датчане шастали по лесу, уговаривая диких зверей поделиться шкурой, а заодно и мясом, не забывая отмечать двадцативёрстовую зону от дома. Нам с Савелием пришлось поработать грузчиками, восполняя запасы амбаров, и выслушать Евстафия, примчавшегося в крепость, как только Рысёнок увёл войска. Новости были хорошие, интересные и немного смешные. Богемцы предложили купцу стать чуть ли не бургомистром города Хеб или Литомержиц. Рассказывали, что подати всего один пфеннинг в год, ну, может, чуть больше, главное привезти с собой секрет изготовления дивных хрустальных кубков и латных доспехов. Беньямин пообещал отдать за Евстафия свою дочь, ибо не верит, что такой успешный купец, хотя бы наполовину не иудей.
– Евстафий, ты пока не давай им ничего. Да и вообще, придержи отправку грузов до апреля. До дома они сейчас не доберуться, если только через Ригу и там, в объезд.
– Так затарились они уже. Я за доспехами приехал. – Немного растерявшись, ответил купец.
– Степняки там сейчас гуляют. Поезд пограбят, а их самих без подорожной убьют.
– А где эту подорожную достать? – Заинтересовался Евстафий.
– Хороший вопрос. Попробуй поговорить с торговым представителем, что к Всеволоду приехал. У него наверняка есть полномочия. Не может такого быть, чтобы кочевники об этом не подумали.
– Сегодня же разыщу его. А с бронями как?
– Что, согласились на твою цену? – Тут пришлось удивиться и мне.
– А то, поторговались, конечно, но я не уступил. Вот только серебро можно там, у них забрать. На такую сумму наши купцы товара не наберут.
Это и были интересные новости. Богемцы понимали, что в связи с войной путешествие становится очень опасным, требовалась охрана и желательно такая, которая могла бы гарантировать сохранность груза до конца маршрута. Если Евстафий поедет за деньгами, то обязательно возьмёт с собой людей. А раз так, то платить воинам, сопровождающим купца можно в несколько раз меньше, чем пришлось бы, если нанимать охрану они будут самостоятельно. Был и ещё один момент. Права свободного перемещения у иудеев не было. Оно появится лишь спустя четырнадцать лет, когда опастность бегства и соответственно вывоза капиталов из Богемии сведётся к минимуму[57]. А по состоянию на сорок первый год, любой барон мог задержать их и, обобрав до нитки передать королю, не забыв при этом поделиться добычей. Главное, суметь доказать, что иудеи намеревались бежать из страны. Нанять охрану, сумеющую отбиться от жаждующих серебра феодалов, евреи не могли. Действовал указ, запрещающий христианам наниматься к ним в услужение. Приходилось хитрить, принимать католическую веру и строить замки на пути следования торговых путей. Как, например, замок Подивин, на юге Моравии. И тут, как нельзя лучше, подворачивались воины Руси.
– Евстафий, на какую сумму они набрали товаров?
– Ну и вопросы у тебя Лексей. Шесть возков мягкой рухляди, пять с воском и четыре с мёдом, два с перцем и два со стеклом . – Отвечал купец, загибая пальцы. – Если с доспехами, то два десятка получится. Итого, семнадцать пудов серебра.
– А говорил десять поездов. Я готов забрать серебро у них дома. Но, за сохранность их барохла, отвечать не буду. Только за отдельную плату.
– Вот и славненько. Я шмелём в Смоленск, разузнаю про подорожную, а оттуда … – Евстафий пререшёл на шёпот. – По рации сообщу, как всё получилось.
Санки купца ещё не успели скрыться за воротами, как я уже был в своём времени. Как выглядела ордынская подорожная на право проезда купцов, мне было неизвестно, но сделать фальшивую пайзу от имени Угедея, было необходимо. Уже потом, когда всё было готово, Евстафий сообщил, что деревянную дощечку ему удалось получить, отдав взамен 'паршивую', как он выразился, саблю.
Вечером, перед отъездом, мы собрались на общий совет. Надо было принять решение, кто отправится сопровождать богемцев. Гаврила Алексич готовился отбыть в Новгород, вместе с Захаром Пафнутьевичем. Савелий оставался в крепости и должен был быть готов спешить с литвинами к нам на выручку, на случай, если мы угодим в плен. Свиртил изъявил желание присоедениться, узнав, что маршрут следования проходит рядом с деревушкой, откуда он родом. В результате совещания, ко мне со Снорькой, двенадцатью датчанами, Свиртилом и китайцем в качестве повара-лекаря запросился Гюнтер с Нюрой.
– Я могу ехать как посол. Штауфенов в Богемии боятся и уважают.[58] – Высказал своё предложение Гюнтер.
– Хорошо. Тогда с рассветом складываем всё необходимое в возоки. Нюра отвечает за казну. Трюггви за охрану, остальные свита Гюнтера. Мы следуем до Кракова через Берестье, оттуда на Оломоуц. В Регенсбург, ой …, в Ратисбон богемцы поедут без нас. Если вообще поедут.
В Бресте я планировал пополнить наши запасы путём портала и установить там заимку. Камень стоял на островке, недалеко от слияния рек Западный Буг и Муховец. На пятачке земли, поросшей лесом, кроме полянки и валуна не было ничего. Само Берестье находилось в семи верстах, вниз по течению. Установив маячок и соорудив брезентовый навес перед входом, который после ближайшего снегопада привратится в сугроб ещё раз обошёл остров. Повторный осмотр принёс результат. За камнем, была вырыта землянка, не хуже чем у лесных бандитов. Под землей находился целый дом с бревенчатыми стенами шесть на три метра, снабжённый отверстием для дымохода и потайной дверью. Судя по истлевшей одежде, лоскутами свисающей с костей, лежащими на лавке, последний посетитель здесь был лет десять назад. Предав останки земле, я шмыгнул в дверь перехода, и был в крепости у камня как раз перед началом совещания.
Беньямин только рот раскрыл, выставив золотые зубы на всеобщее обозрение, когда увидел, кто его будет сопровождать. Он ожидал рыцаря из меркурьевского отряда с оруженосцами, ну, может, двух, а тут, целое войско. Да ещё о двух санях с прицепами, запряжёнными тройками лошадей. Евстафий представил нас, уточнив, показывая на меня, с кем необходимо произвести расчёт и удалился, пожелав счастивого пути.
– Я рад, Алексий, что такие славные рыцари будут сопровождать мой скромный обоз. Просьба всего одна, сохраните наши жизни. Всем остальным можно пожертвовать …, ну почти всем. И ещё, трапезу мы принимаем и готовим отдельно от вас. – Иудей опустил голову, ожидая ответа. Приказывать нам он не мог.
– Понимаю. На Руси терпимо относятся к религиозным заветам иноземцев. Есть мы будем отдельно.
– Спасибо, мы отправляемя немедля. – Беньямин поклонился.
– Нет! Пока Трюггви не даст команду, ни одни санки не сдвинутся с места. Это надо уяснить сейчас. Он отвечает за охрану. Все приказы выполняются без расспросов. Кто не согласен, может проваливать. Надеюсь, карту с маршрутом посмотрели?
– Да, да. Посмотрели, всё хорошо. Я понял …, только …. – Богемец хотел было что-то добавить, но видимо передумал.
– Свои пожелания о местах стоянки можешь согласовывать со мной.
– Мы привыкли торговать по пути. – Не выдержал и сказал купец.
– Торгуй. Кто тебе мешает. Но если будет сказано:– В путь! Значит, в путь. И ни каких, пять минуточек.
Беньямин понял смысл латинского слова, малостей позволять не будут, покачал головой, но возражать не стал. В европейских странах, еврей был уважаем лишь в одном случае, когда от него нужны были деньги. Во всех остальных, это был презираемый народ. Перечить – было себе дороже.
Трюггви обошёл караван, расставил своих воинов и дал отмашку рукой возничему первых саней. Поезд тронулся в путь, на запад, где шла война, и человеческая жизнь ничего не стоила.
На вторые сутки мы дошли до Орши. Останавливались два раза днём на приём пищи и на ночь. Заданный темп богемцам не понравился. Кто-то попытался возмутиться, но Беньямин в двух словах объяснил возмутителю спокойствия что можно, а что нельзя, после чего голосов недовольства не было слышно на всём промежутке пути до самого Берестья. А началось всё с того, что за час до обеденной стоянки я сыграл сигнал 'Боевая тревога'.
– Тррр! – Просвистел свисток в течение пяти секунд, не прекращая трели.
Датчанин по этой команде должен был заворачивать первую половину саней полукругом по часовой стрелке, а последние сани спешили соединиться с головными, образуя подобие гуляй-города. Возничие, хоть им и объясняли, как надо действовать – растерялись. Середина поезда смешалась. Санки с воском перевернулись, наскочив полозьями на впередиидущие. Товар вывалился. Возок с Ицхаком вообще рванул вперёд, думая, что напали тати и надо спасаться. Тренировка закончилась полным провалом.
После этого случая, мы отрабатывали слаженность действий ещё несколько раз, пока не добились более-менее чёткости в исполнении. В результате, вместо запланированных сорока пяти вёрст, прошли в тот день всего тридцать. Пришлось сократить время стоянок и нагонять упущенное. Орша осталась за спиной, а вслед за ней и удобный для движения лёд реки Днепр. Участок пути до самой Березины пролегал в основном по лесной дороге, не избалованной укреплёнными городишками и деревнями. За каждым деревом могли поджидать лихие людишки. Впервые мы их увидели на седьмой день пути. Не доезжая тридцати вёрст до городка Борисов. В том месте, которое позднее нарекут Лошницей, Витовту выроют яму, обложат шкурами и устроят постель, сберегая князя от непогоды. Гору, где находилось ложе, так и будут называть Ложницей.
Возле ручья, у подножья горы на нас вышел отряд из семи мужичков, вооружённых дубинками и одним луком, перегораживая дорогу. За деревьями прятались ещё несколько человек, но определить их точное количество не представлялось возможным. Поезд по команде создал гуляй-город, после чего на переговоры выехал Свиртил. Это были его родные места и говор, на котором общались разбойники, только прибавил ему задора.
– Я Свиртил. Кто такие? Жить надоело? – Литвин почти вплотную подъехал к вышедшему вперёд всех мужичку.
– Не Жедевида ли сын? Что-то лицо мне твоё знакомо. – Атаман положил окованную железом палицу на плечо и стал внимательно всматриваться в Свиртила.
– Дядька Прокша, ты? – Литвин соскочил с коня и вцепился в мужичка, чуть не повалив его на снег, обнимая. – Батька где, сёстры где? Я это, Свиртил, Жедевида сын.
По случаю прибытия, убывшего много лет назад в поход сына, в деревеньке готовились устроить праздник. Отец Свиртила был жив, сёстры вышли замуж, заимели деток, но не все. Младшая никак не могла разродиться, и уже второй день лежала в бане под присмотром старух. Её муж Давьят, даже сбегал к старому капищу, навестил волхва и принёс неутешительные известия. Старик ни чем не мог помочь, ибо сам дышал на ладан и вроде даже не слышал, о чём просят. Хромоногая старуха лишь забрала зайца.
Давьят, выйдя из землянки волхва, последним видел его живым. Старик умер во сне, и прислуживавшая ему женщина на костыле уже сожгла тело, когда купеческий поезд въезжал в деревню. На капище её больше ничего не держало. Остаться, было равносильно умереть голодной смертью. Охотиться калеке сложно, врачевать она не умеет, а за просто так, кормить никто не будет. Вот и решила, перед тем, как пойти в городок, попрощаться с матерью. Стать обузой в голодающей семье она бы не смогла.
– Лексей, мне надо осмотреть роженицу. – Пин Янг из обрывков разговоров услышал о проблеме и подошёл ко мне.
– Если сможешь помочь, я тебя отпущу. Прямо отсюда можешь ехать в Китай.
