«Они не молодой народ, а старый - как китайцы. Все их ошибки - это не юношеские недоработки, а вытекают из астенического истощения. Они очень стары, древни, консервативно сохранили все самое старое и не отказываются от него. По их языку, их суеверию, их нраву наследования и т.д. можно изучать самые древние времена. Они бессовестны, бесчестны, подлы, легкомысленны, непоследовательны, не имеют чувства самостоятельности, но только в навязанных формах культуры, которые требуют развитой, самостоятельной субъективности; но неизменно нравственны, тверды, надежны, когда речь идет об их собственном древнеазиатском примитивном образе жизни. Они постоянный народ. Такой народ, но глубокому наблюдению Гете, владеет техникой религии. И в древнерусских отраслях техники они действуют солидно во всем, где не требуется крепкой, основанной на самой себе индивидуальности, а требуется совместное производство, согласно унаследованным и предписанным каждому правилам; тогда они работают как «обры, муравьи, пчелы. Вся европейская промышленность в России до смешного убога; все рассчитано только напоказ, на один момент, непрочно, приукрашено, все по новейшим высочайшим образцам на детский манер и в высшей степени несовершенно, грубо, с безвкусным подражанием» (
Это признание таилось, как было установлено, и у Достоевского недостаток личностного сознания признавался им отчетливо. Но из мучительного стремления подарить миру нечто самостоятельное возникло его «всеобъемлющее человеколюбие», которое, по-видимому, должно было означать то же самое, что и русская культура. Россия - это страна, которая сохранила в своей груди истинный образ Христа, Предполагая однажды, когда народы Запада собьются с пути, вывести их на новый спасительный путь. Страдающее, терпеливое человеколюбие является пророчеством для грядущего «слова» России.
Сегодня ясно, что отчаянная попытка Достоевского в познании души человека, аналогична поведению русского, которое он противопоставил Юстасу фон Либигу; сломанной, лишенной личности души, Которая берет на себя смелость наставлять мир на путь истинный.
Достоевский имел успех у всех европейцев, которые находились в состоянии усталой расслабленности, у всех полукровок духовности большого города - и без учета его антисемитского мировоззрения - у еврейского мира писателей, которые в пустом пацифизме Толстого увидели еще одно благоприятное средство для разложения Запада. Художественная сила Достоевского бесспорна (смотри в этой связи вторую книгу), спорить можно о созданных им образах как таковых и о его окружении, которое отражено в его книгах. «Человечным» с этого времени считалось все больное, сломленное, загнивающее. Униженные и преследуемые стали «героями», эпилептики - проблемами глубокого человеколюбия, такими же неприкасаемыми, как юродивые обленившиеся нищие Средневековья или Симон Стилитес (Stylites). При этом человечность в германском понимании превратилась в свою противоположность. Человечным для жителя Запада является такой герой как Ахиллес, или находящийся в творческом поиске Фауст; человечной является сила, подобная неутомимому Леонардо; человечной является борьба, которую пережили Рихард Вагнер и Фридрих Ницше. От этого русского представления болезни, преступников в роли несчастных, дряхлого и гнилого как символов «человеколюбия», необходимо отделаться навсегда. Даже индиец, на которого ошибочно ссылаются многие русские, принимает свою судьбу как собственную вину, как вину своей прошлой жизни. Как бы не толковали это учение о переселении душ, оно аристократично и было порождено храбрым сердцем. Причитания же по поводу «власти тьмы» - это беспомощный лепет отравленной крови. Эта испорченная кровь создала себе в качестве высшей ценности стремление к страданию, покорность, «любовь ко всем людям» и стала враждебной природе, как когда-то побеждающий Рим, пока Европа до некоторой степени не смогла стряхнуть с себя аскетичный египетско-африканский мазохизм.
То, что древнегреческую любовь обозначают одним словом с так называемым христианским учением, и что Достоевского и Платона упоминают на одном дыхании, было злым роком. Эрос древней Греции отличался душевной полнотой, постоянно связанной с естественным чувством, а божественный Платон - это совсем другая фигура, чем его изображают теологи и профессора. От Гомера до Платона природа и любовь были едины, так же как и высшее искусство в Элладе оставалось связанным с расой. Церковная «любовь» не только противопоставила себя всем идеям расы и народности, но и вышла далеко за рамки этого. «Святой» Зенон сказал в IV веке после Р. X.: «Величайшая слава христианской добродетели заключается в растаптывании природы». Этому тезису Церковь верно следует везде, где ей удается победить. Поругание тела как нечистого непрерывно продолжается вплоть до наших дней, так как национализм и расовая идея подавляются как языческие. «Последователи Иисуса», поскольку благочестивые вываливали себя в золе, били кнутом, ходили с гнойниками и ранами, обвешивали себя железными цепями, как Симеон тридцать лет сидели на столпе или как святой Талелей (Thalelius) десять лет проводили, втиснувшись в колесо телеги с тем, чтобы остаток «жизни» запихнуть в тесную клетку, эти «последователи» представляли собой параллель абстрактному «добру» Сократа и более поздним «людям Достоевского».
Не лишенная естества «любовь», не непостижимая «община добрых и верующих», не «человеколюбие» с испорченной кровью издавна творчески воздействовали на культуру и искусство, а - в Элладе - плодовитый Эрос и расовая красота, в Германии честь и расовая динамика. Кто не уважает эти законы, тот не способен указывать путь полному сил будущему германского Запада.
Светлое великое желание Достоевского, ведущее борьбу с гибельными силами, очевидно. Восхваляя русского человека как путеводную звезду будущего Европы, он, тем не менее, видит, что Россия выдана демонам. Он уже знает, кто возьмет верх в игре сил: «безработные адвокаты и наглые евреи». Керенский и Троцкий предсказаны. В 1917 году с «русским человеком» было покончено. Он распался на две части. Нордическая русская кровь проиграла войну, восточно-монгольская мощно поднялась, собрала китайцев и народы пустынь; евреи, армяне прорвались к руководству, и калмыко-татарин Ленин стал правителем. Демонизм этой крови инстинктивно направлен против всего, что еще внешне действовало смело, выглядело по-мужски нордически, как живой укор по отношению к человеку, которого Лотроп Штоддард правильно назвал «недочеловеком». Из самоуверенной от беспомощности, любви прошлых лет получился эпилептический припадок, проведенный в политическом плане с энергией умалишенного. Смердяков управляет Россией. Русский эксперимент закончился как всегда: большевизм у власти мог оказаться в качестве следствия только внутри народного тела, больного в расовом и душевном плане, которое не могло решиться на честь, а только на бескровную «любовь». Тот, кто хочет обновления Германии, отвергнет и русское искушение вместе с его еврейским использованием. Отступление уже имело место и здесь. Результаты покажет будущее.
Глава 8
Когда разразилась мировая война, даже тронутые болезнью руководящие националисты в Германии точно так же увидели судьбу не в чести, свободе и народности, не в любви, а скорее в экономике. Это отправление также должно было привести к кризису, к вскрытию нарывов. Это случилось 9 ноября 1918 года. Последующее время доказало, что все старые партии и их вожди загнили, стали непригодными к построению нового государства. Они должны были говорить о народе, а думали только об экономике; они говорили о единстве империи, а думали о прибылях; они проводили «христианскую политику» и трудились на свои амбары. Поэтому духовная и политическая обстановка нашего времени такова: старая сирийско-еврейско-восточная Церковь развенчивает себя сама, исходя из догм, которые не соответствовали законам духовного строительства нордического Запада, стремясь отстранить или подчинить единственно плодотворные и создающие культуру идеи нордической расы - честь, свободу и долг - этот тлетворный процесс уже многократно приводил к тяжелому краху. Сегодня мы признаем, что центральные высшие ценности римской и протестантской Церкви как негативное христианство, не соответствуют нашей душе, что они стоят на пути органичных сил народов с нордическо-расовой ориентацией, они должны уступить им место и заново оценить себя в плане германского христианства. В этом смысл современных религиозных поисков.
Старый национализм мертв. Возникнув однажды в 1813 году, он все более утрачивал свою безусловность, все более подвергался пагубному влиянию устаревшего династизма, промышленной политики, биржевой политики прибылей, лишился глубины в безыдейном бюргерстве XIX века благодаря гуманитарному оболваниванию и рухнул 9 ноября 1918 года, когда его носители и представители бежали от кучки дезертиров и каторжан.
Старый социализм загнивает на живом теле. Рожденный как органичное стремление, он попал в руки международных болтунов и обманщиков, предал свой душевный подъем самопожертвования благодаря биржевым капиталистическим связям своего руководства, имеющего чуждую кровь, вступил в связь с татаро-большевистскими тлетворными центрами и снова доказал, что с материалистическими идеями никакие органичные революции не могут привести к свободе. Марксизм загнивает на широких равнинах России и в креслах конференций Женевы, Парижа, Локарно и Гааги… Там социалистическая идея была предана гиенам биржи без остатка.
Таким образом, сегодня рушится весь мир. Результат мировой войны означал мировую революцию и показал истинное лицо перегруженного ворохом тысячелетий XIX века. Ценности, нравы и обычаи, которые еще казались живыми, исчезли, были преодолены уже внутри, лишь потерявшая ориентацию масса молится еще руинам домов старых идолов. Но на обломках поднимаются новые силы, которые казались погребенными, и все более сознательно овладевают тем, что борется за новое чувство жизни и времени. Нордическая душа снова начинает действовать от своего центра - осознания чести. И она действует тайно подобно тому времени, когда поклонялись Одину, когда чувствовалась рука Отто Великого, когда она родила мастера Эккехарта, когда Бах сочинял божественную музыку, когда Фридрих Единственный шагал по земле. Наступило новое время немецкой мистики, миф крови и миф свободной души просыпается к новой сознательной жизни.
Часть третья
МИСТИКА И ДЕЙСТВИЕ
Глава 1
