- Я думал, за четверть века ты лучше изучил меня, Фриц, - усмехнулся Эберлинг. Демонстративное 'Фриц' прозвучало, как звук пощечины. - Ты в самом деле возомнил, что я наложил в штаны и выпросил двенадцать часов, чтобы удрать? Зарыться в землю, как последнее ничтожество? К твоему сведению, это время было нужно мне лишь для того, чтобы доделать дело, которому ты пытался помешать.
- У тебя ничего не выйдет. Твоих подельников сейчас арестовывают и здесь, и в Дойчлянде. Охрана Ламберта усилена, ты не сможешь к нему подобраться. Времена террористов-одиночек прошли.
- Как знать, Фридрих, как знать, - загадочно улыбнулся Эберлинг.
'Почему я так спокойно говорю с ним? - удивленно подумал Власов. - Ведь я должен его арестовать.' Он потянулся за пистолетом, но почему-то никак не мог нащупать оружие. Рука все время натыкалась на плотный бумажный конверт.
- Однако мы с тобой заболтались, а мне уже пора, - все с той же издевательской улыбкой изрек Хайнц. - Я еще должен успеть на аэродром, - с этими словами он открыл дверцу и полез наружу. Фридрих рванулся, пытаясь его задержать, хотя бы и голыми руками, но сила ушла из его мышц, а воздух неожиданно сделался плотным и вязким. Плотным, словно вода - но при этом абсолютно сухим, таким, что от него пересыхал рот. Власов в последний раз отчаянно рванулся вслед уходящему Эберлингу - и открыл глаза.
Он полулежал в кресле, откинув голову на спинку, и с неудовольствием понял, что во сне у него отпала челюсть, как у покойника - оттого и сухость во рту. Уже понимая, что это глупо, он все же не удержался и бросил быстрый взгляд на заднее сиденье. Там, разумеется, никого не было.
Спать в машине, конечно, не следовало, особенно в нынешней ситуации. Надо было сперва доехать до дома. Ну ладно, нет худа без добра - вроде бы ничего страшного не случилось, а небольшой заряд бодрости он получил. Но уж теперь - домой. Пока это слово еще означает точку С, но скоро он уже отправится домой по-настоящему...
Послушно заурчал двигатель. Власов выехал из подворотни. Сон, однако, не шел из головы, и Фридрих не стал от него отмахиваться. Глупые суеверия - это одно, а работа, которую продолжает проделывать мозг даже во сне, подсказывая сознанию ответы, ускользнувшие от него наяву - дело совсем другое. Вполне возможно, что Эберлинг - тот Эберлинг, что из сна - действительно сказал правду. Такое и впрямь более соответствовало характеру Хайнца, чем трусливое бегство. Но - лишь в том случае, если шанс 'доделать дело' все же был. Хайнц был хорошим профессионалом, но не фанатиком; он мог пойти на серьезный риск и даже на верную смерть - но не на бессмысленное самоубийство. Но ведь правда и то, что ответил ему во сне Фридрих: к Ламберту сейчас не подобраться...
Предположим, у Эберлинга действительно был резервный план на случай провала. Возможно, такой план, о котором не знает никто, кроме него самого. В этом случае аресты подельников ему пока не очень страшны... но что он может сделать один? Что стал бы делать на его месте сам Власов? Собственно, Фридрих уже начал решать эту задачу - во сне, когда его мозг придумывал реплики за Эберлинга. Аэродром, успеть на аэродром... Эберлинг собирается осуществить теракт прямо во Внуково, куда - быстрый взгляд на часы - пятьдесят минут спустя должен приземлиться Ламберт? Шансов еще меньше, чем где- нибудь по дороге. Начиная с конца шестидесятых дойчские, а следом и московские аэропорты защищены от терактов очень хорошо - за образец, кстати, был взят израильский опыт, хотя официально об этом, конечно, не говорили. Защищены даже в обычные дни, а уж тем более теперь, когда по случаю прилета Ламберта - и сопровождающих его визит обстоятельств - все будут стоять на ушах... Не то что Эберлинга - самого Мюллера близко не подпустят к проми-зоне. Нет, после посадки Ламберт будет в безопасности. Да, но как насчет до? Вокруг аэропорта, конечно, тоже есть охрана, но она не в состоянии контролировать километры территории. У лайнеров длинная пологая глиссада, рядом проходит оживленное Киевское шоссе, теоретически достать садящийся самолет 'стингером' (почему-то на ум пришел именно американский 'стингер', а не русские или дойчские ПЗРК) возможно прямо из окна машины... Впрочем, как было известно Фридриху, все правительственные самолеты, формально сугубо гражданские, оснащены противоракетными средствами, включая систему обнаружения, постановщик помех, инфракрасные и радиолокационные ловушки. Но любой летчик знает, что полной гарантии это не дает. Особенно в случае такой большой и неманевренной цели, как авиалайнер.
Правда, для этого еще надо раздобыть зенитно-ракетный комплекс, что, между прочим, не так-то просто, особенно если Эберлинг готовил свой 'план Б' без соучастников. Но, возможно, соучастники все же есть?
Фридрих вновь посмотрел на часы. 10:24. Надо принимать решение. Пока что все его предположения - лишь домыслы, выведенные из собственного сна, и время, отведенное по их уговору Эберлингу, еще не истекло, а доказательств, что Хайнц нарушил свою часть соглашения, никаких... Ладно, к черту уговор. Нельзя рисковать судьбами Райха из-за какой-то высокопарной чуши. Впереди как раз зажегся красный свет, и Власов воспользовался вынужденной остановкой, чтобы отстучать KMD Мюллеру: 'ХАЙНЦ ЗАГОВОРЩИК. ПОДОЗРЕВАЮ ПОПЫТКУ СБИТЬ Л. ПРИ ПОСАДКЕ'
Облегчение от сознания исполненного долга, однако, не наступило. Что-то продолжало беспокоить Фридриха. Что-то, связанное со сном... или не со сном? Какая мысль вертелась у него в голове перед тем, как он отключился? Никак не вспомнить... черт, как же все-таки спать хочется - сейчас, если верить медикам, его работоспособность снижена процентов на 40...
Завибрировал целленхёрер. Фридрих, не упуская из виду дорогу, метнул взгляд на экранчик. Там появилось одно слово - 'ДОКАЗАТЕЛЬСТВА?'
'ГОЛОС НА ПЛЕНКЕ. ОН УБИЛ РУДИ', - отстучал морзянкой Власов и, упреждая очевидное предположение, добавил: 'НЕ ПОДДЕЛКА'.
'ПОНЯЛ', - коротко ответил шеф. Фридрих ждал новых указаний, но их не последовало. Видимо, даже такому человеку, как Мюллер, требовалось время, чтобы переварить новость. И чтобы решить, насколько он может доверять самому Власову...
'BMW' катил на запад по Новому Арбату. Опять время принятия решения: уйти на следующем повороте направо, в Трубниковский - и отправиться отсыпаться, или же ехать во Внуково самому? Вроде бы во втором нет никакого смысла - во-первых, до посадки он, скорее всего, не успеет, во-вторых, его не подпустят к Ламберту точно так же, как и любого постороннего. Да и если бы даже пустили, что бы он сказал или сделал? Закрывал бы Ламберта грудью, оттеснив профессиональных телохранителей? Убедил бы отменить визит и вернуться в Берлин из страха перед рыщущим неведомо где Эберлингом? Смешно.
Фридрих включил правый поворотник, но интуиция продолжала бить тревогу. Проклиная несовершенный человеческий мозг, ограничивающийся туманными намеками подсознания там, где нужен четкий ясный ответ, Власов поехал прямо.
Кстати, как именно ехать? Самый прямой путь из центра Москвы во Внуково - по Власовскому проспекту, но он остался к югу. Навигатор все равно рекомендовал на следующем повороте уйти налево, на Садовое кольцо, но затем свернуть направо еще до Крымского моста и ехать не по Власовскому, а по Молодежному проспекту. Но Фридриху не слишком хотелось связываться с Садовым кольцом в воскресный праздничный день - он уже знал, что пробка здесь может возникнуть в любой момент, да и без пробок настоишься на светофорах. Уж лучше рвануть прямо, через проспект Освободителей и Можайское шоссе (навигатор демонстрировал, что обстановка там совершенно безоблачная - очевидно, дорожные службы проявили оперативность, устранив всякие последствия ночных событий), а затем налево по МКАД, где разрешены 110 км/ч вместо городских шестидесяти. На 7 километров длиннее, зато надежнее. Кстати, как раз таким путем, только в обратном направлении, две недели назад таксист вез его самого. И, скорее всего, таким путем повезут и Ламберта. Везти высоких гостей из Райха в Кремль по проспекту Освободителей - это давняя московская традиция. Главная московская правительственная трасса - именно по ней проходит маршрут из Кремля на подмосковные дачи российских лидеров и обратно; опять же, вроде бы демонстрация лояльности и уважения, отраженных и в названии проспекта, и в знаменитом памятнике... и в то же время кое-кто вкладывает в слова 'освободитель' и 'освобождение' совсем не тот смысл, который приятен германским ушам.
'BMW' оставил позади Новоарбатский мост и покатил по широкому прямому проспекту. Машин было довольно много, но не настолько, чтобы это вызывало опасения. В прицнипе в это время следовало ожидать более густого встречного потока, но левая проезжая часть выглядела подозрительно свободной. Похоже, так и есть - дорогу уже принялись расчищать для кортежа Ламберта. Движение пока не перекрыто, но доповцы, очевидно, уже начали мягко, дабы не создать пробок по бокам, перенаправлять транспортные потоки на другие магистрали. Ту проезжую часть, что вела из Москвы, это, разумеется, никак не затрагивало и потому Фридриха, ехавшего в крайнем левом ряду, не беспокоило.
Не беспокоило его это до самой Поклонной горы, напротив которой целеустремленные зады едущих впереди машин вдруг начали озаряться раздраженными стоп-сигналами. Движение скисало на глазах. Власов попытался перестроиться вправо, но, как обычно и бывает в таких ситуациях, выиграл лишь жалкую сотню метров. На экране навигатора замигала красная клякса предупреждения о пробке, но было уже слишком поздно. 'BMW' был затерт со всех сторон.
'Ну и черт с ним, - подумал Фридрих с неожиданным облегчением. - Я сделал все, что мог. И все равно бы от моей поездки в аэропорт ничего бы не изменилось.' Он снова посмотрел на часы. 10:53, и до цели еще тридцать километров. Теоретически, был шанс успеть. Он и сейчас еще есть, если пробку сумеют растащить в считанные минуты - иногда, когда процесс удается ухватить в самом начале, такие чудеса случаются. Дорожные службы должны стараться вовсю - хотя пробка на этой стороне проспекта и не помеха Ламберту, негоже демонстрировать дойчскому гостю, известному, кстати, своей критикой России, московские дорожные проблемы...
Но, похоже, проблема оказалась серьезной. Красный отросток на карте только рос, дотянувшись почти до улицы генерала Ермолова - но там доповцы уже успели сориентироваться, перенаправляя новые машины в объезд. 11:00... 11:05... Конечно, теперь уже никуда не успеть. То сзади, то спереди, то сбоку раздавались длинные бессмысленные гудки. Типично русские глупость и неспособность держать себя в руках, с раздражением подумал Фридрих. Несмотря на эту какофонию, он снова чувствовал, что засыпает. Вероятно, в сложившейся ситуации это и было бы самым правильным решением. Но все же для очистки совести он решил вылезти наружу и посмотреть, что стало причиной затора и каковы перспективы.
Протиснувшись через открывшуюся лишь наполовину дверь, Власов поспешно поднял воротник куртки; сырой холодный ветер, густо пропитанный запахом выхлопных газов, не приносил бодрости, а лишь усиливал желание немедленно вернуться в тепло, устроиться поуютнее и спать. Пробравшись между бамперами машин слева, Фридрих вышел на разделительную полосу и зашагал в сторону головы пробки. Но, не успел он пройти и пары десятков метров, как знакомый голос с акцентом окликнул его: 'Херр Власов!'
Фридрих, на ходу вскипая гневом, обернулся, обнаружив застрявший в той же пробке белый 'мерседес' и Рональдса, который неотвратимо приближался, лавируя между машинами.
- Guten Tag, - слюбезничал американец, как ни в чем не бывало, и тут же перешел на родной язык: - Вы в курсе, почему мы стоим?
- Вы! - выдавил сквозь зубы Власов. Он никогда не уважал тех, кто пускает в ход кулаки, но сейчас желание вмазать по улыбающейся физиономии было почти нестерпимым. - Вы нарушили слово. И из-за этого убили двух человек. Ребенку отрезали голову. Ради того, чтобы вы лишний раз прокукарекали в эфире. Их смерть на вашей совести. Это вы хоть понимаете?!
- Я... я не знал... - растерянно пробормотал Рональдс. - Вы понимаете, мой шеф... он сказал, что отзывает меня... что я не справился с заданием... это... это даже хуже, чем если бы меня вовсе никуда не послали... вы понимаете, в Америке, если у тебя был шанс подняться наверх и ты им не воспользовался, ты не просто возвращаешься на прежнее место. Ты скатываешься гораздо ниже... Мне нужно, очень нужно было дать в эфир какую-то
