подрезал ему ногу. В плюс кронпринцу шли также известия о том, как он перестроил хозяйство в родной земле Данн.
Проще говоря: слишком отличался Мелин от Патрика, и слишком — в хорошую сторону. Так что в эту морозную февральскую пору сидели лагаронцы по теплым домам и строили разные предположения: как же сложится дальше судьба злосчастного кронпринца, так необычно обретенного и так же необычно вновь потерянного. И мало было в предположениях людских недобрых пожеланий юноше…
Надо сказать, сам король Лавр оказался в числе тех, кто не верил в злые умыслы Мелина. Только подчиняясь жесткому требованию супруги, он составил указ о поимке кронпринца. Сам же долгими зимними ночами, которые стали для него мучительно бессонными, Лавр Свирепый сидел у окна, глядя в усыпанное звездами небо, и в каком-то полусознании просил высшие силы обратить к лучшему все то, что произошло, и вернуть ему сына.
— Я вижу, вижу, что ты не разделяешь моего желания наказать убийцу! — если не угрюмо молчала, то со сталью в голосе упрекала Лавра Корнелия.
— Он не убийца, — в который раз отвечал ей государь. — Он мой сын. Несчастный случай…
— О, да! — кричала королева, ударяя своими маленькими кулачками по столу. — Как же иначе?! Патрик! Мой бедный Патрик во всем виноват! А Мелин — он святой, он мученик, он пострадал больше всех!
— Именно так, — пробовал спокойно возражать Лавр. — Тильд встретил его плохо. Мелина здесь встретили не так, как мне желалось бы: наш дворец не стал ему родным домом, и все из-за Патрика! Разве ты не слышала, что говорили его же дворяне? Он постоянно задевал Мелина, а там, у конюшен, пошел против него с мечом…
— Да что мог сделать мой сын, хрупкий мальчишка, этому здоровяку, который зарабатывал на жизнь кулачными боями в Илидоле?..
Вот так и не находили меж собой согласия король и королева. И это тоже было благодатной почвой для упреков потерявшей всякий душевный покой Корнелии:
— Как наказание свалился на нас Мелин. Лишь раздор посеял он в нашей семье, лишь несчастье принес… О, неужели покойница Аманда мстит нам через своего сына?
— Молчи, молчи, — почти умолял ее Лавр.
Его ничто не волновало, кроме судьбы сбежавшего сына. Даже те вести, которые принесли ему гонцы из земли Гош: кое-что из слов Мелина о предательстве лорда Гая подтвердилось. Например, то, что у восточных границ с Лагаро собираются отряды из Бикео и Тэйт.
— Уж, наверняка, не с тем, чтоб поздравить нас с Воротеем, — говорил король своим генералам, а потом сокрушенно качал головой и бормотал себе под нос. — О, Мелин, Мелин, что ни говори, а мне тебя очень не хватает…
— Государь, вести слишком плохие, чтоб бездействовать и падать духом, — делал ему замечание один из военачальников.
Лавр Свирепый кивал, но выражение лица его не менялось, как и поведение. Потеря сразу двух сыновей будто лишила его сил и воли…
А славный парень Мелин Лагаронский пропадал.
Судьба, казалось, забыла обо всех, кто был достоен наказания, и ополчилась против него одного.
Лошадь, на которой кронпринц спешно покинул трактир 'Маковку', друга Ларика и бедную, настрадавшуюся Нину, не выдержала сумасшедшей скачки, плохой дороги и лютого холода, и через три дня пала, оставив своего седока, раненого, усталого и голодного, посреди заснеженных полей, без особой надежды добраться до жилья и уж тем более — без надежды осуществить планы касательно лорда Гая Гоша.
Следовать примеру лошади Мелин не желал. С упорством, которое делало честь его королевской крови, он набросил поверх полушубка конскую попону, поглубже надвинул на уши шапку и побрел дальше пешком, то и дело проваливаясь в снег и сгибаясь чуть ли не пополам от резких и жестоких порывов северного ветра.
У него была цель, задача, очень важная, и просто так сдаваться юноша не собирался.
— Лорд Лагаро не предаст никого, — бормотал Мелин себе под нос не особо удачную рифму, но вполне ободряющие слова.
Кое-чего его отец добился: юноша перестал чувствовать себя незначительным и пустым — в нем проснулся державный человек. Не тот, кто думает не только о себе или о небольшом круге дорогих ему людей, а тот, чьи мысли вмещают в себя заботу о целом крае, целой стране.
Он прекрасно понимал, чем угрожает Лагаро предательство лорда Гоша. И в отличие от простого человека, он дерзал думать, что имеет силы и возможность противостоять грядущей катастрофе. Как, каким образом — это совершенно не волновало юношу. Словно что-то вело его, через море испытаний, туда, куда было определено.
— Доберусь — разберусь, — сам себя убеждал молодой лорд и шел вперед, сердито хмуря брови и скрипя зубами на бушующую метель.
Только с одним резким порывом ветра прилетел и такой момент, когда силы ему изменили: ноги сами по себе согнулись в коленях, и Мелин упал в сугроб. Перевернулся на спину, вытер со щек, колючих от пробившейся бороды, снег и улыбнулся серому зимнему небу, которое начинало темнеть:
— Что ж, отдохну. Самую малость, — и смежил веки, пытаясь сделать дыхание ровным, но получалось прерывисто и хрипло, а в горле жестоко кололось и болело при каждом вдохе.
Мороз уже давно пробрался к его телу сквозь рубашку, полушубок и попону: невыносимой, острой болью отзывались ноги и руки. Но это, считал кронпринц, было хорошим знаком.
— Я еще жив, и умирать не собираюсь, — процедил сквозь зубы Мелин и поднялся. — Хватит отдыхать, парнишка.
Он осмотрелся, всё ещё надеясь увидеть сквозь надвигающиеся сумерки хоть какое-нибудь жилье или укрытие, но ничто не подпитало этой надежды. Лишь далеко впереди темнел край леса. 'Красная пуща, — предположил кронпринц, вспоминая те книжки по истории и географии Лагаро, которые он просматривал в королевском замке в Тильде. — Должно быть, это Красная пуща. А если это она, то за ней — земля Гош… Хотя я мог сбиться с пути… Что ж, лес лучше пустого поля. Там хоть хворост для костра найдется. Там я согреюсь'.
Мелин плотнее закутался в попону и побрел к лесу, бормоча себе под нос старую песенку:
Хей-хей, веселей,
Рук-ног не жалей!
Прыгай выше и бодрей,
Но коленки не разбей!
Выходило не так весело, как в детстве, и на прыжки не хватало сил, но шлось бодрее. И пуща, казалось, приближалась быстрей. Настроение Мелина приподнялось…
Однако жестокая снежная пустыня не желала с ним расставаться. На его веселую песенку она отозвалась устрашающим звериным воем.
Мелин даже остановился и почувствовал, как холод совсем иного рода противным хлыстом полоснул по спине.
— Волки!
Он вспомнил страшный рассказ Нины. Как волки охотились за ней и ее мужем.
— Волки. И только-то, — опять принялся бодрить себя юноша, продолжая топать вперед. — Всего лишь повод прибавить шагу, — и как ни болели его ступни, как ни ныла раненая грудь, он нашел в себе силы, чтоб перейти на бег.
Ноги предательски проваливались в сугробы и отказывались двигаться быстро, а звериный вой неумолимо приближался. Через пару минут Мелин остановился — не хватало дыхания.
— Ладно, ладно, — он согласно кивнул ударившему в лицо порыву ветра и опустился на одно колено. — Бежать не получается — будем воевать.
Кронпринц дернул со спины лук, из колчана — стрелу.
— Вперед зверушки — вас ждут игрушки, — прошептал юноша и приготовился держать оборону.
Первый волк не заставил себя ждать. Он выпрыгнул из-за снежной дюны и не успел ни остановиться, ни повернуть назад, как получил от Мелина добрую длинную стрелу в шею. Зверь опрокинулся, заверещал и зло вцепился клыками в древко, пытаясь его вырвать.
Обрадоваться за себя, меткого, кронпринц не успел — следом поспешали другие мохнатые и зубастые любители человечьего мяса. Сколько их выбежало из-за сугробов, юноша не мог сосчитать, но то, что это было большое число, он ни секунды не сомневался.
Стрелять пришлось быстро. Из-за этого страдала точность. А волки даже не замедлили бега. Видимо, понимали, что человек один и он им не противник.
Через мгновение пользоваться луком стало невозможно — звери подобрались слишком близко. Тогда Мелин перехватил лук, как дубинку, и сильным ударом преломил его о голову первого зверя, который на него прыгнул. Затем в ход пошли меч и кинжал.
— Ха-ха! Я вам не мышь из-под снега! — объявил юноша после нескольких красивых и успешных ударов, которые нанесли урон волчьей стае.
Огрызаясь, звери отступили. Они увидели, что добыча не желает быть добычей и отчаянно защищается. Поэтому волки отбежали на довольно безопасное расстояние, взяли Мелина в кольцо и принялись добивать и жрать своих раненых товарищей, а потом — вылизывать орошенный кровью снег.
— С-суки, — обозвал их юноша и, не опуская оружия, начал медленно двигаться к Красной пуще: быть взятым измором ему не улыбалось.
Звери не отставали — тел своих убитых им оказалось мало для насыщения, и они кружили рядом, огрызаясь и делая вид, что вот-вот снова бросятся в схватку с человеком. Мелин сдерживал их громкими криками и опасными взмахами меча. Но он сильно устал, едва держался на ногах и чувствовал, что долго так не протянет. К тому же, заметно стемнело, и теперь у волков появилось больше шансов, чтоб добраться до горла молодого человека.
— Ладно, ладно, — кронпринц кивнул, но уже не ветру, а горящим звериным глазам, которые без отрыва следили за каждым его движением. — Уж если вы меня и съедите, то подaвитесь. Это я вам обещаю.
Волки, рыча, приняли его вызов и бросились в новую атаку.
Мелин отчаянно взмахнул мечом, рассекая одну оскаленную пасть, а кинжал швырнул в другую. Оба удара достигли цели, но следующий прыгнувший в бой волк опрокинул юношу в снег и чуть было не вцепился ему в горло. Мелин спасся, прикрыв шею левой рукой — в нее и вонзились острые, длинные, звериные клыки.
Человек был повержен, и звери с голодным рычанием бросились рвать его за ноги, за руки и бока.
Еще секунда, и от наследного принца Лагаро не осталось бы ничего, даже окровавленных лохмотьев, но где-то рядом громко заржали лошади, и зычно
