училищах самого Райха 'элки' никогда не использовали, с самого начала почти все 'Дельфины' поставлялись на Восток. И все же это хотя и учебно- тренировочный, но истребитель, который может быть оснащен пусть и самым примитивным (пулеметы в подвесных контейнерах, неуправляемые ракеты), но настоящим боевым оружием. Вот только, конечно, частному аэроклубу никто никогда не позволит это сделать. Что же задумал Эберлинг - неужели таран, атаку камикадзе? В принципе, на 'Дельфинах' есть катапульта, можно навести самолет на цель и выпрыгнуть в последний момент - но это не спасет, медленно опускающемуся на парашюте диверсанту не дадут уйти... Или ему все же удалось где-то раздобыть авиационное вооружение? Если бы и удалось - в одиночку его на самолет не установишь, это и клубные техники должны быть в сговоре, а они-то точно не самоубийцы...
Значит, два частных аэроклуба - 'Стрижи' и 'Русские витязи'. Список членов... а вот этой информации в REIN уже нет. Можно предположить, что Эберлинг выбрал первый клуб - уже просто из-за названия. Хотя мог выбрать и второй - 'чтоб не догадались', если там, конечно, не собрались какие-нибудь твердолобые русофилы, не выносящие дойчей... Ладно, хорошо хоть телефоны обоих клубов в Сети имеются. Можно бы звонить официально, но на сей раз Мюллер не примет ссылок на одну лишь интуицию. Теперь он начнет шевелиться лишь при наличии твердо доказанных фактов. Что ж, добудем ему факты... Частные аэроклубы - коммерческие организации с достаточно узким рынком, новые клиенты попадают туда, как правило, по знакомству. Нередко приведшему нового клиента полагается какое-нибудь материальное поощрение, так что ссылка на 'друга, который порекомендовал мне ваш клуб', прозвучит совершенно естественно. Если, конечно, Эберлинг вступил в клуб под своим именем. Но ведь он, наверное, хотел не просто полетать, а выучиться и получить полноценное пилотское свидетельство - которое, конечно, будет действительным лишь с подлинным именем...
Фридрих торопливо (время, время!) набрал номер 'Стрижей'.
- Добрый день, это аэроклуб? Могу я поговорить с вашим начальником?
- Он в воздухе. А что вы хотели? Я тоже пилот-инструктор.
- Я хочу у вас полетать на 'элках'. Сам я бывший военный летчик...
- Я тоже, - нельзя сказать, что предыдущая реплика инструктора прозвучала неприветливо, но теперь его голос заметно потеплел. Пилотское братство - штука полезная. - Краснодарское высшее авиационное училище, выпуск шестьдесят девятого. А вы что заканчивали?
- Центр подготовки истребителей имени Хартмана, - честно ответил Фридрих. Заодно проверим, как здесь относятся к дойчам. В послевоенные годы русские военные летчики относились к пилотам Люфтваффе, 'отнявшим у них небо', мягко говоря, без восторга. Правда, с тех пор от ограничений, наложенных на российские ВВС Смоленским договором, не осталось и следа (если не считать того факта, что русские военные пилоты по-прежнему летают на германских машинах) - но национальные обиды имеют тенденцию затягиваться подолгу...
- Хартмана? Это который в Германии? Известное заведение... - голос стал несколько суше, впрочем, в допустимых пределах. - Так вы дойч? А по говору и не скажешь...
- Я долго жил в Германии, но корни у меня русские, - поспешно произнес Фридрих; пора было, наконец, переходить к делу. - Но у вас ведь и дойчи в клубе есть? Мне вас порекомедовал мой друг, Хайнц Эберлинг. Он сейчас не у вас, кстати? Вчера вроде собирался...
- Эберлинг? Вы знаете, я тут недавно работаю и не знаю всех членов клуба по именам. Да, кажется, к нам ездит какой-то дойч, Хайнрих или Хайнц, но сам я с ним не летал. Его инструктор - наш начальник, Макс...
- Так они сейчас вместе в воздухе? - разочаровано перебил Фридрих. Если так, значит, время потрачено зря, не мог Эберлинг втянуть в это дело еще и начальника аэроклуба...
- Нет, Макс с новичком на пилотаж полетел, а Хайнрих этот самостоятельно уже летает. Второй борт у нас сейчас тоже в воздухе, но я не видел, кто на нем полетел. Хотите, у техника спрошу.
- Спросите, пожалуйста.
'Па-а-ша-а!' - протяжно донеслось из трубки, которую, как видно, отодвинули ото рта, но недостаточно. 'Паша, кто у нас на втором...?'
Ну вот, с раздражением подумал Фридрих, вместо того, чтобы выдать персоналу портативные рации, будем орать через весь аэродром. Вечный русский бардак, и никакие высшие военные училища не в состоянии его исправить. А время тикает...
- Вы слушаете? - голос вновь придвинулся. - На маршрут полетел ваш друг, если это он. Вернется часа через два с минутами.
- А давно он взлетел?
- Да только что. Минут пять. Маршрут на запад только сейчас дали, с утра во Внуково ждали каких-то шишек из Райха, ну и перестраховались, закрыли для полетов весь район... Вы не в курсе, говорят, ночью в Москве какие-то взрывы были?
- Нет. Простите, мне тут срочно... Я позже перезвоню.
Так. Значит, Хайнц уже в воздухе. Или все-таки неведомый Хайнрих? Нет, на такое совпадение лучше не закладываться. Позвонить для очистки совести 'витязям'? Если Эберлинг уже летит, это будет недопустимой потерей времени. 'Элка' - не самый быстрый самолет, но все же крейсерская у земли свыше 500, сюда он может добраться за четыре минуты. Правда, напрямую он не полетит. Во-первых, если он сразу отклонится от маршрута и рванет в запрещенную для полетов зону - а такой зоной для частной авиации является вся Москва - его все-таки могут успеть перехватить и сбить ракетой. Во-вторых, его цели здесь еще нет, Ламберт, очевидно, еще не выехал из Внуково. Наверняка Эберлинг полетит по утвержденному маршруту вокруг Москвы и отклонится от курса лишь вблизи цели. Наилучшее место для атаки - за городом, на Киевском шоссе. С другой стороны, с загородного шоссе есть куда свернуть, на обочину и в лесополосу - на МКАД с ее боковыми ограждениями или на плотно застроенном домами по бокам проспекте увернуться от атаки сложнее. Все же, как он собирается осуществить атаку без оружия? Уже вызывая из памяти трубки номер Мюллера, Фридрих понял. Инструктор 'стрижей' сказал, что Хайнц заказал длинный маршрут, на два с лишним часа. Но ведь это почти предел для 'элки'. Значит, полет с подвесными топливными баками. А у них есть механизм аварийного сброса. Вот вам и бомба, даже две. Триста литров авиационного керосина в металлических оболочках, сброшенные на скорости 500 км/ч с высоты в пару сотен метров - а если в пикировании, то скорость будет еще выше, и меткость, кстати, тоже - даже бронированному лимузину такое вряд ли понравится.
- Шеф, это срочно. Надо поднимать московскую ПВО. Хайнц умеет пилотировать самолет, и он уже вылетел из Мячково, чтобы сбросить топливные баки на машину Ламберта.
- Московская ПВО мне не подчиняется, - ворчливо напомнил Мюллер. - И что я им скажу? Что у моего подчиненного опять острый приступ интуиции?
- Он член аэроклуба 'Стрижи', все можно доказать, но на формальности нет времени, счет идет на минуты...
- Вот именно. Пока я добьюсь, чтобы меня соединили, с кем надо, пока буду его убеждать поверить вам еще раз...
Фридрих это уже и сам понял.
- Тогда дайте мне прямую связь с Ламбертом.
- Могу только передать ваше сообщение начальнику его охраны. Хотя сомневаюсь, что это что-то изменит. Мне кажется, он вбил себе в голову, что мы хотим любой ценой сорвать его визит.
Ну да, сообразил Власов. Неожиданная апатия Мюллера объясняется именно этим. 'Он' - это, конечно, не начальник охраны, а сам Ламберт. И хотя он знает, что заговорщики на самом деле собирались его убить, это не мешает ему помнить, что у него имеются и другие противники. В частности, те, которые очень не хотели его визита. Вообще, недоверие Ламберта - не такой уж самоуверенный идиотизм, если взглянуть на ситуацию его глазами. Один из людей Мюллера раскрыл заговор, второй его организовывал. Что должен подумать Ламберт - что у Мюллера (или тех, кто за ним стоит) было два плана - не сработает один, сработает другой? Что необходимость срочно самим 'раскрыть' заговор - пока это не сделали другие - возникла из-за того, что израильтяне или русские спутали карты, раньше времени выйдя на Зайна? Да, конечно, на самом деле это чушь, но подите докажите это Ламберту, имея в своем распоряжении несколько минут плюс его изначальное недоверие...
Соответственно, и позиция Мюллера, решившего умыть руки, тоже понятна. Но он, Власов, еще поборется. Он, в отличие от этих господ, еще не забыл, что, помимо политических амбиций и личных интересов, есть еще интересы Райха. Каковым успешный теракт с последующей дестабилизацией ситуации в партии накануне референдума, не говоря уже о реализации программы Эберлинга, отнюдь не отвечает.
Фридрих снова вылез из машины и побежал вперед, к месту аварии. Там были доповцы, хоть какие-то представители власти - может, удастся убедить хотя бы их. Сесть в их машину и мчаться по расчищенной встречной навстречу кортежу... а что дальше? Уж лучше убедить их начальство пустить кортеж другим путем - тут даже Ламберт, при всем своем упрямстве, не сможет помешать... но время, время...
Вот, наконец, и место, где столкнулись машины. Теперь Власов увидел, что вместе с рефрижератором их четыре: четвертым был серебристый 'Хорьх' со смятым в гармошку задом, тоже развернутый поперек движения. Между микроавтобусом и отброшенным ударом 'Хорьхом' оставалось довольно обширное пространство пустого асфальта. На этом асфальте вдоль ограждения были разложены какие-то чехлы, пальто и куртки, а поверх всего этого лежали в ряд четверо пострадавших - молодой парень, две женщины - одна пожилая, возраст другой было трудно понять из-за крови, залившей лицо - и девочка; над ребенком сидел на четвереньках доповец, пытаясь оказать какую-то помощь. Дальше, уже на голом асфальте и без верхней одежды, лежали еще двое с накрытыми лицами - им, очевидно, помощь уже не требовалась; Фридрих понял, что их одежду использовали для утепления раненых. Между ранеными и мертвыми сидел на ограждении грубоватого вида мужчина с перебинтованной головой - Власов подумал, что это, наверное, шофер грузовика. Рядом встрепанный субъект без видимых повреждений - вероятно, водитель 'Хорьха' - что-то раздраженно втолковывал доповцу, который слушал его с планшеткой в руках, терпеливо кивая. Напротив них, метрах в четырех от ограждения, растерянно топтался долговязый длинноволосый парень с фернкамерой на плече, показавшийся Фридриху смутно знакомым. Доповцы почему-то не пытались его прогнать, но и он, в свою очередь, не пытался снимать, а лишь односложно отвечал пристававшему к нему Рональдсу.
В первый миг Власов удивился, как и когда успел сюда пролезть фернрепортер и почему он так странно себя ведет, но затем увидел на правом, уцелевшем боку микроавтобуса логотип CNN и все понял. Очевидно, фернзеен-коллеги и соотечественники Рональдса мчались снимать сюжет - очень может быть, что как раз о ночных событиях на Можайском шоссе, а возможно, что и о прилете Ламберта - и, как это у них водится, не слишком заботились о соблюдении правил обгона и скоростного режима. Результат - два трупа, пятеро раненых, не говоря уже о разбитых машинах. Их оператору повезло - он, как видно, сидел справа и отделался испугом (Фридрих, кстати, вспомнил, где видел парня: во дворе у Бутырской тюрьмы), а вот его начальница, репортерша, лежала теперь на асфальте, то ли с окровавленным лицом, то ли с накрытым. Еще Власов подумал, что Рональдса, должно быть, шокировал не сам факт аварии, а то, что пострадали именно сиэнэновцы (кажется, аккредитованная в Москве корреспондентка считалась у себя на родине какой-то звездой - не самой яркой, но одной из), однако первичное потрясение не мешало Майку донимать единственного уцелевшего члена группы вопросами. Волосатый парень, однако, явно до сих пор не оправился от шока, о чем свидетельствовал хотя бы тот факт, что он продолжал держать на плече бесполезную выключенную камеру, словно единственную ценную вещь, спасенную из горящего дома.
