Возле Шаперого Яра Доблестно… Пал… Атаман… Ярков!.. — В землю ударили Всплески подков. И пошли круги По толпе, Будто бы ветер Подрезал шапки. Скоро и вечер Подоспел. Он разобрал Людей по охапке, Он их нес В дома и сады, В зарево Праздничного бессонья… Улицы перекликались, Словно лады Заночевавшей в кустах Гармони. От ворот к воротам ходил Старый хмель, Стучался нетвердо, И если женщин Не находил, То гладил в хлевах Коровьи морды. Он потерял Кисет с табаком, Фуражку с кокардой, Как оглашенный, Сопровождаем Тенью саженной И не задумываясь Ни о ком, Шел желтоглазый, Чумной, Казенный. Он плевать хотел на дела Людей и ветров, Шумящих окрест, На то, что церковь Стоит бела И над ней — Золотой Сияет крест, На то, что Ему бы надо зваться Хозяином… Воздух пах Кожей девическою, Задыхаться Девки начали На сеновалах — впотьмах. И чудились Их ноги босые, Тихий смешок перед концом. И ухажеров Брови косые, Губы, сдобренные винцом. Старому хмелю Их не надо-о-о Белогрудых цапать, — Ему теперь Осталась Только одна услада: Ввалиться — ага! — В закрытую дверь, Поднять хозяина, Чтобы он сам, От бабы отхлынув, Потный, голый, Поднес еще раз К измокшим усам С питьем развеселым Ковшик тяжелый. Чтоб под усталый Собачий лай, Рясу Располосовав О заплоты, Пузом осел Отец Миколай И захлебнулся Парной блевотой: — Го-о-споди… (Два жирных Пальца в рот.) В-в-ерую в тя… (До самой гортани.) Две ноги — И на них живот И золотого креста блистанье.