— Спасибо, — Хермансен был тронут.
— До свидания, Хермансен!
— До свидания.
Он стоял не двигаясь, пока не остался один. Пальцы легли на клавиши счетной машинки, и та пошла отбивать стаккато, выталкивая из себя бумажный свиток. Он отпустил клавиши и выпрямился. Сквозь открытую дверь в кухню был виден сияющий белым лаком холодильник, отражавшийся на свеженатертом полу. Хермансен пошел в кухню. Каблуки стучали по паркету, и звук, казалось, отдается в затылке. Достал из холодильника бутылку пива и открыл резким движением. А когда поднес горлышко к губам, по руке потекла пивная пена.
С бутылкой в руке он вышел в сад. Фру Хермансен по-прежнему стояла возле живой изгороди, но Сальвесен уже ушел: жена велела привести в порядок подвал, пока не начался сезон солений и варений.
Фру Хермансен украдкой разглядывала своего мужа, сгребая отрезанные ветки в кучу по свою сторону изгороди. В нем вдруг что-то переменилось: заседание комиссии его явно взбодрило. Он глотнул из бутылки и пошел вдоль изгороди, проверяя работу.
— Можно было обрезать и покороче, — одобрительно сказал он.
— Ты кончил вкалывать?
— Вкалывать?
— Ну, работать.
— Сегодня суббота. Я думаю, можно себе позволить немножко легкомыслия, — он криво улыбнулся.
— Э, а почему нет? — немного удивившись, она сделала вид, что хочет бросить грабли.
— Кроме того, я достал новое моющее средство,— продолжал он, засучивая рукава. Потом спустился в подвал. Забурчал водопроводный кран, и немного погодя Хермансен вернулся уже в джинсах, с губкой и ведерком в руках. Он подошел к машине, открыл дверцу, вытащил резиновые коврики и включил радио.
Был субботний вечер, около половины седьмого. Фыркала вода в трубах, все матери готовили ванны — мыть малышей и укладывать спать, чтобы не мешали взрослым смотреть спортивную передачу по телевидению. Радио больше никто практически не слушал, разве только включали приемник в автомобиле: это очень удобно — слушать радио и мыть машину.
Мытье машин было в самом разгаре, все готовились к воскресному выезду. Широкие полосы воды и мыльной пены тянулись по асфальту и с хлюпающим звуком исчезали в канализационной решетке.
Хермансен рассеянно слушал радио.
В сводке погоды говорилось, что тепло удержится еще несколько суток. Потом диктор читал длинное сообщение из Вьетнама. Американские бомбардировщики произвели 98 успешных налетов на Северный Вьетнам, в дельте Меконга вертолетам удалось уничтожить две деревни и рисовые поля площадью в несколько сот квадратных километров. Убито четыреста пятьдесять вьетнамских партизан и по ошибке шестнадцать женщин и детей... Хермансен убавил громкость, чтобы радио не мешало работать. Он заметил царапину на правом крыле и не мог понять, откуда она взялась. Сам он никого не задевал, если не считать курицы Андерсена, а от нее никакой царапины остаться не могло. Может быть, Эрик ухитрился взять машину без спроса?
Он открыл перчаточный ящик и вынул бутылку специального лака, но, услышав, что новости подходят к концу, поставил бутылку на пол и достал карточку спортивной лотереи, с нарастающим волнением ожидая конца новостей; наконец диктор произнес: «А теперь — результаты лотереи. Выиграли...»
У Хермансена не сошлись уже первые цифры. Он подождал, когда диктор прочтет до середины, потом скомкал карточку и выключил радио. От разочарования у него даже засосало под ложечкой и не было сил дослушать передачу до конца. Но когда Хермансен вылез из машины и принялся зачищать царапину наждаком, он по-прежнему слышал раздражающий голос диктора, механически повторявшего результаты лотереи. Вдоль улицы стояли соседи и слушали. Потом началось обсуждение.
Хермансен до того расстроился, что не стал принимать участие в разговоре. Не обсуждались результаты спортлото и у Андерсена. Ток был отключен, и радиоприемник молчал. Это был старый ящик с выгоревшей тканью перед динамиком. Андерсен булавками приколол сюда карточку лотереи, чтобы не потерялась. И забыл о ней, потому что пришел гость — Сельмер.
— Я тут жратвы наварил, — сказал Сельмер, похлопывая по раздувшемуся портфелю. — У вас есть к ней что-нибудь?
— Кофе и сахар, — гостеприимно сказала фру Андерсен и поставила кофейник на костер.
Во вторник Андерсен пришел с работы на час раньше. Объяснялось это письмом, которое он накануне обнаружил в почтовом ящике; оно было подписано Хермансеном и коротко сообщало, что представители правления намерены посетить семью Андерсенов в пять часов пополудни следующего дня. «С уважением...» — и больше ничего.
Андерсен стоял у насоса и мыл молочные бутылки, а жена складывала их в детскую коляску, в которой обычно возили продукты. Рогер и Сильви принесли еще несколько бутылок.
— Это все?
— На окне еще одна стоит. С цветами.
— Тащи тоже сюда. Цветы можно переставить в литровую банку. Да захвати заодно карандаш и бумагу, я запишу, что нам нужно купить!
Он пересчитал бутылки. Коляска была полна доверху, и пришлось переложить часть бутылок в сложенный гармошкой откидной верх.
— Пока есть пустая посуда, жить можно!
— Бог мой, чем я их угощать буду? — огорченно вздохнула жена.
— Кофе, конечно. И слойками. Я притащу столько слоек, что из глотки торчать у них будут!
— Как ты думаешь, все правление придет? Тогда у меня чашек не хватит!
— Я куплю бумажные стаканчики.
— Не понимаю, чего им от нас нужно, письмо та кое торжественное...
— Они людьми считают только тех, у кого есть деньги, понимаешь.
— Как бы они нас не выселили!
— Да с чего ты взяла, будто нас кто-то собирается выселять! Здесь ведь все наше: дом, сад, дети...
Он взял карандаш и бумагу, с которыми прибежала Сильви. То была почтовая квитанция.
— А это еще что? Заказное письмо?
— После обеда получили.
— Наверное, из налогового управления.
Андерсен подписал квитанцию и сунул в карман. Потом отодрал этикетку от пивной бутылки.
— Ну, так что мне брать? Кофе, сахар...
— Бери на все деньги, — сказала жена и стала накрывать на стол.
Кооперативный магазин стоял чуть на отшибе. За последние годы здесь построили так много новых домов, что район стал почти городским, со своим торговым центром и почтой. Кроме того, в бомбоубежище — то бишь в подвальном помещении магазина — проходили собрания и торжественные вечера. Сейчас здесь проводился сбор пожертвований на новую церковь. В витринах висели плакаты, призывавшие принять в нем участие. На площади шла блицлотерея, маленькие девочки ходили с копилками и собирали деньги.
Андерсен подошел к магазину перед самым закрытием, и народу было много. По дороге ему приходилось проделывать довольно сложные маневры своей коляской, которая угрожающе кренилась то в одну, то в другую сторону, и он посадил Рогера на бутылки, чтобы тот их придерживал.
— Почему это все на нас глазеют? — спросил Рогер.
— А они думают про себя: вот какой молодец, отцу помогает!
Подбежали две девочки и загремели копилками:
— Здравствуйте, Андерсен, дайте денежку на церковь!
— У меня нет ни эре.
— Дай им по бутылке! — скомандовал Рогер, которому надоело сидеть и держать этот опасный груз.
— Они же в копилку не влезут.
— Бутылки можно сдать, — тоном знатока сказал Рогер.
Андерсен дал им по две пивные бутылки, и девчонки убежали.
— А ты получи письмо. Иначе я не поспею.
Он отдал квитанцию Рогеру. Постучал в окошечко почты, чтобы было понятно, что Рогера он оставляет за себя.
Когда Андерсен добрался до магазина, его встретила фру Сэм, председатель церковной комиссии, сидевшая за столиком, где разыгрывалась лотерея. Перед ней стояли пивные бутылки.
— Андерсен! — холодно сказала она, жестом останавливая его. — Это вы дали девочкам бутылки?!
— А что в этом плохого? Да, я.
— Неужели для вас нет ничего святого? — фру Сэм схватила две бутылки, и Андерсен решил, что сейчас она швырнет их ему в физиономию. Но оказалось, фру Сэм хотела просто вернуть бутылки.
— Постыдились бы, — сердито сказала она.
— Но ведь они стоят по тридцать эре. За четыре бутылки дадут крону двадцать. А большим я не располагаю. — Андерсен подошел к столу, чтобы забрать бутылки. Вокруг стал собираться народ. Но тут вмешался плотный низкорослый человек.
— Добрый день, фру Сэм, — сказал он. В произношении чувствовался северный говор.
Фру Сэм встала. Ее щеки были еще красны от гнева, но поздоровалась она вежливо и, бросив еще один испепеляющий взгляд в сторону Андерсена, сказала:
— Прискорбный случай!
— Ну почему же, фру Сэм. Должно принимать все дары с благодарностью. Именно так и строится церковь божия на земле!
