ин енчкес вет ке майз нит хапн, так?
Она заметила недоумение на лице Власова и перевела:
- Кошка в перчатках не поймает мышку. Старая Берта за жизнь делала всякие штуки без перчаток. Но я таки ловила всяких мышек. Вы про то скоро будете знать, если я что-то понимаю за эти дела. А сейчас идите к своей фрау, пока она там ещё живая!
Старуха внезапно встала, вышла из комнаты и куда-то зашлёпала. На столе остался поднос с двумя чашечками.
Власов машинально отхлебнул остатки кофе, собираясь с мыслями. Последний намёк Берты Соломоновны был достаточно прозрачным. В таком случае поведение старухи имело понятное и очевидное объяснение. Даже её поспешный уход был, по сути, жестом своеобразной деликатности - она давала ему возможность тихо покинуть квартиру, никак не обнаруживая своей реакции. Немного подумав, Фридрих решил так и поступить.
Когда он выходил из подъезда, первое, что он заметил - это распахнутую настежь дверцу своей машины.
Первое, что он сделал - это немедленно шагнул назад и захлопнул дверь. Потом, уже с оружием в руках, осторожно выглянул.
Двор был пуст. На мокрую грязь намело свежего снежочка.
Он быстрым шагом подошёл к машине, уже точно зная, что фрау Галле в салоне нет.
Kapitel 19. Тот же день, около полудня. Москва, улица Бутырский Вал.
Фридрих, бросая быстрые взгляды по сторонам, осторожно обошел машину вокруг. Заглянул в пустой салон, потом - под днище. Пришлось опуститься на колени в присыпанную снегом грязь. Не увидев никаких сюрпризов, он поспешно встал, брезгливо отряхивая брюки. Выудил из кармана дистанционный пульт, активизировал сканирующее устройство. Желтый огонек помигал и сменился зеленым. Так, похоже, с машиной все в порядке. Следов борьбы в салоне нет. Равно как и следов на снегу, ведущих к автомобилю, исключая его собственные. Стало быть, фрау Галле выскочила из машины сама.
Власов проследил взглядом цепочку отпечатков, начинавшуюся от распахнутой двери - все же и от снега есть польза... выскочила и побежала прочь со двора. Ее никто не преследовал.
Он захлопнул дверь и быстро пошел по следу, на ходу извлекая из кармана салфетку. Вот же проклятая идиотка! И он тоже хорош - надо было поставить дверцы на жесткую блокировку, пусть бы посидела взаперти. Конечно, в этом случае она дошла бы до совершенно невменяемого состояния и, пожалуй, кинулась бы на него с кулаками. Ну уж укротить истеричку он как-нибудь смог бы, а вот теперь ищи ее по всей Москве... Номер своего целленхёрера она так и не сказала. В записной книжке, насколько помнил Фридрих, его тоже нет. Во всяком случае, обозначенного явно.
Впрочем, по всей Москве - это, конечно, преувеличение. Несмотря на метель, следы совсем свежие, Франциска убежала буквально пару минут назад. Вряд ли за это время она успела добраться до какого-либо транспорта. Если вообще хотела именно уехать, а не спрятаться где-нибудь поблизости...
Размышляя таким образом, Фридрих выбежал со двора на улицу Бутырский вал. Здесь следы, разумеется, терялись. Посмотрев в обе стороны, Власов убедился, что никаких остановок муниципального транспорта поблизости нет. И никакие бегущие фигурки вдали тоже не маячили. Да и ее сапожки на высоких каблуках мало подходят для длительных пробежек (собственно, для нормальной ходьбы тоже, особенно по московским зимним улицам; Власов всегда удивлялся нелепости женской моды, в которой, кажется, главным принципом была нефункциональность). Значит, скорее всего, она юркнула в какой-нибудь магазин... или, скорее, в какую-нибудь забегаловку, где можно спокойно посидеть в тепле и перекусить.
Фридрих присмотрелся к фанерной раскрашенной фигуре, стоявшей поперек тротуара метрах в ста дальше по улице и указывавшей рукой на вывеску заведения. Фигура изображала трактирного полового начала века. Без дальнейших колебаний Власов направился туда.
'Трактиръ 'Елки-Палки'' - гласила вывеска. Фридрих усмехнулся очередному проявлению российского кича. Тут вам и архаичный твердый знак, и название, которое, насколько Власов помнил, было восклицанием досады. И более того - как и все русские восклицания на 'ё', эвфемизмом матерной брани. Фридрих представил, как где-нибудь на берлинской улице открылось бы кафе 'Шайсе'. Впрочем, елки - это все-таки не дерьмо... Хотя в пищу тоже не годятся.
Он потянул на себя дверь и вошел. Внутри, вопреки ожиданиям, не оказалось почти никаких аляповатых стилизаций 'а ля рюс', если не считать тележного колеса, зачем-то прибитого к стене; в остальном это была обычная маленькая харчевня средней руки. Народу, по причине дневного времени и не располагающей к прогулкам погоды, было немного, большинство сидело прямо в верхней одежде. Толстая пожилая официантка в белом халате как раз сгружала тарелку с мясом и гречневой кашей на столик очередного клиента. Из динамика в углу лилось 'Бесаме мучо' в надрывном исполнении какой-то новомодной певички. У Фридриха возникло острое желание пристрелить страдалицу, чтобы не мучалась.
Франциски ни за одним из столиков не было. Однако, посмотрев в дальний угол, погруженный в полумрак, Власов увидел ее возле висевшего на стене старомодного телефона-автомата.
Прижимая ухом трубку, она крутила металлический диск, другой рукой держа перед глазами какой-то листок бумаги, слишком большой, чтобы быть визитной карточкой. Фридрих направился к беглянке, стараясь, однако, не производить лишнего шума - ему хотелось взглянуть на листок и послушать разговор. Но, когда он оказался за спиной фрау Галле, та почуяла его приближение и резко обернулась, комкая листок. Фридрих успел увидеть заголовок: 'Рожденные свободными - читайте и боритесь!' Очевидно, это была листовка какой-то демократической организации. В таком случае, после основного текста воззвания был, очевидно, указан контактный телефон и счет для пожертвований.
Женщина поспешно повесила трубку на рычаг - словно застигнутый воришка, бросающий чужой кошелек. Впрочем, она уже поняла, что перед ней Власов, и ужас в ее глазах сменился простым испугом.
- Так, - сказал Фридрих, не повышая голоса. - Я бросаю дела, срываюсь с места и мчусь через всю Москву разбираться с вашими проблемами. От вас при этом требуется только одно - сидеть в машине и ждать меня. Вместо этого вы бросаете машину, не поставив меня в известность и даже не закрыв дверь, и убегаете черт знает куда только потому, что вам приспичило позвонить друзьям?!
- Фридрих... - казалось, она сейчас расплачется, - простите меня, Фридрих, но там был полицейский... Я... я так испугалась, я думала...
- Какой еще полицейский?
- Русский. Вышел из подъезда. Я думала, что вас...
- Ясно. И вы бросились наутек. Поздравляю - лучший способ привлечь к себе внимание полицейского и придумать трудно. Будь это в Дойчлянде, он непременно остановил бы вас, и стал бы стрелять, если бы вы не послушались. Скажите спасибо русскому разгильдяйству... С вашим сыном все в порядке, - ответил он, наконец, на ее немой вопрос. - Никто никого не арестовывал. Он просто пошутил над вами. У этой старухи есть такая железная труба, изменяющая голос... Кстати, кто такая вообще эта Берта? Почему вы сказали, что она из наших? Она же стопроцентная юде.
Фридрих, впрочем, тут же понял, что задал глупый вопрос. Но фрау Галле его уже не слушала. После пережитого страха наступила разрядка, и женщина едва держалась на ногах. Она даже оперлась о стену, чтобы не упасть. 'Типичная истерическая реакция', - отметил про себя Власов.
- Давайте сядем, - обессилено предложила она, делая движение корпусом к ближайшему столику.
- Не здесь, - возразил Фридрих, - вы многое должны мне объяснить, и нам ни к чему лишние уши. Вернемся в машину, - пресекая ее дальнейшие колебания, он вновь, как на выходе из тюрьмы, крепко взял ее за локоть и повел на улицу.
Три минуты спустя они снова сидели в 'BMW'. Власов, однако, не спешил трогаться с места. Вместо этого он нажал неприметную кнопочку. Теперь пассажирка не смогла бы выскочить из машины, даже если бы очень захотела.
- А теперь, - констатировал Фридрих, оборачиваясь к журналистке, - вы расскажете мне, что вы натворили и почему вы так боитесь русской полиции. Только не врать.
- Ну, вы же понимаете, - заюлила фрау Галле, стараясь не встречаться с ним взглядом, - сначала я не могу дозвониться, потом эта дурацкая фраза про арест... извините, что причинила вам столько хлопот, но я...
- Я сказал - не врать! - рявкнул Власов, пресекая весь этот лепет. - Между прочим, это одно из главных условий, на которых я согласился вам помогать. Вы приняли голос маленького ребенка, пусть даже искаженный, за голос взрослого человека. Вы бросились бежать от первого же полицейского, который шел по своим делам и, похоже, вообще не смотрел в вашу сторону. Вы несли мне какую-то несусветную чушь про международный заговор спецслужб с целью арестовать пятилетнего мальчика и заставить его от вас отречься... Так ведет себя только человек в глубокой панике. И паниковать вы начали до того, как дозвонились до Микки. Что вы сделали вчера? Ну? Говорите! У вас десять секунд, или я сам отвезу вас в полицию!
- Хорошо, - сдалась Франциска, глядя куда-то в сторону рычага переключения скоростей. В руках она что-то комкала; Фридрих понял, что это была все та же листовка. Теперь она принялась отщипывать от нее мелкие клочки. Мусор в машине был Власову совсем ни к чему, но он решил не перебивать готовое вырваться признание. - Я... я вечером забралась в одну квартиру.
- Вы имеете в виду - в отстутствие хозяев и против их воли? - Власов был настолько удивлен, что даже не попытался это скрыть. Такого он никак не ожидал. Он, конечно, слышал об аналогичных подвигах западных папарацци, но Галле вроде бы была совсем по другой части.
- В отстутствие... да. Я не воровка! - пылко воскликнула вдруг Франциска. - Но поймите, у меня просто не было выхода. Хозяин умер, и квартиру опечатали. А мне нужно было забрать... одну вещь... мы с ним договорились...
- Так. Имя, адрес и что это за вещь.
- Неважно, все равно этой вещи там нет... я думаю, может, ее вообще не было...
- Что важно, а что неважно, решать буду я! - снова гаркнул Фридрих. Теперь он был разъярен по-настоящему. - И нечего отворачиваться! - рукой в перчатке он ухватил ее за подбородок и развернул к себе. Фрау Галле слабо пискнула. - Вы понимаете, чертова идиотка, что вы наделали?! Влезть в опечатанную квартиру! В квартиру, находящуюся на контроле у полиции! - на какой-то миг у него мелькнуло подозрение, что это была квартира Вебера, хотя такое выглядело совсем невероятным. - Небось, отпечатки теперь на каждом предмете! - (Журналистка попыталась протестующе замотать головой.) - Вам так понравилось в русской тюрьме? На сей раз даже я не смогу вас вытащить! Это уже не подброшенный наркотик - вы сами, по доброй воле, совершили серьезное уголовное преступление! До восьми лет по русскому кодексу! - цифру Фридрих назвал наугад, но заметил, что она произвела впечатление. - И если я буду вас покрывать, то становлюсь соучастником!
- Я сегодня же улечу в Берлин, - пробормотала одними губами фрау Галле, тщетно пытаясь вырваться из его руки.
- Вы будете делать только то, что скажу я! Имя этого вашего покойника! Ну? Вы будете говорить, или мне вас ударить?
- З-зайн... - выдавила из себя Франциска. - Хайнрих цу Зайн-Витгенштайн.
