забирая в свои волны вместе с землей кусты и деревья. Из-за их норовистости однажды целый рыбацкий дом обрушился в поток. Хозяева спаслись, успели выскочить, но их пятилетний сын достался реке.
Поэтому на своенравную, коварную Вирку и собирались заговорщики свалить исчезновение Мелина. Это им казалось вполне правдоподобным.
— Но тело? — все сомневался доктор. — Откуда мы возьмем тело, чтоб не было сомнений?
— Это вовсе необязательно, — отвечал Герман. — Бывает так: утонул человек, а тела и не нашли. На дно, под корчи утянуло — мало ли.
— Это поставит нас под ужасный удар, — пробормотал Леонат. — Король, что бы там ни было, даст волю своему гневу, когда узнает, что мы не досмотрели маленького лорда.
— Я готов к этому, — уверенно тряхнул головой Герман. — Моя жизнь идет к закату, я много повидал, много сделал. Мне помирать не страшно. А у мальчика все впереди…
— О, вы правы, правы, — зашептал Леонат. — Мне бы хоть каплю вашей твердости, вашей отваги. Но как бы ни тряслись мои старые поджилки, а я не стану отказываться от нашего плана… Если и погибну, то с уверенностью в том, что я сделал все возможное для того, чтоб наш маленький господин жил долго и спокойно, вдали от опасных течений…
Само собой, наставники заранее сообщили Мелину о своих планах, и мальчик, пусть не сразу, а для порядка поупиравшись и посомневавшись, согласился с тем, что ему крайне необходимо исчезнуть из Кленовой усадьбы.
Поэтому, когда приехал обоз, Мелин был готов: он переоделся в крестьянскую одежду — полотняные штаны, рубаху и куртку, вязанную из толстых шерстяных ниток. На ноги надел кожаные гетры и грубые башмаки, голову укрыл капюшоном и шляпой с широкими обвисшими полями, а шею и нижнюю часть лица замотал платком. Таким нехитрым способом, еще для полноты образа сгорбив спину, превратился принц Мелин в кого-то, очень похожего на кухонного мальчишку.
Мастер Герман вывел парнишку к крестьянам-возницам, когда те разгрузились и выпили по чарке березовой настойки, которую обыкновенно подносила им ключница, и уже собирались поворачивать дышла фургонов к воротам.
— Слышьте, парни, — сказал он, — тут у нас один малец приболел, из кухонной прислуги. Кашляет, чихает да сморкается — спасу нет. Хочу его в деревню отвезти, к тетке одной, чтоб не сморкался тут, в доме. Не подвезете нас? Мы не обидим, — и показал крестьянам серебряную монетку.
Для правдоподобности Мелин старательно покашлял и посморкался и покряхтел, словно измученный многими хворями старичок.
— А это не заразно? — опасливо спросил один из возниц, почесывая плешивый затылок. — Монетка — оно, конечно, неплохо, но не хотел бы я захворать так, как этот малый. Мне болеть нельзя — мне семью кормить надо.
— Пока у него рот и нос замотаны, не заразишься, — успокоил крестьянина мастер Герман, поглаживая шею лошади.
— Ну, ладно, — кивнул другой возница, загорелый до черноты мужчина лет сорока. — От нас не убудет. Лезьте в фургон. Только смотри, парнишка, — он погрозил Мелину своим огромным и волосатым кулаком, — репу-то не разматывай, кашляй в свой платок, а не в меня, а то в репу свою хворую и схлопочешь.
— Хорошо, — пискнул мальчик, мотая на ус и 'репу', и 'схлопочешь' — эти понятия, он чувствовал, могли пригодиться в новой жизни, которую он решил начать…
Так впервые за десять лет юный лорд Мелин покинул Кленовую усадьбу. Забрался в фургон, улегся за тюки с сеном (так велел ему Герман) и даже весело хохотнул, увидав, как через пару минут закрылись за ним ворота поместья-тюрьмы.
'Все, старичок, все! Вот так просто все получилось, — с восторгом думал Мелин, не обращая внимания на тряску и жесткое днище фургона. — Теперь — не упусти момент — только и осталось!
Не собирался он жить на хуторе Полужье и изучать крестьянские премудрости.
Поэтому когда, по его мнению, фургон отъехал достаточно далеко от Кленовой усадьбы и оказался в сосновом бору, мальчик незаметно для сидящих на облучке возницы и Германа выскользнул из повозки и тут же схоронился в придорожных кустах. Обождал, пока подводы не скроются за поворотом, подхватил свою сумку с запасами, которую ему собрали наставники, и кинулся бежать по первой попавшейся тропке в глубину леса.
Несся, подпрыгивая и напевая веселую песенку. Ее он слышал как-то раз от молодого пастуха, который гнал стадо коз мимо усадьбы:
Хей-хей, веселей,
Рук-ног не жалей!
Прыгай выше и бодрей,
Но коленки не разбей!
Погода была такой прекрасной, какой бывает она каждый год в бабье лето. Сквозь поднебесные шапки сосен щедро лился теплый солнечный свет, под ногами чуть шуршала податливая рыжая хвоя, и настроение Мелина взлетало все выше, как паутинки с осенними паучками-путешественниками. Куда бежать, что будет дальше — мальчика не волновало. Исполнилась его давняя мечта: он вырвался на свободу и стал сам себе хозяином. Весь мир казался принцу его собственными владениями и ничуть не пугал.
Мелин подобрал какую-то палку и, петляя меж сосен, сшибал по пути всякие мелкие ростки. Часто, вместо того, чтоб оббежать какое-нибудь препятствие, будь то валун или муравейник, он, не сбавляя скорости, легко, как резвый олененок, перепрыгивал его и спешил дальше, весьма довольный своей прыгучестью. И напевал, и продолжал:
Прыгай-прыгай, не зевай,
Землю-матушку толкай!
Усталости не было и в помине. С каждым прыжком, с каждым вдохом, что наполнял легкие свежими запахами бора, в мальчике вскипал восторг. Мелин теперь точно знал — свобода пахнет хвоей и мхом!
Лес поредел, стали попадаться молоденькие, пушистые ельники и тонкие березки, душистые кустарники, которые тоже вполне годились для перепрыгивания. Один такой подвел принца: перемахнув через его густые ветви, Мелин поздно заметил, что за кустами — довольно крутой берег речки, и, растерявшись, оступился.
Быстро покатился вниз, взметая песок во все стороны, и врезался кому-то в место пониже спины. Этот кто-то сидел на корточках у края воды и умывался. А, получив от Мелина 'пинок', с обиженным и возмущенным воплем громко ухнул в реку. Принца, затормозившего благодаря этому столкновению, окатило шквалом довольно холодных брызг.
— Какой труп это сделал? — проревел, взвиваясь из воды, длинный, тощий парень лет шестнадцати, светлый волосами и бровями. — Ах ты, молокосос! Ну, готовься — помрешь молодым! — это он пообещал, увидав Мелина, который сидел на песке и мотал головой, чтоб быстрее прийти в себя после скоростного спуска.
Парень выбрался на берег и тут же, не обращая внимания на то, что было холодно, а он вымок до нитки, кинулся к принцу, схватил его за грудки и пару раз сильно встряхнул, как служанка перину.
— Руки! Руки прочь! — запыхтел, ярясь и выкручиваясь из вражьих рук, Мелин.
— А то что? А то что? — поинтересовался парень, передразнивая по-мальчишески тонкий голос принца. — У-гу-гу, грозный прыщ!
Конечно, он мог поиграть, подразниться с ним, как кошка с добычей: все-таки принц был младше, мельче и, соответственно, слабее. А над слабыми многие не упускают возможности поиздеваться.
— А вот что! — неожиданно для парня огрызнулся Мелин и быстро, точно ударил врага кулаком в кадык.
Долговязый хрипло квакнул, выпустил мальчика и схватился за горло. Принц, отскочив назад, не побежал — он бросил свой мешок, сжал пальцы в кулаки и поднял их к носу — получилась классическая боевая стойка. Он желал продолжить поединок и стребовать ответ за 'труп', 'прыщ', 'молокососа' и угрозы.
— Что ж ты, гад, делаешь?! — возмутился, откашлявшись, парень. — Совсем тыкву отшиб?
Мелин лишь хмыкнул и внес в его счет 'гада' и 'тыкву', а заодно пополнил свой словарный запас.
Видя, что виновник его купания в холодной воде не собирается ни признавать своей вины, ни бежать, а наоборот — имеет наглость намекать на полноценную драку, долговязый недобро ухмыльнулся:
— Ну, я тебе навешаю!
Словно молодой бычок, наклонив для атаки голову, он замахнулся по-деревенски и кинулся на Мелина, намереваясь расквасить принцу нос. Мальчик присел, пропуская зловещий кулак противника над собой, и тут же коротко и сильно ударил правой парня под дых.
Долговязый снова охнул, скривился, ломаясь пополам, и упал на колени. Мелин не удержался и замахнулся, чтоб ударить еще раз, и в голову, и очень больно, но в последний момент остановился: неожиданно увидел слезы в глазах противника.
— Вот же пакость какая! — выдохнул с обидой парень, когда отдышался. — Всегда, как получаю на орехи, в глаза слезы набегают! Вот же пакость! Спасибо мамке — любила реветь, чуть что. Это от нее, родимой…
Мелин, опустив кулаки, с недоумением смотрел на недавнего врага. Тот поднимался с земли, отряхивал с мокрых зеленых штанов налипший песок и не обнаруживал в голосе прежней враждебности. Только косился на своего победителя исподлобья, но скорее с опаской, чем со злобой.
— А ты здорово махаешься, — сказал, вытирая глаза и потекший от невольных слез нос, и протянул принцу руку. — Я Ларик, прозваньем Плакса. Тебя как звать?
Мелин довольно выразительно посмотрел на эту руку, которой новый знакомец только что вытер нос.
— Ишь ты какой. Без церемоний нельзя, да? — хмыкнул Ларик и старательно потер руку о свою заплатанную во многих местах куртку. — Ну, теперь давай дружиться. Меня можно просто звать — Ларь. А тебя как?
'Почему бы и нет? — подумал принц. — Если я буду с этим парнем, меня сложнее будет найти. Искать-то станут меня одного, а не двух мальчиков-
