско-израильскую чайную. Возможно, это был наилучший способ анонимно уведомить союзников - или же, напротив, предупредить противников: мы знаем о ваших замыслах! Власову приходилось включиться в эту игру вслепую, но, учитывая дефицит времени и отсутствие внятных результатов, он вынужден был рискнуть. И вот теперь он попусту сидит и смотрит, как она наливает ему чай!
Впрочем, было и кое-что еще. Кое-что более скверное, чем потеря времени. Старуха определенно нервничала. Она пыталась это скрывать, и, наверное, великолепно умела скрывать такие вещи в прошлом, но теперь годы все же брали свое. Что-то ее беспокоило, всерьез беспокоило...
Заверещал, как резаный поросёнок, домофон. Старая карга недовольно подняла глаза.
- Торт, - сказала она. - Вы не можете сходить за торт?
Власов встал, старательно убеждая себя, что ещё пять минут он может потерпеть.
На пороге стоял тот самый рыжий парень-консьерж со здоровенной белой коробкой в лапах. Коробка была неловко перевязана каким-то шнуром.
- Торт 'Киевский' пожалуйста! - парень чуть сипел, видимо, был простужен. Фридрих про себя подумал, что отправлять на задание больного могут только в этой безалаберной стране.
- Простите, пожалуйста, - парень заговорщицки наклонился к Власову, - я посмотрел, что там... Мало ли, сами понимаете... Потом завязал, некрасиво получилось: тут ленточка была, вы уж извините...
Власов понимающе наклонил голову. Вряд ли старую Берту будут убивать бомбой в коробке, но порядок есть порядок.
- Оплачено? - на всякий случай поинтересовался он.
- Всё в порядке, - шепнул парень, - я с курьером уже расплатился. За счёт заведения, - он подмигнул.
Тут у рыжего в кармане запиликал целленхёрер. Рыжие усы дрогнули.
- Ой, это мне... Извините, - он повернулся и побежал по лестнице, смешно перескакивая через ступеньки.
Власов захлопнул дверь - та закрылась с неприятным лязгающим звуком, как будто что-то проглотила, - и вернулся, держа торт за верёвку.
Старуха тем временем закончила с чаем и даже выставила блюдечко с печеньками, каменными даже на вид, и вазочку с каким-то полузасохшим вязким составом, то ли вареньем, то ли конфитюром. Выглядело оно так, будто варили его в прошлом столетии.
- Теперь вы откроете торт, я не могу это крутить- заявила она решительно. - А я пока принесу тарелки и лопаточку, шобы накладывать.
Власов достал одноразовые перчатки и салфетку - ему совершенно не хотелось измазаться в креме.
Верёвки, которыми излишне старательный парень стянул торт, оказались неожиданно жёсткими и тугими. Власов повозился, стараясь развязать хитро накрученный узел, и в конце концов плюнул, достал 'зонненбранд' и несколькими движениями рассёк путы. Потом аккуратно взял крышку за бока и поднял...
- Это есть нельзя, - сказала Берта Соломоновна, глядя на содержимое коробки. Она стояла в дверях с двумя тарелками в одной руке и серебряной лопаточкой в другой.
Фридрих позавидовал ее хладнокровию. Он отнюдь не был кисейной барышней. И, хотя летчикам война обычно представляется гораздо чище, чем пехотинцам, в Африке ему доводилось видеть очень скверные вещи. И все же он ощутимо вздрогнул, когда увидел, что было в коробке, и усилием воли подавил импульс тошноты. Женщине от такого зрелища полагалось вообще хлопнуться в обморок... впрочем, конечно, не с такой биографией, как у Берты.
Зате он достал полицейский целленхёрер и нажал кнопку. Никто не ответил. Со вздохом Власов положил телефон в карман.
- Рыжий наверняка ушёл, - констатировал он. - Интересно, что случилось с дэгэбэшником.
- Он мог вынести его в чёрный ход, - предположила старуха. - Идите вниз. Может, он ещё немножко живой.
Зазвонил его собственный целленхёрер. Власов прижал трубку к уху.
- Власов? - это был Никонов. - Только что был звонок в полицию. Звонил Спаде. Он сказал...
- Я у Берты и всё знаю, - перебил Власов. - Что с вашим человеком?
- Спаде сказал, чтобы мы его забрали... С вами всё в порядке? Что он сделал?
- Со мной всё в порядке - ответил Власов. - Опасности нет. Попробуйте найти в окрестностях высокого рыжего человека... хотя, скорее всего, это парик, - добавил он, вспомнив неестественный цвет волос парня. - За меня не беспокойтесь.
- Что затеял Спаде? - не отставал Никонов.
- Ничего особенного. Прислал гостинец, - ответил Власов. - Непосредственной опасности не представляет, - ещё раз добавил он.
- Никуда не уходите, слышите! - крикнул Никонов, когда Фридрих уже нажимал на отбой.
Власов положил целленхёрер перед собой, сел и внимательно посмотрел на старху, которая тоже села и спокойно придвинула к себе чашку.
- Чего вы на мене пялитесь, как будто я молодая? - прервала молчание Берта. - Ну я таки сделала, шо он мине сказал. А если бы не сделала, вот такое было бы со мной. Он, который был тогда, совсем мишигин. Пфуй!
- То есть? - уточнил Фридрих.
- Бывает человек, который режет кошку, - сказала старуха, прихлёбывая чай, - а бывает человек, который режет кошку и так про себя улыбается. Это мишигин. Такое наше слово.
- Это всё-таки не кошка, - Власов покосился на содержимое коробки.
Торт был испорчен: сладкие коржи с орехами отсутствовали. Осталась только основа и кремовая шапка, в которой была утоплена - лицом вверх - отрезанная голова Микки. Запекшаяся кровь среди белого крема походила на варенье. Глазницы были пусты, как у маски. Влажные шарики глаз были аккуратно воткнуты в крем рядом с лицом, словно большие экзотические ягоды.
Фридрих отметил про себя, что глаза у мальчика были карие, того же оттенка, что у фрау Галле. Раньше он как-то не обращал на это внимания.
- Вы помогали Спаде. Зачем? - спросил он, закрывая коробку. Он понимал, что внутри могут быть какие-нибудь сюрпризы, но не собирался заниматься этим сам.
- Пейте чая, - Берта придвинула к нему блюдце. - Чего теперь делать, я всё буду рассказывать, чего интересуетесь.
Власов осторожно отхлебнул чай. Чай был самый обычный, ничего особенного.
- Когда тот человек нашёл эту вашу женщину, - начала старуха, - он на меня очень сердился. Он думал, я их спрятала. Я не спрятала, но так он думал. Хотел меня убить. Я сказала - таки зачем?
- Зачем - что? - не понял Фридрих.
- Такие люди, - объяснила старуха, поправляя слуховой аппарат, - они за собой убивают всех. Но если сперва спросить, зачем убивать, они немножко думают. Я спросила. Он подумал и мене сказал - почему мне тебя не убить? Я сказала ему того, чего могу за него чегой-то сделать. Он посмеялся и говорил: ничего не нужно. Тогда я сказала: может, ему нужно будет что-нибудь про вас.
- Сделать что-нибудь мне, - механически поправил Власов.
- Да. Тогда он опять сильно смеялся и сказал: ты всё сделаешь, как я тебе позвоню. Всё точно сделаешь. Или к тебе придут ещё и всё сделают тебе. Я понимаю, когда человек просто так, или когда он говорит за свои понятия. Поэтому я всё сделала, как он звонил.
Власов сжал голову руками. Старуха уже не казалась взволнованной, но была как-то особенно невнятна.
- Вы хотите сказать, - начал он, - что предложили Спаде в обмен на жизнь свои услуги в качестве связного между им и мной. Так?
Берта кивнула.
- Он согласился, - продолжал Фридрих. - И сказал, что позвонит и даст инструкции, которые вы должны исполнить в точности, или с вами расправятся
