явлений замечательно опоэтизировал Пушкин:
Стоит, однако, добавить, что селянин этот уже в древности не стал полагаться целиком на свои чувства («взглянув на небеса»), а изобрел очень много различных приспособлений, которые помогали ему определять погоду.
Теперь о другом. Слишком, слишком долго предметом материалистической науки был мир Homo бодрствующего, a Homo спящий маячил где-то там, на втором плане, на задворках, не привлекая серьезного внимания науки. Фраза «история делается ночью» только сейчас стала наполняться глубоким смыслом. Сон стал подвергаться оценке на том же уровне, что и бодрствование. Именно сон и сновидения – окно, позволяющее подчас заглядывать во внутренний мир человека, видеть его «бессознательное», которое, однако, также отвечает за его поступки, а значит, и за будущее. По-видимому, вечные попытки истолковывать сновидения в системе «предсказания – пророчества» – это в целом совсем не шарлатанство и мистика, а гениальная догадка человечества в прошлом о действительном значении сна и сновидений. Именно догадка, но, как и многие другие, она уже в наше время приобретает научное обоснование.
А ведь совсем недавно одного из тех, кто уже в прошлом веке пытался научно подойти к сновидениям, шельмовали наши доморощенные «научные работники» как мистика, как шарлатана, в лучшем случае как идеалиста. И уж по крайней мере ему напрочь отказывали в научной доказательности: какие-то там половые или агрессивные инстинкты, комплексы – все очень и очень мудреное, идеалистическое! Речь идет о Зигмунде Фрейде. Но привычная критика Фрейда, отвергающая его как идеалиста, выглядит сегодня более чем примитивной. Уже в наше время, в 1987 году, интересные соображения в этой связи высказал на страницах журнала «Вопросы философии» крупный российский ученый Е. Фейнберг. «Мы ведь всегда знали, – заметил он, – что не все в человеческом мышлении должно быть осознанным, чтобы влиять на его поведение, что есть подсознание, и в этих вопросах также произошли огромные сдвиги. Что там в подсознании, как оно взаимодействует с сознанием и как его содержание формируется?» Оказывается, вовсе не обязательно подсознательное должно быть вербализуемым. Фрейд отталкивался от огромной роли подсознания, правда, у него почти все сводилось к сексуальному комплексу. Однако надо учитывать, что он жил в Вене в мирный период двух десятилетий между двумя войнами в Европе, в условиях неплохой буржуазной демократии, практиковал как врач в обеспеченной среде, где, в общем, никаких других проблем, которые нужно было бы сдерживать внутренним цензором, кроме сексуальных, не было. А, как говорил сам Фрейд в своей ранней книге «Истолкование снов», курице просо снится. Поэтому отделить у Фрейда основное и ценное от случайного, считает Фейнберг, – важная задача, относящаяся тоже к проблеме сознательного и бессознательного и их сложной взаимосвязи, сложному взаимовлиянию, которые все больше принято объединять термином сверхсознание. Таким образом, речь идет и о проблеме познания и самопознания. И о возможности по сновидениям предвидеть будущее, хотя бы состояние здоровья конкретного человека, добавим мы. А также и лечить больного человека не сном, а во сне, с помощью заданных, программируемых сновидений, и обучать во сне языкам, например.
А чтобы сразу отбросить возможное недоумение, несогласие с такого рода весьма ответственными заявлениями, приведем точку зрения профессора А. Вейна, который, выступая в 1985 году на международном симпозиуме, отметил: на повестке дня создание новой отрасли медицины – медицины сна. Пока все рекомендации по лечению болезней, сказал он, основаны на наблюдениях за бодрствующим человеком. А между тем немало серьезных осложнений приходится на сон, его «быструю» фазу… Отсюда настоятельная необходимость изучать состояние человека в эти моменты, учиться им управлять.
Между прочим, такая медицина уже существовала, например, в Древней Месопотамии. Управляя сном, именно его «дремотной, быстрой фазой», ассирийские врачи пытались лечить многие болезни, особенно функциональные расстройства, в том числе импотенцию. Они также фиксировали связи сновидений с различными состояниями бодрствования, пытаясь нащупать и здесь «будущную», «предсказательную» зависимость.
Словом, реально существующее взаимопроникновение в человеке двух состояний – бодрствования и сна, двух естественных равноправных, меняющихся фаз самого способа его существования – один из важных научных выводов современности.
И этот вывод имеет действительно и научную историю, и научные корни. Уже Аристотель полагал, что на содержание сновидений влияет состояние организма и поэтому по сновидениям можно предугадать начинающиеся болезни.
В своей фундаментальной работе «Теория сновидения» (Л., 1983) В. М. Касатейн приводит вполне современное наблюдение одного исследователя XIX века о некоторой зависимости между сновидениями и внешними раздражителями. Этот исследователь писал: «Каждый случайно воспринимаемый шум вызывает соответствующее сновидение. Раскаты грома переносят нас на поле сражения; крик петуха превращается в отчаянный вопль человека; скрип двери вызывает сновидение о разбойничьем нападении. Когда ночью с нас спадет одеяло, нам снится, что мы ходим голые или же что мы упали в воду. Когда же мы лежим в постели в неудобном положении или когда ноги свешиваются через край, нам кажется, что мы стоим на краю пропасти или же что мы падаем с огромной высоты. Когда голова попадает под подушку, над нами висит громадная скала, готовая похоронить нас под своей тяжестью. Накопление семени вызывает сладострастные сновидения, локальные боли – представление о претерпеваемых побоях или тяжелом поражении и увечье».
И все же в случае со сновидениями дело не только в том, что бодрствование и сон – это две равноправные фазы человеческого существования. Дело еще и в той роли, которую генетически, по своему биологическому возникновению играли сновидения.
Возбуждение коры головного мозга – непременное условие сновидений – порождает в одной из фаз сна целые картины, увлекательные приключения, во второй – отдельные фрагменты, мысли, чаще всего касающиеся событий предыдущего дня. Полагают, что это возбуждение обусловлено внутренними механизмами, возникшими в далеком филогенетическом (филогенез – историческое развитие организмов. – Н. И.) прошлом человека, когда преобладал неполный, частичный сон и сновидения играли роль сигналов, импульсов об опасности, возникшей во время сна. Касаткин отмечает: «Биологическое значение сновидений для человека в далеком филогенетическом прошлом, вероятнее всего, заключалось в защитной функции – сигнала и физической мобилизации организма в условиях опасности во время сна… Первобытный человек, находясь в постоянной опасности от возможности нападения зверей, стихийных бедствий (наводнений, пожаров, ураганов), не мог надолго и глубоко заснуть и, вероятно, имел прерывистый сон с постоянным сторожевым «пунктом». Таким сторожевым пунктом стал зрительный отдел головного мозга, этот самый чуткий зрительный анализатор. Он является самым древним, по нему поступает максимальное количество информации о внешнем мире, и он связан со всеми другими анализаторами головного мозга. Внешние раздражители – звуки, ветры, запах вызывали кошмарные сновидения со зрительными сценами, в которых фигурировали звери, ураганы и т.п., и побуждали человека проснуться, чтобы принять меры самозащиты».
Таким образом, сновидения – это очень сложный психический акт, и они возникли в процессе эволюции, вероятно, как средство охраны человека во время сна. Наблюдения показали, что сновидения всегда возникают чаще и принимают неприятный характер в случаях какой-то угрозы, неблагополучия во время сна (заболевания, неудачные условия сна, сильные внешние раздражители), как бы предупреждая человека о надвигающейся или уже существующей опасности и побуждая его проснуться или изменить положение в постели.
Теперь становится понятным, почему сновидения также вошли в структуру предсказаний, стали и продолжают оставаться предметом истолкований. Их древнейшая функция – защита нашего далекого предка во время сна, как правило, ночью.
Вообразим жилище (отнюдь не пещера – в них люди жили очень редко!), в нем спит семья архантропов (древних людей), глава – на страже, у входа. Ночь. Крадется хищник, леопард, еле уловимый шум, но с ним уже возникает тревожащее сновидение, и это сигнал к пробуждению. Можно успеть защититься…
Так что человеку изначально приходилось реагировать на сновидения, истолковывая их все более усложнение, сознательно, привязывая ко все новым и новым ситуациям, создавая целые системы – сонники.
Исчезла опасность от нападений хищников – произошла привязка сновидений к возможным нападениям иных врагов, распространилась связь сновидений с заболеваниями.
Иными словами, предсказания, которые обслуживали в древности социальные интересы тех или иных обществ, воздействовали на социальные процессы, не в меньшей мере были ориентированы и на индивида, конкретного человека. В этом, кстати, одно из серьезных возражений против представлений о первобытном обществе как о некоем нерасчлененном коллективе, в котором отсутствуют самопознание и самосознание отдельного члена общества, индивида.
Самосознание, как теперь известно, характерно уже для высших приматов, в частности шимпанзе, которые, например, в некоторых ответах четко идентифицируют себя по отражению в зеркале. Что ж удивительного в том, что и первобытный человек открыл в себе тот механизм, который позволял сознательно проецировать себя в будущее!
Тем более что все сновидения жестко привязаны и к конкретным особенностям человека. Так, у слепых от рождения нет зрительных сцен, образов, глухие не слышат звуков, в сновидениях говорят на тех языках, которые знают или когда-то учили, нет того, что человек не знает или не встречал. Воину Древней Греции при заболевании кожи на ноге снилось, что в это место попала стрела, а солдат во время второй мировой войны при подобном же заболевании видел во сне, что ему в ногу попал осколок снаряда или пуля.
Сотни и тысячи людей под влиянием одних и тех же раздражителей (температура, звук, боль, голод, жажда и т.п.) рассказывали о появлении похожих
