Еще старший сын короля Лавра любил читать. И не что-нибудь, а стихи и рифмованные легенды.
В Кленовой усадьбе была неплохая библиотека, и учитель грамоты, старый, толстый мастер Леонат, любивший пироги с курятиной и черносливом, довольно поглаживал брюшко, когда обнаруживал воспитанника в этом книгохранилище. Мелин лежал на животе на широком дубовом столе, болтал ногами в воздухе, поглощал медовые крендели и читал старинные пожелтевшие свитки и фолианты в богатых, украшенных золотом и серебром, переплетах. В них было много интересного про давние времена, про рыцарей и прекрасных дам, драконов и коварных колдунов. А еще — много красивых стихов о любви и преданности. Эти стихи приводили мальчика в восторг не меньше, чем хитрые фехтовальные и рукопашные приемы Германа.
Так, довольно безмятежно, пролетели для наследного принца первые десять лет жизни.
В Кленовой усадьбе Мелин окреп и подрос, поздоровел и повеселел, превратился в глазастого, румяного парнишку с длинными руками и ногами. Никто из поместья не мог сказать о нем ничего плохого, потому что со всеми мальчик держал себя приветливо и дружелюбно. Он играл в снежки, салки и прочие игры с детьми прислуги и никогда не пользовался своим положением, чтоб наказать того, кто в затеях был первее его. Кроме того, принц Мелин делился со своими приятелями тем, что он получал от книг: он рассказывал дворовым мальчишкам и девчонкам о том, какие есть страны, горы и реки, что происходило в их стране в прошлые века, читал им стихи и сказки. Такие истории приходили слушать и взрослые жители Кленовой усадьбы.
Все вокруг любили кроху-лорда, а он любил тех, кто его окружал…
Как-то раз Мелин на утреннем занятии по чтению, краснея и смущаясь, вручил мастеру Леонату лист бумаги, исписанный по-детски аккуратными, круглыми буквами.
— О! — обрадовался учитель. — Стихи, ваша милость? Ваши?
— Ну, да, — ответил принц, становясь похожим на вареный бурачок. — Я вчера вечером их сочинил.
— Замечательно, — поспешил похвалить старание ученика учитель. — Ну-ка, почитаю, — Леонат спешно нацепил маленькие очки на свой крупный, мясистый нос и повел глазами по строчкам:
'Ах, милая мама, была б ты со мной,
Не плакал бы я ночью темной и злой.
Я б руки твои целовал и ласкал,
Тебе бы молитвы я все посвящал…
— Мальчик мой, это очень красиво, — довольно закивал учитель, дочитав до конца. — Много нежности и доброты — славные строки. Твоя матушка была бы счастлива, прочитав такое.
— Но она не прочитает, — вздохнул Мелин, чуть нахмурившись.
— Да-да, — с грустью в голосе согласился Леонат. — Но, ничего не поделаешь. Не печалься…
— Я и не печалюсь, — буркнул мальчик. — С чего мне печалиться? Я даже ее лица не помню, и голоса не помню. Ничего не помню, — он вздохнул и подошел к окну, замер, наблюдая за тем, как ветер стрясает золотистые листья с ивы. — А мой отец? Почему он не приезжает ко мне? Разве я обидел его чем-нибудь? — Мелин повернулся к наставнику, и тот увидел, что серо-голубые глаза мальчика вдруг блеснули влагой. — Ни разу он не навестил меня. Даже в мой день рождения… А мне бы так хотелось его увидеть. Очень-очень. Можно ли это?
Такой вопрос, надо сказать, застал мастера Леоната врасплох. Насчет того, как поступать в том случае, если принц попросить о встрече с отцом, никаких распоряжений никогда не было.
— Мальчик мой, — начал, чуть прокашлявшись, учитель, — ваш отец — король, он весь в делах и заботах о государстве. Наверное, у него просто нет времени, — и тут мастер Леонат крякнул с досадой, понимая, что сказал откровенную глупость.
За десять лет не найти времени для собственного сына? 'Ах ты, Господи, это никакой занятостью не оправдаешь', - подумал наставник.
Он погрустнел еще больше. Потому что прекрасно знал, почему король Лавр забыл-забросил своего сына. Его величество давно обзавелся новой семьей.
Лавр недолго грустил по погибшей Аманде. Ровно год он проходил в трауре, как и было положено, а потом спешно обвенчался со своей ненаглядной Корнелией. Нельзя сказать, что она была в восторге от такой скорости: ей казалось, что свадьбу они играют на могиле покойной королевы. Но это недовольство быстро прошло — его заглушили все те прелести, которые прилагались к титулу королевы и любимой супруги.
Очень скоро Корнелия родила Лавру сына — Патрика, через два года — еще одного, которого назвали Дереком. Так постепенно, погрузившись в привычные дела и заботы, видя перед глазами любимую женщину и желанных сыновей, король Лавр даже забыл, что где-то далеко есть Кленовая усадьба, а в ней живет-растет принц Мелин, его первенец и законный наследник…
Звонкий голос Мелина прервал такие мысли мастера Леоната:
— Если у отца нет времени приехать ко мне, я тогда сам поеду к нему! Я напишу стихи и подарю ему! Я нарисую для него маки в вазе! Я покажу все, чему научился. Для него я подстрелю утку! И станцую, и спою! Покажу, как Герман научил меня управляться с мечом! Да! Простите, мастер, но я побежал готовиться! — и принц сорвался с места.
— Минуту! Минуту, мальчик мой! — спохватился учитель, цепляя Мелина за рукав. — Я вас прошу — не торопитесь. Иначе у вас что-нибудь плохо получится…
На самом деле, мастер Леонат хотел, чтобы эта 'подготовка' заняла как можно больше времени. Он решил, что сперва необходимо доложить о намерениях кронпринца королю, чтобы не получилось какого-нибудь неприятного сюрприза…
— Я понял, понял, — закивал Мелин. — Я не буду торопиться. Поспешишь — людей насмешишь, а я не хочу, чтоб отец был мною недоволен.
Мальчик был очень рад. Ему казалось, что правильное решение найдено, и то, что он задумал, изменит все к лучшему. Поэтому, прыгая, словно молодой, резвый козлик, принц помчался в свою комнату: ладить перья для написания стихов, готовить кисти и краски для рисунка. По дороге в коридоре шаловливо ткнул пальцем в толстый живот мажордома, а по лестнице на второй этаж заскакал через ступеньку, напевая веселую песню.
Ах, наверное, никогда еще не был так счастлив Мелин, наследный принц королевства Лагаро.
Глава вторая
Прошла неделя, хлопотная для Мелина и других обитателей Кленовой усадьбы.
Холст с маками, нарисованными на довольно высоком для двенадцатилетнего художника уровне, уже был готов, оправлен в тонкую буковую рамку и ждал, когда его бережно завернут в чехол и погрузят в повозку. Лист со стихами, которые сочинялись три дня, принц сам аккуратно скрутил в трубочку, перевязал серебряным шнурком, а за шнурок перед самым отъездом собирался засунуть зеленую ивовую веточку — чтоб получилось красиво и необычно.
— Папе понравится, — довольно говорил он, рассматривая приготовленные подарки.
Затем он отправился примерять новый дорожный костюм и новые сапоги. Все это сшили специально к его поездке.
Мелин твердо решил отправиться к отцу. И отдал для этого все необходимые распоряжения: готовились фургоны, провиант и прочее для недельной поездки. Именно столько времени занимал путь из Кленовой усадьбы в королевский замок Синие Флаги.
Но ехать никуда не пришлось.
Стедующим утром у высокой ограды Кленовой усадьбы затрубил рожок, привратники открыли тяжелые кованые ворота, и к крыльцу на длинноногом вороном жеребце подлетел герольд в синем плаще с золотыми королевскими гербами и громко, чтоб все слышали, прокричал:
— Мне нужен лорд Мелин!
— Я тут! — спешно выбежал к всаднику мальчик.
Сердце его затрепетало при виде гербов. Он подумал, что, может быть, отец-король послал за ним, чтоб сказать 'вот я нашел время — я хочу тебя видеть — я прислал за тобой своего гонца'.
Не покидая седла, герольд развернул свиток с тяжелыми печатями на красных шнурах и торжественно зачитал приказ короля:
— Повелением государя нашего, Лавра, прозванием Свирепый, лорд Мелин, сын короля Лавра и дамы Аманды из Данна, официально лишается права наследования короны. Отныне зваться ему следует не наследником Лагаро, а просто графом Лагаронским. Отныне лорду Мелину запрещается покидать пределы Кленовой усадьбы до тех пор, пока не будет на то особого повеления его величества короля Лавра, прозванием Свирепый. Всем живущим в Кленовой усадьбе под страхом смерти велено следить за исполнением этого приказа, во всем прочем приказано преданно служить лорду Мелину, дабы не знал он ни в чем нужды и не терпел ни от кого обиды. Это воля короля! Скреплено подписью и печатью его величества!
— Боже мой, — не сдержал изумления мастер Леонат, что вышел на крыльцо, спустился по ступеням во двор и теперь стоял рядом со своим воспитанником, пока оглашали королевскую волю. — Как это? Почему это?
Мелин сделался белее снега. В его глазах застыли слезы, а зубы до крови прокусили нижнюю губу.
— Все ли слышали приказ короля? — с высоты своего вороного коня зычно спросил герольд.
Все, кто был во дворе, отозвались, хоть и хмуро, но согласно. Только юный лорд Мелин молчал, став подобным фигуре из камня.
— Все ли? — громче повторил свой вопрос герольд, в упор глядя на мальчика.
Тот вытянулся в струнку, гордо расправив свои пока еще узкие плечи и ответил, со всей возможной твердостью в голосе:
— Я слышал приказ короля!
Всадник наклонился с седла к подошедшему мастеру Герману, вручил ему свиток с приказом, отдал юному лорду честь и развернул коня обратно к воротам, которые еще не успели закрыть. Но их закрыли. После того, как герольд уехал.
— Вот, значит, как, — прошептал, закрывая полные слез глаза, Мелин, и крупные капли, потревоженные стиснутыми веками, хлынули по его белым щекам, но голос ничуть не дрогнул. — Вы врали мне. Вы все врали мне! — выкрикнул он тем, кто был сейчас во дворе. — С первых моих дней, что я здесь! Отец никогда не хотел меня видеть! Он никогда не любил меня! И моя мать! О, я же слышал ваши разговоры на кухне! Но я верить не хотел! Ты, Валлис! — обернулся он к толстому повару. — Ты ведь говорил: ходят слухи, что мой отец убил мою мать! Что он не любил ее! Отвечай, это так?!
