Виктория Алексеевна с главным бухгалтером, мы бы сейчас совсем по-другому обсуждали Ваш акт!
Зингерман с удивлением уставился на Мухина. «А ты думал, что мы с ним все еще в контрах?»
– Ну ладно, – подытожил хозяин, – в следующий раз заплатим больше, только и Вы уж, нам кого попало не присылайте!
После этих слов Нина Константиновна засобиралась, сославшись на срочные дела. Вадим направился к беспрерывно трезвонившему телефону. Вика, поняв, что совещание окончено, встала и пошла к себе. Поддержка Мухина придала ей уверенности, но, несмотря на это, на душе скребли кошки. Зачем ей все это надо было? Иголкой колола мысль о том, что ее начальница не сказала ровным счетом ничего из того, что говорила за дверями кабинета. Оставила ее с Геннадием Иосифовичем один на один. Да и Вадим! Вадиму точно разбираться ни к чему! У него своя правда! Может, сделал это из политических соображений, в угоду ее начальнице? Та ведь пользуется услугами аудитора! Или чтобы сохранить отношения с Зингерманом? Хотя нет, он ей сам не раз запрещал консультироваться у него по любым вопросам, обзывая дураком. Была прекрасная возможность избавиться, не замарав рук, от тяготившего его договора. Но он этого не сделал. Почему? Если нет, зачем тогда все это? Зачем он стравливал ее с аудитором, зная, что тот ее фактически устроил к нему на работу? Посмотреть, как она себя поведет? Будет ли метаться между позицией добросовестного работника и благодарностью за трудоустройство? Повеселиться? Вика не испытывала угрызений совести по отношению к Зингерману; тот сам, первый и задолго до этого конфликта бросил в нее камень.
Чуть позже ее подозвала к себе Нина Константиновна:
– Я хочу Вас, Виктория Алексеевна, обрадовать. Согласована премия для вас обеих.
Вика подпрыгнула и радостно потерла руки. Услышала:
– Правда, Вадим Сергеевич дал меньше, чем я просила. Велел урезать на двадцать процентов.
Финансовый директор похолодела, краска схлынула с лица.
– За что?
– Ну-у, – протянула женщина, – видимо, он так решил. Сказал, что все делать надо вовремя.
Девушка вспыхнула, ей захотелось пойти и засунуть ему эту премию куда подальше. Жаль, что эта скотина уехала!
– А Вы ничего ему на это не ответили? – она испытующим взглядом вцепилась в лицо напротив.
– Нет. Ну-у, он так посчитал. Руководитель, ему виднее.
«Жираф большой, ему видней!»
Получив свои пятнадцать тысяч, с каменным лицом Вика подошла к Светлане Викторовне и передала причитающуюся ей часть. Потом вышла в коридор и упала на пустующее кресло секретаря, как раз напротив кабинета Вадима, чувствуя себя разбитой, подавленной. Единственная мысль об увольнении, как жужжащая муха, кружилась рядом. Она, положив лицо на ладони, погрузилась в непонятное состояние черной пустоты, ощущая лишь тяжесть и тупую боль. Шум офиса уплывал все дальше, растворялся, пока не исчез совсем. Сколько она так просидела? Полчаса? Час? Счет времени потерялся.
– Ты что тут делаешь, а? – раздался за спиной хозяйский голос.
Вика от неожиданности вздрогнула. Поджав губы, сухо буркнула:
– Ничего!
Взглянув повнимательнее, Вадим присел рядом на стол.
– И что мне прикажешь с вами со всеми делать? Вчера вечером ко мне Зингерман приходил и сидел с такой же физиономией. Сегодня – ты. На что обижаешься?
– Вы нам премию урезали ни за что и даже спасибо не сказали, – проглотив комок в горле, выпалила Вика и напряженно уставилась в пол.
– Ну, хорошо, давай я тебе компенсирую эту разницу. Хочешь?
– Нет!
– Тогда что?
– Ничего!
Мимо них, с интересом ловя обрывки разговора, проскользнуло несколько сотрудников.
Колесникова, не желая быть услышанной кем-либо еще, молчала. Вздохнув, Вадим направился в свой кабинет, оставив подчиненную одну. Раздался еще более тяжелый вздох. Вика, взглянув на часы, засобиралась домой. Единственное, чего она хотела – это скрыться от всех подальше и дать волю чувствам. И чувства не заставили себя долго ждать. Выйдя из здания, она перешла через дорогу и, поняв, что ее, наконец– то, никто не видит, разревелась. Остановившись под аркой одного из домов, присела на корточки и жаркие, соленые струйки потекли по лицу, словно кипящее молоко, освободившись от крышки, полилось наружу, заливая плиту и стенки кастрюли. Никакое осознание ситуации или привычный разбор по полкам – ничего не умещалось в голове. Только обида и горечь, горечь и обида заполнили все ее существо и требовали выхода. Время остановилось. Наревевшись, Вика встала и потихоньку направилась к дому неподалеку жившей Лизы, решив переночевать там. Слезы принесли некоторое облегчение, но боль, кислотой разъедающая внутренности, осталась. Оказавшись у сестры, Вика рассказывать про свои трудности не стала. Просто не было сил. Попросившись на кровать, погрузилась в тяжелый, беспокойный сон.
За ночь все растаяло. Тяжелые капли редкой барабанной дробью стучали по стеклу, питая замерзшую землю обильной влагой. В окно заглядывало солнце, озорными лучами сшибая свежие сосульки. Один из лучей игриво скользнул по расслабленному кукольному лицу и замер. Девушка открыла глаза, довольно вытянулась, принюхалась к дразнящим запахам, доносившимся с кухни. Как хорошо у сестры дома! Так тепло, спокойно, уютно. Всегда чисто и вкусно пахнет. Поднявшись с постели, накинула халат и заглянула в ванную – там, на веревке, березовые веники, источающие бесподобный вяжущий аромат. На миг показалась, что она в лесу, в деревне, а на дворе – лето. Глаза сами собой закрылись. Раздался протяжный выдох, закончившийся стоном удовольствия. Умывшись и причесавшись, Вика отправилась на кухню, на нее плыла фигура сестры. До ушей донеслись ласкающие звуки:
– С добрым утром. Чаю хочешь?
– Да.
– Как дела на работе?
– Ой, не вспоминай, а то завтрак испортишь, – уже невнятно, с набитым ртом откликнулось из-за стола.
– Ты, вроде, такая счастливая до этого бегала, – заметила Лиза.
– Успели огорчить!
Позавтракав и поцеловав сестру на прощанье, Колесникова поспешила на работу. Но, подходя к дверям центра, шаг непроизвольно начал замедляться. Свинцовой плитой легли на плечи вчерашние события. Резкой болью откликнулись в сердце. Как она ненавидит эту свою пропускную способность! Как тяжело, когда принимаешь все близко к сердцу! Может, написать заявление и не мучиться? Финансовый директор зашла в лифт и, печально опустив голову, проследовала к раздевалке. Здесь ее шутливым вопросом встретила Светлана Викторовна. У той явно прекрасное настроение. В отличие от нее.
– Ты чего какая угрюмая? Давай, рассказывай от кого?
– Чего от кого? – не поняла Вика.
– Цветы от кого?
– Какие цветы?
– Розы!
Взглянув на застывшее на юном лице изумление, женщина хохотнула:
– Э-э-х! Ты, вообще, кроме своего стола и компьютера что-нибудь замечаешь?
Развернувшись, девушка быстро выглянула за угол. На ее столе гордо красовался букет роз. Длинных красных роз. Действительно, не заметить трудно! Поняв, от кого сюрприз, Вика рухнула на стул и иронично скривилась. В заблестевших глазах промелькнуло что-то. «Вот скотина», – пробормотала она про себя. «Вот скотина!»
Глава 42
Наступил март. Весна по календарю. Только по календарю. В воздухе смена сезона ощущалась слабо или не ощущалась вовсе. Все еще шел снег, с утра дворники скребли лопатами улицы. Было пасмурно, сыро и холодно. Несмотря ни на что, весну предвкушали все, высматривая и вынюхивая ее первые легкие
