… В вечернем небе над селом — оттуда доносился шум — зажигались новые и новые строчки стихов, отрывков из летописей и сказаний и образы русской истории, сменявшие друг друга под музыку. Судя по всему, ярмарка закончилась, но праздник продолжался. Генка был не прочь туда сходить… но остаться тут хотелось ещё больше, потому что и тут ещё ничего не кончилось. Ярче пылали огни, громче стали песни и смех, в лесу мелькали яркие светлячки факелов. Два десятка мальчишек и девчонок, сидя на траве возле костра, слушали, как поёт под настоящие гусли и рожок сестра Валуевых Светка. Генка плохо её знал, она не была в отряде, но видел её и слышал, как она поёт — это стоило послушать… Песня звучала, звучала мольбой и надеждой, похожими на солнечные лучи в разрывах туч, прекрасные и грозные…
— Ещё! Ещё! — закричали мальчишки, едва Светка умолкла. Она с улыбкой кивнула, сделала какието знаки младшему брату и ещё одному пацану, аккомпанировавшим ей, и без передышки продолжала петь…
— Светкин голос поднялся, зазвенел и лопнул — в самом деле как разорванная сталь…
Генка слушал, приоткрыв рот. В этот момент ему казалось, что он может всё и должен всё, что он, если надо, поднимет на плечах Землю или опрокинет плечом вражеский танк… что он в ответе за всех, кому плохо и тяжело, кто мучается и страдает… и что всё обязательно будет хорошо — может быть, нескоро и не для него, но это неважно… и над руинами и развалинами будет знамя новой великой Победы и взойдёт Русское Солнце, а яростные ливни сметут прах врагов без следа… 'Да что это со мной?!' — подумал он удивлённо и провёл по глазами рукой. Наткнулся на взгляд Надежды — и в нём было понимание и ласка. Девчонка тихо поднялась и шепнула:
— Пошли в лес… А сюда мы ещё вернёмся, если захочешь…
— Пошли, — Генка поднялся на ноги мягким движением, отметив, что колено так и не напомнило о себе. Волшебство… Ну, ссадину или порез тут любой мелкий умеет убрать. Но травму связок!.. Небось, этот врач типа Левши — не смог себя найти в «обычном» мире.
— А не боишься? — лукаво спросил девчонка. — В такую ночь всё может случиться…
— Вот ещё, бояться! — Генка свёл брови и положил руку на ножны висящей на поясе финки. — Я любого победю. Всякого и каждого. Однозначно. Идём!..
… Странно, но в лесу не было темно и одиноко. Светила луна, тени лежали на прогалинах, слышались тут и там голоса… и в то же время не было и ощущения, что вокруг стеснительномноголюдно. Очевидно, не только нашей парочке пришла в голову светлая мысль 'пойти в лес', и Генка подозревал, что во многих случаях дело поцелуями и тисканьем не ограничится. Но почем-то это ничуть не напоминало «подьездные» и «чердачные» 'романы'. Может быть, потому что тут никто не корчил из себя «взрослого», понимая это слово как умение материться, курить и пить? Или потому, что ребята здесь и были взрослыми — мастера на все руки, умеющие и на земле работать, и охотиться, и за компьютер сесть, и стрелять, и за скотиной ухаживать, и деньги заработать все этим и многим другим…
Они остановились возле большущего дуба, наклонившегося над оврагом, который, постепенно расширяясь, уходил куда-то вниз, превращаясь в смутно видневшуюся луговину, за которой опять вставала стена леса. Там тоже виднелись движущиеся огоньки, но сама луговина была пуста, только ползли по травам длинные редкие пряди тумана.
— Вон в той стороне, — указала девчонка, — совсем глухой лес. Слушай. Тихо…
Взявшись за руки, они стояли возле дуба над оврагом, и слушали, как в чащобах просыпается Ночь. Открывает глаза, приподнимается. Выходит из дебрей и шагает над луговиной, над лесом… Заворожённый, Олег почти забыл дышать. Тонкие сильные пальцы девчонки сжимали его ладонь горячей хваткой.
