— Экотуризм — штука полезная…
Сентябрь 2008 года
Грузовик с овощами
Крутой маг Илларион был очень крут. С проблемами справлялся легко и просто: как увидит проблему, сперва зевнет, потом немного подумает (нельзя же, в самом деле, проблемы решать наобум), а потом пальцами правой или левой руки прищелкнет. Иногда, правда, чародей и не думал, и даже не зевал. Это случалось в те моменты, когда нельзя было медлить. Например, когда молоко закипало и шустро убегало из розовой кастрюльки, или когда какой-нибудь злобный рыбак-гоблин с Сицилии грязно ругался и пытался ударить проплывавшего мимо волшебника веслом по голове. Тут уж промедление было бы смерти подобно…
В общем, Илларион знал: проблемы, как и люди, как и снежинки, все разные и особенные, и каждую решать следует в индивидуальном порядке, хотя, с другой стороны, кое-какие общие моменты чародей все же отмечал…
Но однажды с крутым магом приключилась не очень хорошее происшествие.
Мага сбил грузовик.
Ну, да. Ничего в этом удивительного нет. Любого может сбить грузовик: и птицу, и собаку, и стрекозу, и человека. Иногда и рыбы под колеса попадают. Вот и маг попал. Хоть и был крутой.
Крутость тут его ни при чем оказалась. Тут при чем оказалась его рассеянность.
Илларион шел с побережья домой, по шоссе, мурлыкал себе под нос песню о девочке-конфеточке, любовался легкими белыми облаками, улыбался солнцу и встречным кипарисам и совсем не думал о том, что к нему с юго-запада приближается грузовичок с помидорами и кабачками.
Грузовичок, хоть и был доверху загружен, а несся с приличной скоростью. Вылетел из-за поворота и завизжал тормозами, но это не помогло. Не помогло и то, что Илларион, увидав обшарпанный автомобиль, глаза выпучил и рот открыл, чтоб сказать неприличное слово на «б», которому он научился, пребывая на лечении на Урале, в пещере доктора Наваркина.
Так что, имел место быть 'бэмс!' В результате которого крутой, но рассеянный, волшебник Илларион оказался на больничной койке, в гипсе, на растяжках.
По другому и случиться не могло. Ведь убить мага можно только магией, а грузовичком с овощами его можно ну только слегка поломать.
Илларион поломался. В ногах в трех местах, четыре раза в руках, два — в позвоночнике, один раз в черепе, один — в челюсти и девять раз в ребрах. Врачи кстати очень удивлялись тому факту, что маг все еще был жив, был в сознании и пялил на них большие голубые глаза, в которых читалась неприкрытая досада. Сказать чародей ничего не мог из-за пострадавшей челюсти и колдовать не мог: его пальцы были в растопырку из-за гипсовых повязок, которая захватывала всю руку, от плеча до кисти, и совершать магические щелчки не имели никакой возможности.
Так что пришлось Иллариону проваляться в небольшой и пахнущей хлоркой больничке пару недель, прежде чем врачи освободили его пальцы.
А потом все наладилось. Очень быстро. В одну секунду.
Илларион щелкнул пальцами правой руки и исчез из палаты. Хоть почти все медсестры на этаже и строили ему глазки, и гладили его по загипсованной голове, и носили ему всякие лакомства, а захотелось чародею в свой замок, к рыжеволосой и зеленоглазой Монике.
Она, конечно, встретила его слезами и примерно такими обвинениями:
— Ты меня совсем не любишь! Бросил на целых две недели! Так надолго ты никогда не пропадал! Хоть бы предупредил! Я же вся извелась: спать не могу, есть не могу, все плачу и плачу! Вот и глаза, и нос распухли…
Илларион ничего не сказал, потому что решил, что не будет лишний раз расстраивать красавицу страшными рассказами об аварии и медицинском обслуживании в больничке одного небольшого итальянского городка.
Он просто улыбнулся и поцеловал свою любимую в покрасневший нос. И нос ее сразу из распухшего превратился в милый изящный носик.
Моника улыбнулась и поднесла чародею фарфоровую тарелку с круассанами:
— Вот, твои любимые…
Маг и химия
Снились космос и разноцветные звезды…
— А как становятся магами? — спросила вдруг Моника, спустив на кончик носа солнцезащитные очки.
Илларион не сразу ответил — сперва вернулся в реальность из розоватой дрёмы. А вернувшись, зевнул и сказал, растягивая слова:
— Ма-агами не становятся. Ма-агами рождаются.
— Это как? — Моника искренне ничего не поняла.
— О-очень просто, — заверил девушку чародей. — Ну, вот как грибы. Они вырастают там, где возникают наиболее благоприятные для них условия: тепло, сырость, почва… Так и маги.
— Это как? — не унималась Моника.
— Уф, — вздохнул Илларион и перевернулся со спины на живот, чтоб упереться локтями в траву, примостить голову на руки и с легким укором в синих глазах посмотреть на рыжеволосую подругу, которая в это чудное июльское утро проявляла любопытства намного больше, чем обычно. — Понимаешь, милая, маги появляются во вселенной. Там, где большие сгустки творящей энергии. Ею все пронизано, словно ветром, но потоки эти неоднородны. Где-то гуще, где- то — пожиже. Вот там, где погуще, где загустело, как следует, там маги и появляются. Материализуются. И становятся носителями этой самой энергии. И лепятся к тому миру, рядом с которым появились. Примерно так…
— Что же получается? У магов нет родителей? Ни мамы, ни папы? — удивилась Моника.
— Родитель мага — это вселенная. Огромная, многоликая, многоцветная, многовекторная, — сказал Илларион.
— И ты никогда-никогда не был ребенком?
— Никогда-никогда, — кивнул чародей.
— Ни яслей, ни школы, ни колледжа? — изумилась Моника.
— Ничего этого. Ибо мне доступны любые знания моего мира в любое удобное для меня время. — Я могу познать химию академического уровня за одну секунду. Стоит только пальцами щелкнуть… Хочешь — покажу?
— Нет-нет! — спохватилась Моника. — Не надо! Химия — это, наверное, очень скучное занятие…
— Хм. Сейчас проверю, — тряхнул головой Илларион и все-таки щелкнул пальцами левой руки…
Прошла неделя, и Моника пожаловалась дурачку Алесио, который пришел стричь кусты в парке:
— Это ужасно! Ужасно! Целыми днями сидит в лаборатории и химичит! У него там все булькает, свистит и хлопает. А вчера ночью он что-то взорвал — полбашни западной снесло. С соседней — черепица вся слетела…
Алесио слушал ее жалобы, глупо улыбался и щелкал ножницами, превращая куст в кролика с цилиндром на голове.
— Он-то починит, но из-за этой химии совершенно жизни не стало! — продолжала возмущаться Моника. — Говорит: хочет выдумать состав, который бы европеоидов делал негроидами и наоборот. Вот скажи: зачем ему это надо? Он ведь с помощью магии это сделать может… Хотя, — тут девушка взглянула на кусты, которые Илларион и без помощи Алесио мог бы превратить во что-нибудь покруче кроликов и слоников. — Я и забыла, что он любит сложности…
— Урра! — раздался со стороны замка вопль, полный восторга. — Получилось!
Моника и Алесио дружно обернулись и увидали, как на террасу второго этажа выскочил высокий, светловолосый негр. Он станцевал что-то вроде тарантеллы и замахал руками девушке и садовнику:
— Видите? Видите? У меня получилось! И без магии! — и прыгнул вниз, с террасы во двор.
— О, господи, — прошептала Моника, прижимая обе руки к груди. — Илларион, ты теперь чернокожий!
— Да! Да, милая! Я нашел, наконец, нужную формулу! — радостно ответил чародей, подходя к ней.
— А зачем? Зачем это надо?
Илларион замер. Вопрос о целесообразности его изобретения стал для него явно неожиданным.
— Ну… э… мало ли, — пожал он чернокожими плечами. — Ну, вдруг пригодиться когда-нибудь… кому-нибудь…
— Угу, — вздохнула Моника. — Шпионам каким-нибудь. Или бандитам — чтоб следы заметать.
Чародей был в растерянности. Почесал негроидными пальцами свою светлую голову, хмуро посмотрел на колбу с радужной жидкостью, которую держал в руках, и буркнул:
— Стало быть, толку нет?
Моника лучезарно улыбнулась:
— Милый, толк есть. Для определенного контингента, для очень маленького контингента. И для не совсем хорошего контингента. А нам с тобой это зачем?
Илларион взвесил все «за» и «против», вздохнул и тут же вылил удивительный раствор вниз, на клумбы с белыми ирисами — они моментально преобразились в черные тюльпаны.
— Ой! А как же ты обратно? — всплеснула руками Моника.
— Легко, — вздохнул маг, щелкнул пальцами и вернул себе прежний белокожий облик.
Рыжая красавица улыбнулась, обняла его, поцеловала в щеку:
— Вот славно. И не надо нам ноу-хау, ведь правда?
— Правда, — буркнул волшебник, чувствуя, как кружится у него голова от аромата волос Моники (они пахли чайными розами).