— Нет, нет, — заверил директор. — Кто вам сказал?
— Я рад, что ошибся. Кто-то видел этого Андерсена...
Директор вдруг начал что-то искать в карманах. По-видимому, связку ключей.
— Да, но это совершенно особый случай. Они прибежали целой толпой, через дверь показали мне чек.
— Ну и?..
— И я подумал — нужно впустить их. Они же пригласили всех жильцов на праздник и...
— Значит, вы их впустили?
— Да, впустил. Я был на месте, считал кассу.
— Хорошо, что у вас было достаточно денег, чтобыразменять такой большой чек. В банке мы обычно проверяем...
— Да я его и не менял! — быстро возразил директор, но тут же понял, что совершил тактическую ошибку. Хермансен уставился на него долгим взглядом.
— Вы открыли им кредит?
— Не то чтобы кредит, но...
— И, наверное, на значительную сумму?
— Да, — ответил директор, чтобы не сказать большего.
— Хотя вы же за это сами отвечаете, — спокойно сказал Хермансен. — Я больше вас не задерживаю. Вы ведь идете на праздник. К Андерсенам!
— Я собирался только зайти к ним с кассовым чеком, но уже поздно, я подожду до завтра.
Он попрощался и пошел обратно. Хермансен состоял и в правлении кооперативного магазина.
Настроение в доме Андерсенов было подавленное. Малышка уснула на заднем сиденье старой машины, посасывая огромный тюбик с икрой, вокруг были разбросаны всевозможные сладости У закута стоял Рогер и кормил свинью венскими булочками. Повсюду возвышались груды лакомств, фруктов, бутылки лимонада и пива, окорока, закуски. Андерсен взял ящик с пивом и понес было в кухню, но, увидев жену, поставил пиво у люка в погреб.
— Ну, ну, — утешал он жену, беспомощно глядевшую на множество открытых банок с консервированными ананасами, а стоило погладить ее по волосам, она упала на прилавок и зарыдала.
— Почему они такие противные?
— Не знаю. Да они и сами не знают.
— Хоть бы разрешили детям прийти!
— И сами они придут. Подожди до завтра!
Туне и Эрик притащили каждый по большой картонке и исчезли в погребе. Позвенели там бутылками, пошептались, потом воцарилась тишина.
— Забудем. Если пирожные зачерствеют, купим свежие.
Бросив взгляд на пирожные фру Андерсен снова начала плакать.
— У тебя будет все, чего захочешь. Скажи только...
— Я ничего не хочу, а того, чего хочу, не достать.
— Чепуха, все можно достать, если есть деньги, — убежденно сказал Андерсен.
— Кто тебе сказал?
— Что тут неясного? Во всяком случае, можно до стать все, что есть у других.
— А ты хочешь, чтобы у тебя было, как у них?
— Нет. Это я виноват! Не нужно было играть в спортлото.
— Нет, ты не виноват.
— Чего тебе хочется?
— Чтобы они были немножко подобрее.
Что на это ответишь? Единственное, что можно сделать, — снова сесть рядом. Он был слишком неуклюж, чтобы уметь утешать. Просто сидел рядом, гладил ее по спине, а иногда — по неосторожности — и по бедрам. Как ни странно, но это вроде бы помогало.
Фру Андерсен явно оживилась. Заглянула через люк в погреб. Там во мраке можно было различить, как Туне и Эрик стояли на коленях между ящиками пива и целовались.
— Нехорошо, если Туне с Эриком заметят, что мы расстроились, — прошептала она и вытерла глаза. — Понимаешь... — тут она вдруг застеснялась своего мужа, наклонилась к его уху и прошептала что-то. I
— На дереве? Тоже нашли место!
Туне с паутиной в волосах и Эрик вылезли из погреба и убежали, держась за руки.
— Видишь, у нас не только неприятности, — сказал приободрившийся Андерсен. Но тут же задумался: — Не слишком ли она молода?
— Молода? Я была как раз в ее возрасте, но ты, наверное, забыл, как я тогда выглядела?
— Точь-в-точь как сегодня. Ты ни чуточки не изменилась!
— Болтай! — она фыркнула, но было ясно, что его слова произвели нужное впечатление.
— Ты никогда не была такой красивой, как теперь. Поэтому в поселке меня терпеть не могут, просто завидуют тому, что у меня такая красивая жена.
— Это меня они терпеть не могут. Потому что мы не женаты.
— Они не смеют упрекать тебя.
— Но... — она посмотрела ему в глаза, и Андерсен чуть вздрогнул.
— Что ты хочешь сказать этим «но»?
— Ты меня не спрашивал.
— Я не спрашивал?
— Нет!
— Черт возьми! Когда мы обсудим это по-деловому?
— По-деловому! — она презрительно фыркнула.
— Да как же, дьявол побери, мне еще выразиться? — Он все ходил взад и вперед, пришедшая мысль завладела им полностью. — У нас есть деньги, масса денег. Мы можем пожениться. Чтоб им сдохнуть! — он грохнул кулаком по прилавку. — Хочешь выйти за меня замуж?
— Я должна подумать. Это так неожиданно. Подошла Малышка, такая сонная, что ее шатало, и, всхлипывая, сообщила, что хочет на горшок. Фру Андерсен поднялась ее проводить и вернулась одна.
— Ты подумала? — нервно спросил Андерсен, но, прежде чем она успела ответить, вошел Рогер, гремя ящиком с лимонадом.
— Это черт знает что, покоя не дают человеку! — вспылил Андерсен. — Поставь сюда! — Он показал на кухонный стол, но мальчик стоял и изумленно смотрел на отца.
— Не пугай мальчишку, — и фру Андерсен дружески объяснила Рогеру: — Отец посватался, понимаешь?
Рогер воззрился на родителей. Потом выпустил ящик из рук и убежал. Андерсен смотрел вслед, чувствуя себя несчастным.
— Не надо было этого говорить, он проболтается. Клянусь, проболтается!
Оба прислушались. Ребята кричали наперебой.
— Ну, разбушевались. Сейчас вся ватага будет здесь. Решай же.
— К чему ты это выдумал? — она тоже разволновалась. — Как, по-твоему что они скажут?
— Соседи?
— Ребята, конечно.
— Они не имеют права вставлять нам палки в колеса, — уверенно сказал Андерсен.
— Нам было так хорошо, — она прислушалась к приближающимся шагам детей. — Не раскаемся ли мы?
— Ну до этого, может, не дойдет, — тихо сказал он. Его тоже начали одолевать сомнения.
Прибежали дети. Сначала Сильви и Рогер. За ними Туне и Эрик.
— Мама, скажи «да»! — визжали младшие. — Скажи «да»!
Андерсен хотел было выпроводить их, но передумал и обратился к жене.
— Скажи «да», мать, — голос дрожал.
Она взглянула на Андерсена, потом на детей.
— Да, да, попробуем. Но пусть это будет настоящая свадьба. С хорошим пастором. Не желаю сидеть в очереди в ратуше под этой ужасной картиной Мунка.
Андерсен даже начал проявлять стремление к сотрудничеству: обещал выполнить требования правления и привести в порядок участок и дом и уже нанял рабочих. И ведь Андерсены решили пожениться. Семья хочет жить как подобает.
Но в поселке возникла новая атмосфера, тревожившая Хермансена. Он почувствовал перемену сначала в собственной семье. Эрик проводил у Андерсенов больше времени, чем дома. Так, собственно, было и раньше, хотя не так открыто. Если отец спрашивал, куда это он собирается, обычно придумывался какой-то предлог. Теперь же все делалось совершенно открыто. «Я забегу к Туне», — мог сказать Эрик под конец обеда или прямо говорил, что идет помочь Карлу-Альфреду. Такая наглость лишала Хермансена дара речи, и в первое время приходилось делать вид, будто не расслышал. Но долго так тянуться не могло, и Хермансен вынужден был серьезно побеседовать с Эриком. Почему-то он всегда чувствовал себя неуверенно, когда нужно было говорить с сыном. Беседа или заходила в тупик, или кончалась скандалом — отец стучал кулаком по столу, а сын убегал.
Даже жена не проявляла необходимого уважения. Дела пошли еще хуже после рокового выигрыша Андерсена, после того вечера, когда правлению удалось помешать членам кооператива принять участие в этом смехотворном празднике в саду Андерсенов.
Конечно, то была победа правления, но радость Хермансена серьезно омрачало поведение жены, которая, потеряв всякий стыд, назвала его мелочным
