Коли ему Назвалась женой. Меньшиковская Рыжая семья — Двадцать подсолнухов подряд, — Меньшиков и его сыновья Хлещут чай и тихо гудят. Младший сын завистней всех: — Чо ето приплетать голытьбу, Курам — в смех, Рыбам — в смех! Чо ли не ладно нам Без помех Сотней одной Наводить гульбу? Тожа, подумаешь! Что за вояки! Босых — берут, Сирых — берут. Во, погоди, Только утка крякнет, Баба ль натужится, — убегут. — А меньшиковское дитё У отцовских плеч: — Батька, ба, пошто эти сабли? Куда собираться? — Кыргызов жечь. — А пошто? — По то, что озябли. — А ты бы им шубы? — Не хватит шуб. — Дитё задумалось: «Ую-ю! Так ты увези им дедов тулуп, Мамкину шаль и шубу мою!» А у крепости начинались трубы, Стучали копыта, пыль мела, Джигитовали, кричали: «Любо!» Булькали железной водой Удила. Род за родом шли на рысях, Смаху плетью стелились махом, Остановившись, глазом кося, Кланялись есаульским папахам. «Ей, да не ходи Смотреть, забава, скачку. Ты напрасно, любушка, Д’ не прекословь, Если не слюбились Мы с тобой, Казачка, Если закатилась Ранняя Любовь…» Тут же разбились на сотни И — в круг. Смолкнули, приподнялись на коленях. Треснуло, развернувшись, знамя, И вдруг Выехал казначей! Ходаненов! Дал атаману честь И — айда! Выплясал дробь, Не срываясь С места. Лошадь под ним — Не лошадь, Беда! Вся разукрашена, Как Невеста. Дал Ходаненову Голос бог. Дал ему Голоса Сколько мог. А Ходаненов К гриве Прилег И затрубил, Что гоночный Рог: — Казаки!.. Нехристи! Царя! Супротив! Не допустим! Братья! С нами вера! — … Чуть покачивались Птицы грив. Кто-то ворчал: — Какого хера Мылится? Деньги считал бы… ать! —
